Борисов, Александр Филиппович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Филиппович Борисов
Род деятельности:

промышленный деятель

Дата рождения:

4 ноября 1908(1908-11-04)

Место рождения:

деревня Староселье,
Могилёвская губерния,
Российская империя

Гражданство:

СССР СССР
Россия Россия

Дата смерти:

22 августа 2001(2001-08-22) (92 года)

Место смерти:

Москва, Российская Федерация

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Александр Филиппович Бори́сов (19082001) — советский хозяйственный деятель.



Биография

Родился 4 ноября 1908 года в деревне Староселье (ныне — Горецкий район, Могилёвская область, Белоруссия). Окончил Свердловский институт стали, после чего работал в металлургической промышленности. Первоначально работал на КМК имени В. И. Ленина, где прошёл путь до должности начальника цеха. В 1946 году перешёл на работу на ММК имени И. В. Сталина, где работал начальником цеха, главным инженером, директором комбината[1].

Руководя в 19511954 годах ММК имени И. В. Сталина, внёс большой вклад в развитие чёрно-металлургической промышленности. За годы его руководства впервые в доменном производстве было применено большое количество технических новшеств. Благодаря его активной деятельности для работников комбината было построено большое количество жилья, школ, детсадов, больница, поликлиника, ряд других объектов[1].

В 1954 году Борисов был переведён на работу в Министерство чёрной металлургии СССР, где был сначала заместителем, а затем первым заместителем Министра. В 19571960 годах Борисов занимал должность заместителя председателя Госплана РСФСР, одновременно в 1957—1958 годах — Министра РСФСР. Избирался депутатом ВC СССР 3—4 (1950—1958) и 6 (1962—1966) созывов, в 19611966 годах был кандидатом в члены ЦК КПСС[1].


Продолжал работать на хозяйственных должностях. В 1975 году вышел на пенсию. Проживал в Москве. Скончался 22 августа 2001 года, похоронен на Троекуровском кладбище Москвы[1].

Награды и премии

Напишите отзыв о статье "Борисов, Александр Филиппович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15395 Борисов, Александр Филиппович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Борисов, Александр Филиппович



Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.