Борис Годунов (фильм-опера, 1989)
| Борис Годунов | |
| Борис Годунов | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Клод Абей |
| Автор сценария |
Александр Пушкин,Модест Мусоргский (либретто) |
| В главных ролях |
Руджеро Раймонди |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
115 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
Борис Годунов - фильм-опера 1989 года польского режиссёра Анджея Жулавского. За основу была взята вторая редакция,созданная Модестом Мусоргским в 1872 году. Роль Бориса исполнил Руджеро Раймонди, дирижер - Мстислав Ростропович.
История создания
Изначально режиссёром фильма был Анджей Вайда[1], но после того как он отказался от работы над проектом, режиссёрское кресло занял Анджей Жулавский. Запись оперы для фильма была сделана Мстиславом Ростроповичем совместно с Вашингтонским национальным симфоническим оркестром в 1987 году, заглавные партии исполнили Руджеро Раймонди, Галина Вишневская, Кеннет Ригел. Съёмки картины проходили во Франции.
В ролях
| Персонаж | Актер | Исполнитель партии |
|---|---|---|
| Борис Годунов | Руджеро Раймонди | Руджеро Раймонди |
| Марина Мнишек | Дельфин Форест | Галина Вишневская |
| Григорий Отрепьев | Павел Слаби | Вячеслав Полозов, Николай Гедда |
| Пимен | Бернар Лефорт | Павел Плишка |
| Юродивый | Павел Слаби | Николай Гедда |
| Варлаам | Ромуальд Тесарович | Ромуальд Тесарович |
| Василий Шуйский | Кеннет Ригел | Кеннет Ригел |
| Федор | Урос Александрик | Мэтью Фиш |
Содержание
Сюжет фильма почти полностью повторяет сюжет оперы, однако режиссёр изменил последовательность некоторых сцен и дал событиям иную трактовку, так, в частности, в фильме присутствует эпизод, в котором хозяйка трактира соблазняет монаха (Григория Отрепьева), несколько раз в кадре появляется обнажённая Марина Мнишек. Исходя из своей концепции понимания оперы, Жулавски хотел, чтобы Борис по сюжету был не только убийцей царевича Дмитрия, но и любовником своей дочери Ксении, однако по требованию продюсеров от этой идеи режиссёру пришлось отказаться[2].
Москва, 1598 год, Царь Федор скончался, не оставив наследника, на трон вступает его шурин Борис Годунов, которого мучат сомнения и страхи.
Проходит несколько лет. В келье Чудова монастыря летописец Пимен рассказывает молодому иноку Григорию Отрепьеву, что царь Борис Годунов виновен в смерти законного наследника царевича Дмитрия. В голове молодого человека рождается дерзкий план: он назовётся Дмитрием и, сместив Бориса, захватит российский престол. В тот же день Отрепьев бежит из монастыря. Спустя некоторое время он оказывается в трактире, расположенном на литовской границе. Туда же забрели беглые монахи Варлаам и Мисаил. Гости с радостью принимают предложенные хозяйкой напитки, пьют и веселятся. Вскоре в корчму приходят приставы, которые ищут Отрепьева. Григория узнают, но ему вновь удается скрыться.
В Москве разносится слух о появлении самозванца. Борис Годунов видит в этом кару за совершенное им когда-то убийство. Он пытается узнать у Василия Шуйского подробности о «выжившем царевиче». Григорий сближается с семейством Мнишеков; Марине удается уговорить Отрепьева встать во главе войска и пойти на Москву.
Войско Лжедмитрия подходит к Москве, однако Борис не предпринимает никаких действий, чтобы сохранить престол. Ему везде чудится призрак убитого царского сына. В ещё большее смятение его приводит разговор с Юродивым, который прямо обвиняет Годунова в совершенном злодеянии. Василий Шуйский приводит во дворец Пимена, который рассказывает о чудесном исцелении слепого, молившегося над могилкой царевича Дмитрия. Не в силах справиться с муками совести, Борис, благословив своего сына Федора на царство, умирает. Самозванец занимает Москву, и его провозглашают царем.
Критика
Фильм был враждебно встречен критикой и получил отрицательные отзывы, что стало одной из причин провала в прокате. Режиссёра обвиняли в русофобских настроениях, заведомом искажении исторических фактов,а также в неуважении к русской национальной культуре[3]. Дирижер Мстислав Ростропович подал на Жулавского в суд, обвинив в оскорблении русской души. Режиссёр прокомментировал данные нападки следующим образом:
.В «Андрее Рублеве» есть одна прекрасная сцена, когда в церковь входит дурочка, видит фрески и писает под себя. И я, в духе этой сцены, сделал такую же в «Борисе Годунове». Там у меня есть юродивый, он крестится на церковь, молится и тоже писает в ведро – он ходит с ведром, как в либретто оперы. И представьте себе, что Ростропович возмутился, услышав в фильме этот звук, – как юродивый мочится в ведро! А там этого звука не было! Ничего вообще не видно, только можно догадаться. И он обвинил меня в суде в оскорблении русской души.— Анджей Жулавский [4]
Несмотря на авторитет и большую популярность Ростроповича, судебное дело было выиграно Жулавским. Ростропович попросил включить в титры замечание о том, что он не несёт никакой ответственности за сцены, которые режиссёр по своему желанию добавил.[4]
Напишите отзыв о статье "Борис Годунов (фильм-опера, 1989)"
Примечания
- ↑ Андрей Щербаков. [www.pravda.ru/culture/cinema/festivals/22-06-2006/88479-zhulavsky-1/ Хам и русофоб – лицо Московского кинофестиваля] (рус.). Правда.Ру (16 июля 2006). Проверено 16 июля 2014.
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0096968/trivia?ref_=tt_trv_trv Boris Godunov] (англ.). Imdb.com. Проверено 16 июля 2014.
- ↑ Борис Соколов. [www.apn.ru/publications/print11331.htm «Борис Годунов» как зеркало постсоветской политики] (рус.). Агентство политических новостей. Проверено 16 июля 2014.
- ↑ 1 2 Г.Онуфриенко. [archive.is/20140717060946/infoculture.rsl.ru/NIKLib/home/news/KVM_archive/articles/2012/01/2012-01_r_kvm-s8.pdf Французская Галатея польского Пигмалиона] (рус.). Проверено 16 июля 2014.
Ссылки
- (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Борис Годунов (фильм-опера, 1989)
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
