Бонту, Поль Эжен
| Поль Эжен Бонту | |
| фр. Paul Eugène Bontoux | |
 Поль Эжен Бонту (начало XX века) | |
| Род деятельности: |
инженер, предприниматель, финансист |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Награды и премии: |
|
Поль Эжен Бонту (фр. Paul Eugène Bontoux) — французский инженер-железнодорожник, предприниматель и финансист; главный деятель «Union générale» в Париже[1].
Биография
Поль Эжен Бонту родился 9 декабря 1824 года в городке Амбрён.
Посещал Политехническое училище столицы, а затем поступил на службу в управление железнодорожных дорог. В качестве знатока железнодорожного транспорта он был вскоре приглашен в Австрию, где его почти сразу поставили во главе управления Южных дорог (Südbahn)[2].
Уже во Франции Бонту предпринимал различные спекуляции, в которых то приобретал большие деньги, то опять терял всё; теперь же на новом высоком посту он стал в очень близкие отношения к дому Ротшильдов и воспользовался этим для разных афер. Так, он выстроил железнодорожную линию Гатван — Мискольч в Венгрии, основал шелкопрядильню Саградо в Герце, приобрел шиферные копи Мариенталь близ Пресбурга и учредил в 1875 году Градскую фабрику железных изделий при Южной дороге. Во многом его стараниями из Австрии был организован масштабный вывоз древесины во Францию[2].
Когда барон Гирш начал постройку восточных железных дорог, Бонту вступил с ним в союз. Во время кризиса 1873 года Поль Эжен Бонту потерял большую часть своего состояния и тогда же разошелся с Ротшильдом[2].
В 1880 году он был избран президентом парижского банкирского дома «Union générale», устроенного с легитимистически-клерикальными целями, и сумел в самое короткое время поднять курс акций с 125 франков до баснословной цифры 3200 франков. В то же время он вступил в сношения с заправилами австрийского Laender-банка и вместе с ними приобрел Вуштаградские каменноугольные копи и взял одну концессию от венгерского правительства на постройку железнодорожной линии Будапешт — Землин, а другую от сербского правительства на постройку линии Белград — Ниш. Но уже к началу 1882 году последовало падение банка Бонту и 2 февраля 1882 года он был объявлен банкротом[3]. Слишком рискованные операции не удались, «Union générale» лопнула, и против него и других членов правления этого банка было возбуждено уголовное дело. Бонту был приговорён к 5-ти годам тюремного заключения и и штрафу в 3000 франков[3], но сумел бежать из Франции[2].
За границей в 1888 году им был написан труд «L’Union generale», в котором Бонту постарался объяснить и оправдать свою деятельность[1]. Согласно Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона, Бонту постарался представить гибель банка как отдельный эпизод той ожесточенной завоевательной политики, которую еврейство, по его словам, ведет против конкурирующих финансовых структур уже очень давно. Пострадавшие от краха банка, духовенство и клерикалы, бывшие главными акционерами банка, восприняли книгу буквально, что впоследствии весьма способствовало усилению антисемитизма во Франции[3].
Поль Эжен Бонту умер в 1904 году в городе Канны[1].
Напишите отзыв о статье "Бонту, Поль Эжен"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Бонту // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
- ↑ 1 2 3 4 Бонту, Эжень // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 3 Л. Ш. Бонту, Евгений // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
Литература
- Л. Ш. Бонту, Евгений // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
- Бонту, Эжень // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Grande Encyclopédie, т. VII, 359;
- Ε. Bontoux, L’Union Générale (1888).
Отрывок, характеризующий Бонту, Поль Эжен
– Ничего то не умеют, все перепутают.Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
