Борисов, Дмитрий Фомич

Дмитрий Фомич Борисов
Основные сведения
Страна	Российская империя Российская империя
Дата рождения	1788(1788)
Дата смерти	30 декабря 1850(1850-12-30)
Работы и достижения
Работал в городах	Москва, Коломна, Звенигород, Серпухов, Дзержинский, Дмитров
Архитектурный стиль	классицизм

Дми́трий Фоми́ч Бори́сов (1788 — 30 января 1850) — русский архитектор, мастер церковной архитектуры. Московский губернский архитектор в 1824—1848 годах.

Биография

Родился в 1788 году. С 1800 года служил в Межевой канцелярии. Позднее являлся учеником архитектора в Московской Конторе городского строительства. В 1804—1812 годах являлся помощником архитектора в экспедиции Московской управы благочиния. С 1813 по 1833 годы состоял помощником архитектора в Комиссии строений. В 1824—1848 годах служил московским губернским архитектором.

Постройки

• Колокольня Знаменского монастыря (1813, Москва, улица Варварка, д. 8—12);
• Внутренняя и внешняя отделки дома губернских присутственных мест (1814, Москва, Проезд Воскресенские Ворота, 1, во дворе);
• Церковь Рождества Пресвятой Богородицы (1819, с. Шестаково Волоколамского района Московской области), объект культурного наследия федерального значения;
• Внутренняя и внешняя отделки Екатерининской больницы (1822—1823, Москва, Страстной бульвар, 15);
• Церковь Рождества Христова (1826—1829, с. Рождествено Истринского района Московской области);
• Церковь (1827—1828, село Милятино);
• Здание духовного училища (1828, Звенигород);
• Церковь Трёх Святителей Великих Высоцкого монастыря (1831—1840, Серпухов, ул. Калужская, 110);
• Перестройка церкви Троицы Живоначальной, что в Полях (1832, Театральный проезд, у д. 4), не сохранилась;
• Церковь Вознесения Господня (1834—1837, с. Сурмино Дмитровского района Московской области);
• Манеж (1838—1839, Коломна);
• Церковь Воздвижения Честного Креста Господня, совместно с Ф. М. Шестаковым (1838—1847, с. Воздвиженское Сергиево-Посадского района Московской области);
• Церковь Параскевы (Пятницы) Великомученицы (1839—1849, с. Горбачиха Орехово-Зуевского района Московской области), перестроена в 1889 году В. О. Грудзиным;
• Южный придел Собора Успения Пресвятой Богородицы (1841, Дмитров, Историческая площадь, 11);
• Собор Николая Чудотворца в Николо-Угрешском монастыре (1841—1843, Дзержинский, пл. Святителя Николая, 1), разрушен в 1940 году.

Литература

• Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А.В.Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 40. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.

Отрывок, характеризующий Борисов, Дмитрий Фомич

– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».