Борисенко, Василий Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Васи́лий Васи́льевич Борисе́нко
белор. Васі́ль Васі́левіч Барысе́нка
Место рождения:

Борисов (город),
Минская губерния,
Российская империя

Научная сфера:

литературовед-белорусист, педагог

Место работы:

Минский педагогический институт имени М. Горького
АН БССР

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

БелГУ имени В. И. Ленина

Награды и премии:

Васи́лий Васи́льевич Борисе́нко (белор. Васі́ль Васі́левіч Барысе́нка; 1904—1984) — белорусский советский литературовед, критик, педагог. Доктор филологических наук (1956), профессор (1956). Академик АН БССР (1969; член-корреспондент с 1957 года). Заслуженный деятель науки Белорусской ССР (1974). Лауреат Государственной премии Белорусской ССР имени Я. Коласа (1980). Член СП СССР (1937). Член ВКП(б) с 1928 года.





Биография

Родился 12 (25 апреля) 1904 года в городе Борисове (ныне Минская область Беларусь) в семье железнодорожника.

Трудовой путь начал чернорабочим на железной дороге. В 1924 году окончил Борисовский педагогический техникум. Два года работал учителем в начальной школе.

Окончил БелГУ +-имени В. И. Ленина (1929). Учился в аспирантуре при АН БССР (1929—1932).

В 1931—1941 и в 1946—1966 годах работал в Минском педагогическом институте имени М. Горького. С 1932 года работал деканом литературного факультета Минского педагогического института имени М. Горького. Одновременно старший научный сотрудник, в 1937—1941 годах — директор Института литературы и языка АН БССР.

Участник Великой Отечественной войны. Являлся корреспондентом армейской газеты.

В 1946—1973 годах — директор, с 1973 года — старший научный сотрудник-консультант Института литературы имени Я. Купалы АН БССР[1].

Научная деятельность

Изучал вопросы теории и истории белорусской литературы, проблемы текстологии белорусской литературы, выступал как литературный критик, исследовал творчество Ф. К. Богушевича, Я. Купалы, Я. Коласа, З. Бядули, В. И. Дунина-Марцинкевича, Т. Г. Шевченко.

Библиография

Автор более 70 научных и научно-методических публикаций, в том числе 2 монографий.

  • Барысенка, В. В. Францішак Багушэвіч і праблема рэалізма ў беларускай літаратуры XIX стагоддзя / В. В. Барысенка. — Мінск : Выдавецтва Акадэміі навук БССР, 1957. — 365 с.
  • Барысенка, В. В. Роля рускай класічнай літаратуры ў развіцці рэалізму беларускай літаратуры пачатку XX ст. / В. В. Барысенка, В. У. Івашын. — Мінск : Выдавецтва Акадэміі навук БССР, 1963. — 36 с.

Один из авторов «Гісторыі беларускай дакастрычніцкай літаратуры» (1969), «Истории белорусской дооктябрьской литературы» (1977), составитель сборников «Беларуская дакастрычніцкая проза» (1965), «Беларуская дакастрычніцкая паэзія» (1967), а также учебных пособий (соавтор В. В. Ивашин) для 8 класса «Беларуская літаратура» (1959—1978, 19 изданий), хрестоматии для 10 класса «Родная літаратура» (14-е изд., 1961).

Один из составителей и редакторов научных комментированных академических изданий собраний сочинений классиков белорусской литературы — В. И. Дунина-Марцинкевича, Ф. К. Богушевича, Я. Купалы, Я. Коласа, З. Бядули, М. А. Богдановича, К. Чорного.

Награды и премии

Напишите отзыв о статье "Борисенко, Василий Васильевич"

Примечания

  1. Васіль Барысенка // Беларускія пісьменнікі (1917—1990) : Даведнік / Склад. А. К. Гардзіцкі; нав. рэд. А. Л. Верабей. — Мн.: Мастацкая літаратура, 1994. — С. 49—50.

Литература

  • [nasb.gov.by/rus/publications/vestih/vgm04_2c.php Івашын В. У. Васіль Васільевіч Барысенка : Да 100-годдзя з дня нараджэння] / В. У. Івашын // Известия Национальной академии наук Беларуси. Серия гуманитарных наук. — № 2. — 2004. — C. 124—125.
  • Мальдзіс, А. Асэнсаванні / А. Мальдзіс // Наш час. — № 9 (14). — 2003.

Ссылки

  • [nasb.gov.by/bel/members/academicians/borisenko.php Акадэмік Барысенка Васіль Васільевіч]
  • [csl.bas-net.by/anews1.asp?id=9295 Барысенка Васіль Васілевіч.] База дадзеных «Гісторыя беларускай навукі ў асобах» Цэнтральнай навуковай бібліятэкі імя Я.Коласа НАН Беларусі

Отрывок, характеризующий Борисенко, Василий Васильевич

В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.