Боратинка

Боратинка (боратынчик) — название медных солидов (шиллингов, шелягов) Речи Посполитой, чеканившихся в 1659—1668 годах на монетных дворах Польши и Великого княжества Литовского.

Это кредитная монета Речи Посполитой, реальная стоимость которой составляла только около 15 % номинальной. Её выпуск был обусловлен тяжелым положением, в которое попала страна в годы войны со Швецией и Россией, и настоятельной необходимостью расплатиться с наемными войсками.

История

См. также: Тымф

В 1658 году итальянский учёный Тит Ливий Боратини (Бураттини) взял в аренду государственный монетный двор и на протяжении десятилетия с согласия Сейма чеканил медные солиды (шеляги) по курсу биллонного солида, то есть приравненные к 1/3 серебряного гроша, но имевшие гораздо меньшую реальную стоимость: фунт меди (2 гривны) стоил 15 грошей, или 45 солидов, но из него чеканили 300 солидов). Из этих 300 монет 171 штука шла в казну, 45 — на оплату сырья, а 84 — на производственные расходы, жалованье монетчикам и в доход арендатора монетного двора.

Новые солиды весили около 1,35 г и имели диаметр 16 мм. Полагают, что на внешний вид солида большое влияние оказала шотландская монета в 2 пенни («торнер»), которая появилась на рынке речи Посполитой в 40-е годы XVII века вместе с эмигрантами-шотландцами.

На аверсе боратинок был изображен портрет короля и великого князя Яна Казимира и инициалы (в зависимости от монетного двора): TLB (Тит Ливий Боратини) или GFH (Георг Фридрих Горн). По изображению на реверсе различают коронные (польские) и литовские боратинки.

Отсутствие должного контроля за чеканкой монет привело к значительному разбросу их качества. Порой фальшивые солиды оказывались лучшего качества, чем подлинные, так что рынок фактически признал их равноправным партнером государственной монеты.

Выпуск кредитных денег помог решить насущные проблемы. Однако чрезмерный выпуск боратинок (всего вместе с фальшивыми монетами было выпущено, как полагают, более 1 миллиарда монет!), наряду с выпуском серебряных кредитных денег — злотых с номинальной стоимостью 30 грошей, но содержанием серебра только на 12 (которые получили название «тымф»), привел к полному расстройству денежного обращения Речи Посполитой.

В то же время вследствие нехватки разменной монеты боратинки продолжали находиться в обращении вплоть до второй половины XVIII века и были официально изъяты из обращения во время денежной реформы Станислава Августа Понятовского. Согласно монетной ординации от 10 февраля 1766 года, «боратинки» подлежали изъятию из обращения и выкупались за 75 % от их номинальной стоимости.

Источники

• В. Н. Рябцевич. Нумизматика Беларуси. — Мн.: Полымя. 1995 ISBN 5-345-00737-3

Отрывок, характеризующий Боратинка

– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…