Бажанов, Борис Георгиевич

Борис Бажанов
Род деятельности:	личный секретарь И. В. Сталина
Место рождения:	Могилёв-Подольский
Гражданство:	СССР СССР Франция Франция
Дата смерти:	1982(1982)

Бори́с Гео́ргиевич Бажа́нов (1900, Могилёв-Подольский, Винницкая область, Российская Империя — 1982, Париж) — сотрудник аппарата ЦК ВКП(б), помощник (личный секретарь) И. В. Сталина (1923—1927). Получил широкую известность благодаря книге «Воспоминания бывшего секретаря Сталина», выпущенной им в Париже в 1930 году, после побега из СССР в 1928 году.

Жизнь в России

Родился в семье врача. Летом 1918 года окончил гимназию, а в сентябре отправился продолжать учёбу в Киевский университет на физико-математический факультет, где проучился недолгое время — в том же году университет был закрыт. В том же 1918 году во время расстрела студенческой демонстрации против закрытия университета был ранен, после чего вернулся выздоравливать в родной город. В 1919 году вступил в РКП(б), как вспоминал он сам: «здесь, в моей провинциальной действительности, у меня был только выбор между украинским национализмом и коммунизмом. Украинский национализм меня ничуть не привлекал — он был связан для меня с каким-то уходом назад с высот русской культуры, в которой я был воспитан».

Затем учился на химическом факультете в Московском Высшем техническом училище (1920), однако учёбу не завершил.

В 1922 году поступил на работу в Организационно-инструкторский отдел ЦК РКП(б), которым заведовал тогда Л. М. Каганович. Готовил статьи и выступления для Кагановича. По собственным воспоминаниям, являлся автором нового Устава ВКП(б). С 1923 года секретарь Оргбюро ЦК. (Юлиан Семёнов утверждал, что в его беседе с Л. М. Кагановичем тот свидетельствовал: «Это я рекомендовал товарищу Сталину Бажанова. Он был хорошим молодым человеком, но потом попал под влияние зиновьевцев, поэтому и удрал…»)

9 августа 1923 года был назначен помощником И. В. Сталина по делам Политбюро (иногда говорят «личным секретарём», но это — неофициальное название должности), и секретарём Политбюро. Последнюю должность до него исполняла М. И. Гляссер, личный секретарь Ленина. Эти должности — технические, исполняя их, сам Бажанов не принимал никаких ответственных государственных или политических решений, тем не менее их исполнение требовало высокой степени информированности обо всём, что происходит в высших эшелонах власти. Вот как сам Бажанов описывает эту работу:

Работа секретаря Политбюро требует многих качеств. Секретарствуя на заседаниях, он не только должен прекрасно понимать суть всех прений и всего, что происходит на Политбюро; он одновременно должен:

1. внимательно следить за прениями,
2. следить за тем, чтобы все члены Политбюро вовремя были обеспечены всеми нужными материалами,
3. руководить потоком вельмож, вызванных по каждому пункту повестки,
4. вмешиваться в прения всегда, когда происходит какая-нибудь ошибка, забывается, что раньше было уже решено по вопросу что-то иное,
5. делая всё это, успевать записывать постановления,
6. быть памятью Политбюро, давая мгновенно все нужные справки.

Кроме того, присутствуя на заседаниях Политбюро, Бажанов был свидетелем обсуждений, слышал обмен участников устными репликами, их частные мнения, возражения, видел личное отношение членов Политбюро друг к другу, то есть был носителем информации, которая не вошла ни в какие официальные документы.

С 1926 года редактор «Финансовой газеты» и член Высшего Совета по спорту.

Побег из СССР

Как сообщает сам Бажанов, разочаровавшись в идеях коммунизма, он решает бежать из СССР. Организовав себе командировку в Среднюю Азию, 1 января 1928 года нелегально перешёл персидскую границу и сдался иранским властям, под опекой которых ему удалось избежать нескольких покушений на себя со стороны агентов ОГПУ, получивших из Москвы задание ликвидировать его. Это подтверждается свидетельством Агабекова, бывшего в то время резидентом агентуры ОГПУ в Персии, впоследствии ставшего невозвращенцем, опубликовавшим на Западе книгу «ЧК за работой».

Узнав, что между Персией и СССР по дипломатическим каналам достигнута договорённость о выдаче его в СССР, Бажанов так же нелегально перешёл персидско-индийскую границу, откуда с помощью английского посольства перебрался во Францию.

О покушении на себя в 1937 году вспоминал: «Какой-то испанец, очевидно, анархист или испанский коммунист, пытался ударить меня кинжалом, когда я возвращался, как каждый вечер, домой, оставив машину в гараже».

Бажанов скончался в Париже в 1982 году, похоронен на кладбище Пер-Лашез

Воспоминания

Бажанов стал широко известен на Западе после того, как опубликовал свои мемуары «Воспоминания бывшего секретаря Сталина» (1930). В книге описана система принятия политических решений в СССР в период 1923—1926 годов; развернувшаяся в ЦК борьба за власть между Сталиным, Троцким и Зиновьевым после отхода Ленина от дел и после его смерти; даются характеристики лидеров ЦК, в том числе Сталина, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова, Молотова, Ягоды и других.

Впервые эта книга была опубликована на французском языке в Париже в 1930 году и вскоре была переиздана на многих других европейских языках. В 1977 году также в Париже выходит второе издание книги, расширенное и дополненное с учётом событий, которые произошли уже после бегства автора из СССР, в том числе Большой террор, убийство Троцкого, Вторая мировая война, XX съезд КПСС и другие, и позволяющих по-новому взглянуть на факты, описанные в первом издании. Бажанов в предисловии ко второму изданию указывает, что некоторые события и персоналии в первом издании были им намеренно опущены из опасения повредить людям, которые в то время ещё были живы и оставались в СССР. В 1980 году это издание выходит во Франции и на русском языке; в 1990 году его мемуары впервые были изданы в СССР.

Издания воспоминаний

• Bajanov Boris. [openlibrary.org/b/OL1367658M Avec Staline dans le Kremlin (With Stalin in the Kremlin) (Paris: Les Éditions de France)].
• Bazhanov Boris. [books.google.com/books?id=8Z6SGAAACAAJ&dq=inauthor:%22Boris+Bazhanov%22 Похищение генерала A. П. Kутеповa большевиками: следственные и политические материалы]. — Imp. «Pascal».
• Bazhanov Boris. [books.google.com/books?id=_WBpAAAAMAAJ&dq=inauthor:%22Boris+Bazhanov%22&pgis=1 Stalin, der rote Diktator]. — P. Aretz.
• Bazhanov Boris. [books.google.com/books?id=3nL7GgAACAAJ&dq=inauthor:%22Boris+Bazhanov%22 Al servicio de Stalin: El zar rojo de todas las Rusias]. — Ulises.
• Bašanov Boris. [books.google.com/books?id=eXZoHAAACAAJ&dq=Ich+war+Stalins+Sekretar Ich war Stalins Sekretär]. — Ullstein.
• Bazhanov Boris. [books.google.com/books?id=J0ZBOgAACAAJ&dq=inauthor:%22Boris+Ba%C5%A1anov%22 Ich war Stalins Sekretar (Aufl edition)]. — Ullstein. — ISBN 3550173504.
• Bazhanov Boris. [www.amazon.co.uk/Vospominaniia-byvshego-sekretaria-Stalina-Bazhanov/dp/B0000D6JAZ Vospominaniia byvshego sekretaria Stalina]. — SP Sofinta.
• Bazhanov Boris. [books.google.com/books?id=BzJQAAAACAAJ&dq=inauthor:%22Boris+Bazhanov%22 Bazhanov and the Damnation of Stalin]. — Ohio University Press. — ISBN 0821409484.
• Бажанов Борис. [www.panrus.com/books/details.php?langID=1&bookID=5905 Воспоминания бывшего секретаря Сталина]. — Всемирное слово. — ISBN 5864420042.
• Bazhanov Boris. [www.bookfinder.com/dir/i/Hokmdarlar-Stalin,_Pol_Pot,_Saddam_Husein/5560012106/ Hokmdarlar: Stalin, Pol Pot, Saddam Husein]. — Iazychy, Baku. — ISBN 5560012106.
• Бажанов Борис. [books.google.com/books?id=p4FWAAAACAAJ&dq=inauthor:%22Boris+Bazhanov%22 Воспоминания бывшего секретаря Сталина]. — ТЕРРА. — ISBN 5300012785.
• Avec Staline dans le Kremlin. Paris, Les Éditions de France, 1930
• Stalin der Rote Diktator, Berlin 1930
• J’etais Le Secretaire De Staline. De Cremille. 1977
• Bajanov revele Staline. Gallimard. 1979
• Воспоминания бывшего секретаря Сталина. — СПб.: Всемирное слово, 1992. — ISBN 5-86442-004-2
• [www.pereplet.ru/history/Author/Russ/B/Bajanov/vospom/index.html Воспоминания бывшего секретаря Сталина]

Ссылки

• [www.appl-lachaise.net/appl/article.php3?id_article=2154 BAJANOV Boris (1900—1982)]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Бажанов, Борис Георгиевич

– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому: