Борель, Франц Францевич

Франц (Фредерик) Францевич Борель, барон Паленцский (1775 — 1832) — российский дипломат французского происхождения, первый полномочный посол Российской империи в Рио-де-Жанейро и в Латинской Америке в целом.

Франц Борель и Лангсдорф, российский генконсул в Рио-де-Жанейро с 1812 по 1831 годы, положили начало российско-бразильским отношениям. Борель приехал в Бразилию в 1811 году. Переезд был связан с переездом португальской королевской семьи из Лиссабона, которому угрожали наполеоновские войска. В 1811 году официальное консульство Российской империи в Португалии также переместилось в Бразилию. После того как Российская империя официально признало существование независимой Бразильской империи, консульство официально стало посольством. После возвращения монархов в Португалию, вслед за ними уехал и Борель.

За свои заслуги в дипломатии, грамотой португальского короля Жуана 13 мая 1824 года, статскому советнику Российской империи в Лиссабоне Францу Борелю было дарован баронский титул королевства Португальского под названием «барон Паленцский». Действие титула распространялось на три поколения потомства барона.

Ссылки

• [www.baronss.ru/publ/1-1-0-324]

Отрывок, характеризующий Борель, Франц Францевич

Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.