Боровский, Александр Кириллович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Кириллович Боровский
Дата рождения

6 (18) марта 1889(1889-03-18)

Место рождения

Митава

Дата смерти

27 апреля 1968(1968-04-27) (79 лет)

Место смерти

Уобен, штат Массачусетс

Страна

Российская империя Российская империя

Профессии

пианист, педагог

Инструменты

Фортепиано

Александр Кириллович Боровский (6 (18) марта 1889 — 27 апреля 1968) — российско-американский пианист и музыкальный педагог.



Биография

Играть на фортепиано начал в раннем детстве, к регулярным же занятиям приступил в возрасте семи лет; первым его педагогом была мать, в прошлом ученица В. Сафонова. Среднее образование получил в Либавской гимназии, которую окончил, с отличием, в 1907 году.

В детстве и юности музыка не была главным его занятием. Он с увлечением изучал, в частности, юриспруденцию. Учёбу в Петербургской консерватории в классе А. Н. Есиповой он сочетал с посещением лекций на юридическом факультете Петербургского университета, который окончил с отличием. В 1910 году он был удостоен почётного отзыва на Рубинштейновском конкурсе. С этого момента началась его концертная деятельность. В 1912 году Боровский окончил с золотой медалью консерваторию и получил Рубинштейновскую премию — рояль фирмы Шредера.

На протяжении нескольких лет он совершил ряд больших концертных поездок по России, — играл в Тифлисе, Баку, Саратове, Харькове. Рецензенты писали: «Техника Боровского виртуозна, его стиль всегда благороден и чужд резких красок. Безусловно художественна фразировка, всегда обдуманна педализация… Пианист достигает всего как будто „играючи“. Его игра носит уже сейчас печать настоящего мастерства». Вскоре он был приглашён на должность профессора в Московскую консерваторию, где преподавал в 1915—1920 годах.

Воспользовавшись возможностью получить латвийское гражданство, по факту рождения на территории этой страны, он в 1920 году покинул Россию. В июле-августе 1920 года он выступал в Тифлисе; дал в этом городе 20 концертов, пользовавшихся неизменным успехом и был приглашён выступать на концертах в Европе. Уже весной 1921 года он играл в Париже в концертах Сергея Кусевицкого. Затем пианист концертировал по всему миру, много записывался на пластинки; в 1936 году был удостоен Grand Prix в Париже за лучшую запись. Начиная с 1927 на протяжении 10 лет Боровский почти ежегодно приезжал в СССР, выступал в Москве и Ленинграде (в 1933 году его турне по Советскому Союзу продолжалось в течение 3-х месяцев). Ежегодные концерты (от одного до трёх в год) он давал на родине: в Риге и Лиепае.

Его репертуар был очень широк: от музыки XVIII века — И. С. Бах, Доменико Скарлатти, Куперен; до произведений современных ему русских композиторов — А. Скрябина, С. Прокофьева, Н. Мясковского; любил музыку Шопена. Феноменальная одаренность позволяла ему быстро осваивать новые произведения: например, «Исламей» М. Балакирева, одно из сложнейших сочинений в мировой фортепианной литературе, он выучил за 5 дней. Он никогда не занимался более трёх часов в день, играл только пассажи и трудные места из разучиваемых пьес. Свою способность он объяснял зрительной памятью, — нотные страницы отчетливо запечатлевались в его представлении и он музицировал словно по нотам. Однако для слушателей было важнее то, что он представлял глубоко продуманные по содержанию и выверенные по стилю исполнения сочинения.

Боровский весь — буря и натиск. Великолепнейшие нарастания, грандиозные контрасты, монументальность, сильные драматические акценты, пышные краски — таковы черты, отличающие игру этого пианиста-силача. Боровский весь во власти современных, от Бузони идущих исканий новых возможностей рояля, который у него звучит то мощным органом, то оркестром

— Соломон Розовский. Газета «Сегодня», 24 марта 1922

Несмотря на насыщенный концертный график, Боровский находил время для выступлений с публичными лекциями-концертами о творчестве отдельных композиторов; читал лекции-обзоры, лекции-исследования о музыке разных эпох и стилей.

С 1940 года Боровский постоянно жил в США. Регулярно выступал с концертами, сделал много записей на пластинки.

С 1956 года, когда его концертная практика сократилась, он стал заниматься преподавательской деятельностью, получив должность профессора Бостонского университета. Среди его учеников, в частности, Юджин Инджич.

Жена: Мария Викторовна, урождённая Барановская, ученица Мейерхольда. У них дочь — Наталья (род. 1924).

Напишите отзыв о статье "Боровский, Александр Кириллович"

Литература

  • Шелохаев В. В. Энциклопедия Русской эмиграции. — М.: РОССПЭН, 1997.
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_music/1167/%D0%91%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9 Боровский А. К.] // Музыкальная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, Советский композитор. Под ред. Ю. В. Келдыша. 1973—1982.

Ссылки

  • [www.russkije.lv/ru/lib/read/a-borovsky.html Биография]

Отрывок, характеризующий Боровский, Александр Кириллович

– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.