Бондаренко, Михаил Маркович
| Михаил Маркович Бондаренко | |
 | |
| Таганрог, 1933 | |
|---|---|
| Место рождения: |
с. Самбек, Таганрогский округ, область Войска Донского, Российская империя[1] |
| Дети: | |
Михаи́л Ма́ркович Бондаре́нко (18 ноября 1905, с. Самбек, Область Войска Донского[1] — 19 июня 1938, Ростов-на-Дону) — советский государственный и партийный деятель, второй секретарь Таганрогского горкома ВКП(б) с 1935 по 1937 год[2].
Содержание
Биография
Родился 18 ноября 1905 года в селе Самбек Таганрогского округа, в бедной крестьянской семье. В 16 лет, после смерти отца, чтобы прокормить семью — двух младших братьев и мать, устроился разнорабочим на Таганрогский металлургический завод. Учился на вечернем рабфаке. Стал электриком, помощником сталевара. В 1924 году вступил в комсомол. В 1926 году избран секретарём заводской комсомольской организации. В 1927 году стал членом ВКП(б) и был направлен Северо-Кавказским крайкомом ВКП(б) секретарём окружкома комсомола во Владикавказ.
В 1929 году получил направление на учебу в Москву в коммунистический университет. В 1931 году вернулся в Таганрог, избран председателем завкома партии Металлургического завода.
В 1933 году новый первый секретарь Таганрогского горкома ВКП(б) С. Х. Варданиан обратил внимание на перспективного молодого работника и рекомендовал его секретарём парткома Таганрогского кожевенного завода. В 1933 году горком рекомендовал Бондаренко Михаила Марковича секретарём парткома на одно из крупнейших предприятий Таганрога — завод «Красный котельщик».
В 1934 году рекомендован и единогласно избран секретарём парткома Авиационного «номерного» завода — № 31.
В 1935 году по настоянию первого секретаря Таганрогского горкома ВКП(б) С. Х. Варданиана Михаил Бондаренко стал вторым секретарём Таганрогского горкома ВКП(б), курировал промышленность города Таганрога.
В 1930-е годы активно выступал в партийной печати как журналист.
Вскоре постановлением Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) по распоряжению первого секретаря Азово-Черноморского крайкома ВКП(б), члена ЦК ВКП(б) Б. П. Шеболдаева назначен инструктором Азово-Черноморского крайкома ВКП(б), однако по настоятельной просьбе М. М. Бондаренко Шеболдаев вернул его в Таганрог на должность второго секретаря Таганрогского горкома ВКП(б).
После ареста С. Х. Варданиана в 1936 году подал заявление новому первому секретарю Таганрогского горкома ВКП(б) Л. И. Пугачевскому с просьбой освободить его от обязанностей второго секретаря, так как считал себя не вправе исполнять обязанности второго секретаря горкома, пока не выяснится «Дело» с С. Х. Варданианом. Был переведён на хозяйственную работу, где трудился до декабря 1937 года.
6 декабря 1937 года был арестован, перевезён в Ростовскую тюрьму и по «делу Варданиана» по 58 статье приговорён к высшей мере наказания — расстрелу.
Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР решением от 12 декабря 1956 года за № 4н-021388/56 пересмотрела дело по обвинению Бондаренко Михаила Марковича.
Приговор Военной Коллегии от 19 июня 1938 года в отношении Бондаренко М. М. по вновь открывшимся обстоятельствам отменен и дело за отсутствием состава преступления прекращено.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ СУДЕБНОГО СОСТАВА ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР ПОЛКОВНИК ЮСТИЦИИ. (А. КОСТРОМИН)
БОНДАРЕНКО М. М. реабилитирован посмертно.
В 1957 году Таганрогский горком ВКП(б) (КПСС) по заявлению сына И. М. Бондаренко восстановил в рядах КПСС Бондаренко Михаила Марковича посмертно.
Семья
- Бондаренко, Игорь Михайлович (1927—2014) — сын, русский советский писатель.
Память
- 31 мая 2015 года на фасаде дома по адресу Петровская, 37 в рамках проекта «Последний адрес» был открыт информационный знак в память о том, что в этом доме до 6 декабря 1937 года вместе со своей семьёй проживал Михаил Маркович Бондаренко, и именно этот дом стал для него «последним адресом» в жизни[3][4]. В открытии участвовали основатель проекта «Последний адрес» Сергей Пархоменко[5], депутат областной думы Олег Кобяков[5], председатель Совета регионального отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Александр Кожин[6], жители окрестных домов и многочисленные журналисты.
Источники
- ↑ 1 2 Ныне — Неклиновский район, Ростовская область, Россия.
- ↑ Ревенко Л. В. Бондаренко Михаил Маркович / Энциклопедия Таганрога. — Таганрог: Антон, 1998. — С. 198. — ISBN 5-88040-017-4.
- ↑ Собств. инф. [www.poslednyadres.ru/news/news58.htm Таганрог, ул. Петровская, 37] // www.poslednyadres.ru. — 2015. — 31 мая.
- ↑ Демидов А. [www.ruffnews.ru/taganrog/Taganrog-stal-tretim-posle-stolits-gorodom-proekta-Posledniy-adres_6048 Таганрог стал третьим городом проекта «Последний адрес»] // www.ruffnews.ru. — 2015. — 31 мая.
- ↑ 1 2 Собств. инф. [www.poslednyadres.ru/pictures/Tag_Petrovskaya37 Вот так это было в Таганроге] // www.poslednyadres.ru. — 2015. — 31 мая.
- ↑ Бакунин Г. [www.svoboda.org/content/article/27046307.html Проект «Последний адрес»: в Таганроге открыта первая мемориальная табличка] // Радио Свобода. — 2015. — 1 июня.
Напишите отзыв о статье "Бондаренко, Михаил Маркович"
Отрывок, характеризующий Бондаренко, Михаил Маркович
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
