Бордзиловский, Витольд Янович
Поделись знанием:
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
| Витольд Бордзиловский | |
| Имя при рождении: |
Витольд Янович Бордзиловский |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Профессия: |
режиссёр-мультипликатор, |
| Карьера: | |
| Направление: | |
| Аниматор.ру: |
[www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=1017 ID 1017] |
Вито́льд Я́нович Бордзило́вский (16 декабря 1918 года — 23 апреля 1979 года) — советский режиссёр-мультипликатор и художник-постановщик мультфильмов.
Работал в рисованной анимации, также был художником детских диафильмов.
Биография
Учился в Азербайджанском художественном училище, которое закончил в 1938 году. После учёбы работал художником-оформителем. Участвовал в Великой Отечественной войне. После войны поступил во ВГИК, на художественный факультет, где учился с 1948 по 1954 годы.
В «Союзмультфильме» начал работать в 1954 году. Сначала работал художником-постановщиком, а с 1966 года — режиссёром.
Награды
- «Мешок яблок» — Международный Фестиваль сказочных фильмов в Оденсе (Дания), 1975 — приз «Серебряная русалочка».
Фильмография
- Ворона и Лисица, Кукушка и Петух (1953) — художник-постановщик
- Ореховый прутик (1955) — художник-постановщик
- Девочка в джунглях (1956) — художник-постановщик
- Миллион в мешке (1956) — художник-постановщик
- Сказ о Чапаеве (1958) — художник-постановщик
- Али-баба и сорок разбойников (1959) — художник-постановщик
- Тринадцатый рейс (1960) — художник-постановщик
- Дорогая копейка (1961) — художник-постановщик
- Небесная история (1962) — режиссёр, художник-постановщик
- Миллионер (1963, в сборнике «Большой фитиль») — режиссёр, художник-постановщик
- Кто виноват? (1964) — режиссёр, художник-постановщик
- Светлячок № 5 (1964) — режиссёр, художник-постановщик
- Гордый кораблик (1966) — режиссёр, сценарист
- Орлёнок (1969) — режиссёр
- Совесть заела (1969, «Фитиль» № 90) — режиссёр, художник-постановщик
- Самый главный (1970) — режиссёр
- Чужие следы (1971) — режиссёр
- Утёнок, который не умел играть в футбол (1972) — режиссёр
- Как это случилось (1973) — режиссёр, художник-постановщик
- Мешок яблок (1974) — режиссёр
- Легенда о старом маяке (1976) — режиссёр
- Дед Мороз и серый волк (1978) — режиссёр
- Как утёнок-музыкант стал футболистом (1978) — режиссёр
Диафильмы
- Селике, Янош и его друзья (1955)
- Ткач Ганеша (1955)
- Дамдин музыкант (1956)
- Сказка о рыбаке и рыбке (1956 и 1969)
- Приключения Мюнхаузена (1957)
- Мюнхаузен верхом на ядре (1958)
- Сосруко - сын камня (1958)
- Перекати-поле (1962)
- Вересковый мёд (1963)
- Конёк-Горбунок (1966)
- Приключения капитана Врунгеля (1967)
- Как Робин Гуд нанялся в корабельщики (1970)
- Сказание о невидимом граде Китеже (1971)
- Замарашка (1972)
- Песнь о вещем Олеге (1973)
- Золотой волос (1973)
- Деревянный конь (1974)
- Три апельсина (1975)
- Предание о славном казаке покорителе Сибири Ермаке Тимофеевиче (1976)
- Сампо-Лопарёнок (1977)
- Ананси и волшебный фонтан (1978)
- Козета (1979)
Напишите отзыв о статье "Бордзиловский, Витольд Янович"
Литература
- Энциклопедия отечественной мультипликации / сост. Капков С. В. — М.: Алгоритм, 2006. — 838 с. — ISBN 5-9265-0319-4. с.120.
- КИНО: Энциклопедический словарь, М. Советская энциклопедия, 1987, с.54.
Ссылки
- Vitold Bordzilovsky (1916–1979) (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=1017 Витольд Бордзиловский на Аниматор.ру]
- [db-diaf.url.ph/view-3.php?pipl=87&lang=ru Витольд Бордзиловский в базе диафильмов]
|
Это заготовка статьи о мультфильме, мультипликаторе или мультипликации. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Бордзиловский, Витольд Янович
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
