Бонини, Массимо

Массимо Бонини
Общая информация
Родился	Сан-Марино, Сан-Марино
Гражданство	Сан-Марино Италия
Рост	178 см
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1973—1977	Ювенес-Догана
Клубная карьера*
1977—1978	Беллариа	33 (0)
1978—1979	Форли	23 (1)
1979—1981	Чезена	60 (5)
1981—1988	Ювентус	192 (5)
1988—1992	Болонья	96 (4)
1994	Ювенес-Догана
1995	Сан-Марино
1995—1997	Ювенес-Догана
Национальная сборная**
1980—1983	Италия (до 21)	9 (0)
1989	Сан-Марино (до 21)	2 (0)
1990—1995	Сан-Марино	19 (0)
Тренерская карьера
1996—1998	Сан-Марино
1998—2000	Чезена-мол.
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ма́ссимо Бони́ни (итал. Massimo Bonini; 13 октября 1959, Сан-Марино) — сан-маринский футболист, опорный полузащитник. Лучший футболист в истории сан-маринского футбола.

Карьера

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Клубная

Массимо Бонини начал играть в молодёжной команде «Ювенес-Догана» из Сан-Марино. В 18 лет он переезжает в Италию, чтобы выступать за клуб серии D «Беллариа-Иджиа-Марино». Проведя за клуб 33 матча, Бонини переходит в клуб серии С «Форли» из одноимённого городка. По окончании сезона его замечают в «Чезене», которая тогда играла в серии B, куда Бонини уходит в 1979 году. Сезон 1979/80 «Чезена» закончила хорошо, она вышла в серию А, где уже на следующий год про Бонини узнала вся Италия, футболиста отличала неуступчивость в единоборствах, физическая сила и хорошая скорость. Все эти качества не укрылись от «Ювентуса», который искал замену ветерану Джузеппе Фурино, и летом 1981 года Бонини стал игроком Старой синьоры.

Бонини дебютировал в «Ювентусе» 13 сентября 1981 года в матче против его бывшей команды, «Чезены», а ещё через 3 дня он уже играл против шотландского «Селтика» в матче на Кубок чемпионов. В конце сезона «Ювентус» взял 20-е скудетто, а Бонини стал твёрдым игроком основы клуба. Через год «Юве» приобрёл Мишеля Платини, а целью Бонини стал перехват мячей и передача их на француза. В конце сезона «Ювентус» занял второе место и выиграл Кубок Италии, а также дошёл до финала Кубка чемпионов. В тот год Бонини выиграл Трофей Браво для футболистов моложе 24 лет. Многие считают, что исключительная голевая плодовитость Платини связана с тем, что всю оборонительную работу полузащиты взял на себя Бонини.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) В «Ювентусе» Бонини выиграл футбольных трофеев больше, чем любой из его соотечественников, он стал трижды чемпионом Италии, обладателем Кубка Италии, Кубка Кубков, Суперкубка УЕФА, Кубка чемпионов и Межконтинентального Кубка, победа в последнем турнире позволила стать Бонини единственным из сан-маринских спортсменов (вместе с мотогонщиком Мануэлем Поджали), который выиграл официальное мировое соревнование.

В октябре 1988 года, после 296 матчей за «Юве» (192 в серии А), Бонини уходит в «Болонью», которая только вернулась в серию А. Вклад игрока стал решающим для сохранения прописки «Болоньи» в высшем итальянском дивизионе, а в следующем, для завоевания места, дающего возможность играть в Кубка УЕФА. Всего за «Болонью» Бонини провёл за 4 сезона 112 игр и забил 5 мячей.

В сборной

Бонини впервые надел футболку не своей родной страны, а Италии, где он выступал за молодёжку, так как федерация футбола Сан-Марино не признавалась официально в УЕФА, а сама УЕФА считала сан-маринских игроков итальянскими. Бонини мог выступать за Италию, лишь навсегда отказавшись от сан-маринского гражданства, чего футболист не хотел и таким образом так и не сыграл за первую сборную Италии. В 1990 году УЕФА всё же официально признал федерацию футбола Сан-Марино и Бонини смог играть за свою страну, проведя 19 матчей, часть которых он сыграл уже окончив клубную карьеру.

В 2004 году, на юбилее УЕФА, федерации футбола Сан-Марино было предложено выбрать самого лучшего футболиста за последние 50 лет в Сан-Марино. Выбор федерации пал на Массимо Бонини, ставшего таким образом одним из «Золотых игроков» УЕФА.

Достижения

• Чемпион Италии (3): 1981/82, 1983/84, 1985/86
• Обладатель Кубка Италии (1): 1982/83
• Обладатель Кубка Кубков (1): 1984
• Обладатель Суперкубка УЕФА (1): 1984
• Обладатель Кубка Чемпионов (1): 1985
• Обладатель Межконтинентального кубка (1): 1985

Ссылки

• [www.national-football-teams.com/player/17526.html Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)
• [worldfootball.net/player_summary/massimo-bonini Профиль на сайте worldfootball.net] (англ.)
• [eu-football.info/_player.php?id=2268 Профиль на сайте eu-football.info] (англ.)
• [www.transfermarkt.com/-/profil/spieler/126265 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)

Отрывок, характеризующий Бонини, Массимо

Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.