Бондарь, Георгий Герасимович

Бондарь, Георгий Герасимович
Дата рождения	30 августа 1910(1910-08-30)
Место рождения	с. Лучинец,Мурованокуриловецкий район,Винницкая область,Украина
Дата смерти	3 апреля 1945(1945-04-03) (34 года)
Место смерти	Польша
Род войск	артиллерист
Годы службы	1934—1945
Командовал	минометным взводом
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Бондарь, Георгий Герасимович — командир миномётного взвода 957-го стрелкового полка (309-я стрелковая дивизия, 40-я армия, Воронежский фронт), младший лейтенант, Герой Советского Союза.Георгий Герасимович родился 30 августа 1910 года в селе Громовка, ныне Лучинец Винницкой области (Украина), в крестьянской семье.

В 1914 году семья переехала на Дальний Восток и поселилась в селе Николаевка, Смидовичского района Еврейской автономной области.

В 1933 г. после окончания Благовещенского строительного техникума был призван в ряды Советской Армии. Служил на Дальнем Востоке. После демобилизации (1936) работал на стройках г. Хабаровска техником, начальником участка: возводил жилые дома, школы, больницы, магазины.

В 1942 году Хабаровским горвоенкоматом призван в армию.

В 1943 году окончил Хабаровское военное пулемётно-миномётное училище и направлен в действующую армию, в 309-ю стрелковую дивизию.

Командир миномётного взвода 957-го стрелкового полка (309-я стрелковая дивизия, 40-я армия, Воронежский фронт), младший лейтенант.

В период с 24 по 28 января 1943 года немецким войскам удалось окружить соединения 38-й армии – 17-й гвардейский стрелковый корпус и две дивизии 21-го стрелкового корпуса, в том числе и 309-ю стрелковую дивизию. Однако уже к рассвету 29 января, действуя по разработанному командованием армии плану, эти соединения прорвали кольцо окружения в районе села Скитка (Липовецкий район Винницкой области) и заняли оборону на указанных рубежах. Главную роль в этом прорыве сыграли войска 68-й гвардейской и 309-й стрелковой дивизии.

За отличие в этой операции Г. Г. Бондарь был награждён орденом Александра Невского.

Отличился Георгий Герасимович при форсировании Днепра и в боях на плацдарме.

В ночь на 25 сентября 1943 года со своим миномётным взводом на подручных средствах (лодках и самодельных плотах) под огнём противника форсировал Днепр в районе села Балыко-Щучинка и вместе с пехотными подразделениями захватил плацдарм. Противник пытался сбросить бойцов с плацдарма. Младший лейтенант Бондарь огнём своих миномётов 25 сентября отразил три атаки врага, уничтожил 35 гитлеровских солдат и офицеров. Дважды поднимал бойцов своего взвода в контратаки, личным оружием уничтожил одного офицера и двух солдат противника. Во второй контратаке достиг высоты 166,9, где был ранен, но не оставил поля боя до подхода основных сил полка.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 октября 1943 года за мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и в боях на плацдарме, младшему лейтенанту Бондарю Георгию Герасимовичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 2153).

С 4 марта по 17 апреля 1944 года в составе 1-й гвардейской армии принимал участие в Проскуровско-Черновицкой операции.

В составе 13-й армии участвовал в Львовско-Сандомирской наступательной операции (13 июля - 29 августа 1944 года).

Перед форсированием Вислы 309-й стрелковой дивизии по личному приказанию командира дивизии полковника Б. Д. Лева Г. Г. Бондарь переправился с группой разведчиков ночью на западный берег Вислы, по вспышкам засёк места расположения вражеских артиллерийских, миномётных и пулемётных огневых точек, нанёс их на схему и переслал её с одним из своих бойцов в штаб. Утром, когда подразделения дивизии начали форсирование, Бондарь, укрывшись в полуразрушенном сарае, находившемся в двухстах метрах от переднего края гитлеровцев, больше часа корректировал огонь миномётных батарей, обеспечив успех высадки.

Вплоть до конца 1944 года участвовал в боях по удержанию и расширению Сандомирского плацдарма.

В декабре 1944 года командиром полка майором М. П. Каснером Герою Советского Союза Г. Г. Бондарю был предоставлен краткосрочный отпуск для поездки на родину. Встретив новый 1945 год в кругу семьи, Г. Г. Бондарь вернулся на фронт.

В феврале 1945 года участвовал в Нижнесилезской наступательной операции (8-24 февраля). К 24 февраля войска армии вышли к реке Нейсе на границе с Германией.

В дальнейшем Г. Г. Бондарь участвовал в боях по уничтожению окружённой группировки противника в Бреслау.

3 апреля 1945 года, выполняя задание по разминированию виадука, по которому советские танки должны были прорываться в Бреслау, командир миномётной роты 959-го стрелкового полка старший лейтенант Г. Г. Бондарь погиб. Был похоронен на офицерском кладбище в Бреслау, позже перезахоронен на Кутузовском мемориальном воинском кладбище в Бунцлау (Болеславец) Нижнесилезского (Дольношлёнского) воеводства, Польша.

Его имя присвоено школе и улице в Хабаровске (на одном из домов которой установлена мемориальная доска), а также пионерскому отряду Лучинецкой средней школы.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=13112 Бондарь, Георгий Герасимович]. Сайт «Герои Страны».

• [farm4.static.flickr.com/3431/3380576718_7c1dde92ca_b.jpg Памятник в Польше, Park Cytadela, Poznań].
• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Отрывок, характеризующий Бондарь, Георгий Герасимович

– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.