Бораны (народ)

Бораны (также ворады) — варварский народ, проживавший в III веке в Приазовье и на северных берегах Чёрного моря. Получили известность в связи с морскими набегами на римские владения в годы Скифской войны. Этническая принадлежность боранов не установлена.

Источники по боранам

Бораны известны по упоминанию только в 2 источниках: 4 раза в «Новой истории» Зосимы (кн. 1) и два раза как ворады в «Каноническом послании» Григория Чудотворца. В обоих источниках речь идёт о морских набегах боранов совместно с готами в 250—260-х годах на римские владения в Малой Азии (см. статью Скифская война III века).

Григорий Чудотворец, современник и очевидец разрушительных набегов варваров на провинцию Понт, везде именует их варвары, но в одном предложении идентифицировал их: «Таким образом, поелику ворады и готфы поступали с ними вражески, то они для других соделались ворадами и готфами.»

Зосима упомянул в 1-й раз боранов в списке племён (готы, бораны, уругунды и карпы), которые грабили придунайскую провинцию Европа (примыкает к Чёрному морю) при императоре Галле (251—253 гг.). Второй раз Зосима назвал боранов, сообщая о проживании вышеупомянутых племён на Истре (Дунае). Затем Зосима описал морской набег при императоре Валериане около 256 года, в котором участвовали одни только бораны. Они заставили жителей Боспора перевезти их на кораблях вдоль восточного побережья Чёрного моря к Питиунту (совр. Пицунда), где были разбиты и едва вырвались на захваченных у местных жителей судах. В более удачном повторном набеге «скифы» (как обычно называет боранов Зосима) разграбили Питиунт и Трапезунт (Трабзон в совр. Турции). Далее Зосима не употребляет этнонима бораны.

Этническая принадлежность

Этническая принадлежность боранов вызывает споры. Исследователи относили их к приазовским сармато-аланским племенам, восточным и западным германцам и даже праславянам.

Последнее предположение о праславянской принадлежности боранов А. М. Ременникова основывается на фонетическом сходстве (по его мнению) имён готских вождей Респы [Respa], Ведука [Veduco] и Тарвара [Tharuaroque] с древнеславянскими именами. Предположение Ременникова было подвергнуто критике историками Е. Ч. Скржинской и Ю. К. Колосовской как произвольное и не имеющее убедительных аргументов.

Восточногерманская версия поддерживается главным образом упоминанием боранов совместно с готами. Требеллий Поллион приводит отдельные имена готских племён: грутунги (гревтунги), австроготы (вероятно будущие остготы), тервинги, визы (вероятно будущие везеготы). Бораны могли быть одним из германских племён, которые наряду с готами, герулами и гепидами появились в Причерноморском регионе в начале III века, однако из-за отсутствия данных утверждение остаётся этнографической гипотезой.

Сармато-аланская версия имеет чисто географический характер, так как если предположить, что бораны не пришли с готами в Причерноморье из Германии, то местные варварские племена в регионе в эту эпоху представляли собой преимущественно сарматов. Слабость версии заключается в том факте, что за все предшествующие века до прихода германцев (и после их ухода до появления русов) варварские народы в тех местах обитания вели преимущественно кочевой образ жизни и не совершали морских набегов в бассейне Чёрного моря.

Отрывок, характеризующий Бораны (народ)

Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.