Бонтьес ван Бек, Като

Като Бонтьес ван Бек
Cato Bontjes van Beek
Като Бонтьес ван Бек
Имя при рождении:	Като Бонтьес ван Бек
Род деятельности:	член движения Сопротивления во время Второй мировой войны
Дата рождения:	14 ноября 1920(1920-11-14)
Место рождения:	Бремен, Веймарская республика
Гражданство:	Германия
Дата смерти:	5 августа 1943(1943-08-05) (22 года)
Место смерти:	тюрьма Плётцензее, Берлин, Третий рейх
Отец:	Ян Бонтьес ван Бек
Мать:	Олга Брелинг
Разное:	антифашистка, член «Красной капеллы»

Като Бонтъес ван Бек (нем. Cato Bontjes van Beek; 14 ноября 1920 года, Бремен, Германия — 5 августа 1943 года, Берлин, Германия) —антифашистка, член движения Сопротивления во время Второй мировой войны, член организации «Красная капелла».

Биография

Като Бонтьес ван Бек родилась 14 ноября 1920 года в Бремене, в Германии. Она была старшим ребёнком из троих детей в семье художника-керамиста Яна Бонтьес ван Бека и танцовщицы и художницы Олги Брелинг. Детство и юность Като провела в Ворпсведе-Фишерхуде в колонии художников под Бременом. Политические взгляды родителей были однозначно антифашистскми. Подобных же взглядов придерживались, бывшие частыми гостями в их доме, дядя Като Отто Модерзон и родственники Ульрих и Кристиан Модерзоны.

С 1929 по 1933 год Като училась в немецкой школе в Амстердаме в Нидерландах. Она выучила голландский и английский языки и позже провела восемь месяцев в Уинчкьюмбе в графстве Глостершир в Англии. Като была страстной авиапланеристкой. Она отказалась вступать в Союз немецких девушек — гитлерюгенд для девочек.

Брат Като Тим в бременском районе Фегезак подружился с солдатом, служившим здесь в 1939 году в зенитных войсках. Им был будущий канцлер Германии Гельмут Шмидт. Тим познакомил друга с сестрой. Когда Шмидт приехал в Берлин и поступил в военное училище, он прервал свою дружбу с семьей Бонтьес ван Бек.

В 1940 году Като и её сестра Митье поселились у отца в Берлине, который переехал сюда ещё в 1933 году. В его доме они нашли друзей — противников нацистского режима. Като также стала осваивать гончарное ремесло и роспись по керамике. Обе сестры не скрывали своего отношения к режиму, из-за чего чуть было не попали в гестапо. Тогда отец, никогда не бывший членом партии, сказал им: «Дети, никто не может плыть против течения», на что Като ответила: «А мы можем!»

Сестры начали с оказания помощи военнопленным французам. Сильно рискуя, они приходили на Лертский вокзал в Берлине, где передавали военнопленным сигареты, спички, мыло и даже письма.

В движение Сопротивления Като и Митье вступили в Бремене. До этого осенью 1941 года в доме своего отца они познакомились с членом берлинской ячейки организации «Красная капелла» Либертас Шульце-Бойзен. После распада этой организации сёстры принимали участие в акциях, организованных другом Като, поэтом Хайнцем Штреловом. Вместе они печатали и распространяли нелегальные издания и листовки с призывами к борьбе и сопротивлению нацистам.

Арест и казнь

Като и её отец были арестованы гестапо 20 сентября 1942 года в Берлине в принадлежавшим им магазине керамики. Позже отца из-за отсутствия доказательств отпустили. 18 января 1943 года Имперский военный трибунал в Берлине приговорил её к высшей мере наказания за «подстрекательство к государственной измене». После отказа в прошении о помиловании Като Бонтьес ван Бек вместе с 15 другими осужденными была казнена 5 августа 1943 года в тюрьме Плёцензее в Берлине через отсечение головы. После приведения смертного приговора тело Като было предоставлено тюремной администрацией директору Анатомического института Герману Штиве с целью изъятия из него органов.

Память

Мать Като Олга Брелинг в течение последующих двенадцати лет добивалась от правительства земли Нижняя Саксония реабилитации дочери и Като была признана жертвой нацистского режима. Её сестре Митье удалось избежать ареста, несмотря на её участие в движении Сопротивления. С 2008 года она проживает в Фишерхуде.

Гимназия в Ахиме — городке неподалеку от Бремена — с 1991 года носит имя Като Бонтьес ван Бек. В Фишерхуде в честь неё названа площадь — Като Бонтьес ван Бек Плац. В Лейпциге и Мельдорфе её именем названы улицы. В 2004 году в Берлине построен культурный центр имени Като Бонтьес ван Бек, на открытии которого Герман Винке читал отрывки из её биографии. Перед домом на Кайзерсдам, 22 в Шарлоттенбурге, который был последним адресом, где жила Като до ареста, установлен мемориальный камень.

Документальные фильмы

• «Като. Недолгая жизнь в Сопротивлении» (Cato — Ein kurzes Leben im Widerstand), режиссёр Дагмара Брендеке, 2008
• «Като, как прежде, здесь» (Cato ist immer noch hier), автор сценария и режиссёр Дагмара Брендеке, 2009
• «Като» (CATO), режиссёры Дагмара Брендеке и Вальтер Брун, 2010

Литература

• Hermann Vinke: Cato Bontjes van Beek. 'Ich habe nicht um mein Leben gebettelt'. Ein Porträt («Я не молю за свою жизнь»; Образ). Zürich, Hamburg 2003: Arche. ISBN 3-7160-2313-2
• Heidelore Kluge: Cato Bontjes van beek. 'Ich will nur eins sein und das ist ein Mensch'. (Я только хочу одного — и это Человечность.) Stuttgart 1995: Urachhaus. ISBN 3-8251-7003-9
• Manfred Flügge: «Meine Sehnsucht ist das Leben». Eine Geschichte aus dem deutschen Widerstand. Dokumentar-Roman. 1. Aufl., Aufbau-Taschenbuch-Verlag, Berlin 1998, ISBN 3-7466-1334-5.
• Gert Rosiejka: Die Rote Kapelle. «Landesverrat» als antifaschistischer Widerstand. 1. Aufl., Ergebnisse-Verlag, Hamburg 1986, ISBN 3-925622-16-0. (Mit einer Einführung von Heinrich Scheel)

Ссылки

• [d-nb.info/gnd/119171996 Като Бонтйес ван Беек в каталоге Немецкой национальной библиотеки]
• [www.washausen.de/fischerhude/deutsch/fku62cc.htm Биографический очерк]
• [www.washausen.de/fischerhude/deutsch/shc48.htm Сайт о колонии художников, в которой выросла Като Бонтйес ван Беек]
• Гельмут Шмидт: [zeit.de/2003/23/P-Cato Книга Германа Винке о жизни и смерти борца сопротивления Като Бонтйес ван Беек.] В: Die Zeit, №. 23/2003, стр. 47, рецензия
• [www.haus-cato-bontjes-van-beek.de/ Дом Като Бонтйес ван Беек] в Берлин-Лихтенраде
• [www.gymnasium-achim.de/cato.php?navi=no Биография] Като Бонтйес ван Беек на сайте гимназии в Ахиме

Отрывок, характеризующий Бонтьес ван Бек, Като

– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.