Бородина, Алла Валентиновна
Поделись знанием:
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
| Алла Валентиновна Бородина | ||
| Страна: | ||
|---|---|---|
| Научная сфера: | ||
| Известен как: |
автор учебников и методических пособий по курсу Основы православной культуры | |
| Награды и премии: |
| |
| Сайт: |
[borodina.mrezha.ru/ a.mrezha.ru] | |
Бородина Алла Валентиновна — кандидат культурологии, педагог, филолог, публицист, автор и разработчик учебных курсов «История религиозной культуры» и «Основы православной культуры», автор первого учебника «Основы православной культуры» и более тридцати других учебно-методических пособий.
Член Президиума центрального совета движения «Народный собор». Президент Межрегионального общественного фонда содействия развитию образованию и культуры «Основы православной культуры». Член Союза писателей России.
Тема кандидатской диссертации (2001): Византизм как фактор формирования русской культуры.
Содержание
- 1 Учебник «Основы православной культуры»
- 2 Публикации[11]
- 3 Учебники
- 4 Пособия для учителей
- 5 Демонстрационные пособия для работы в классе
- 6 Пособия для детей дошкольного возраста
- 7 Справочная литература
- 8 Пособия по отдельным темам русской культуры и литературы
- 9 Публикации в журналах, газетах, сборниках научных материалов
- 10 Награды
- 11 Примечания
Учебник «Основы православной культуры»
Бородина получила известность, как автор хронологически первого учебника по курсу «Основы православной культуры». Учебник вышел в 2002 году и вызвал значительный резонанс в обществе и неоднозначные оценки. Согласно заключению экспертизы Отдела религиозного образования Русской православной церкви,
учебник выполнен на достаточно высоком культурном и методическом уровне, безукоризненно выдержан в культурологическом ключе, авторами привлечен богатый исторический материал, дано осмысление воздействия православной веры на формирование русской культуры, показано духовное и нравственное значение Православия для дальнейшего её развития. <…> Таких книг в настоящее время очень недостает и данную разработку вполне можно рекомендовать для всех общеобразовательных школ России в качестве учебника[1].
Руководитель Центра изучения религий Российского государственного гуманитарного Университета Н. В. Шабуров в своём отзыве высказал мнение, что учебник «содержит некорректные высказывания, способствующие разжиганию религиозной и национальной розни»[2]. Доктор юридических наук, профессор М. Н. Кузнецов и доктор филологических наук, профессор В. Ю. Троицкий опубликовали отзыв на экспертное заключение Н. В. Шабурова, отметив ошибки и указав, что Н. В. Шабуров «в своем экспертном заключении намеренно или из-за своей некомпетентности исказил исторические факты, „подогнав“ их под нужный ему результат — обнаружить несуществующие в учебнике А. В. Бородиной „Основы православной культуры“ положения, возбуждающие религиозную вражду»[3].
Некоторые авторы утверждают, что в учебнике содержатся конфессиональные и националистические идеи. По их мнению, в учебнике отождествляются понятия «русский» и «православный»; задеваются некие «новые жители» (читай: неправославные) России, которые «не всегда так же благородно, как русские, ведут себя на территории традиционно православного государства» (с. 13)[4]. Также в учебнике говорится, что «для православных русских людей является кощунством даже называть икону в храме произведением искусства, разглядывать её, восторгаться, оценивать её художественные достоинства» (с. 193). Секретарь правления Союза писателей России А. Б. Дорин, активный сторонник введения курса, в выступлении на пресс-конференции «Основы православной культуры — концепция жизни и творчества» заявил[5], что «Достоевский… сформулировал: „Русский — это православный“. Вот и все! Нет короче формулы! Здесь все настолько ясно! Что вот этой точкой… опоры был Федор Михайлович. Отсюда возникло деяние Аллы Валентиновны [Бородиной].»
Учебник Бородиной критиковался со стороны некоторых священников, не принадлежащих каноническим церковным юрисдикциям. Яков Кротов[6] отметил, что автор учебника
обличает религии, верования которых не разделяет… Бородина излагает даже не историю Русской Православной церкви, а российскую модификацию теории немецких романтиков… содержит пересказы средневековых легенд, не имеющих под собой фактической основы, а также некоторых современных суеверий… приучает учеников (и учителей) к некритическому восприятию различных слухов и псевдосенсаций из желтой прессы… взгляд [на «гостей» русского народа] противоречит и основам христианской веры… национализм «базарного типа»… классическая антисемитская тирада… не освещена история русской христианской мысли…
Учебник Бородиной был несколько отредактирован и в таком виде опубликован во второй редакции в 2003 году, хотя автор оставила в сохранности фрагменты, вызывавшие наибольшие протесты[7]. Сама А. В. Бородина высказалась по этому поводу следующим образом:
<…> А потом пытались представить так, будто я немного исправила учебник. Неправда! Я могу работать над текстом, но того, что требует ксенофобская кампания, никогда не будет. Не исправила и не исправлю! Православие — это традиция веры, данной миру Спасителем через его учеников и других очевидцев Искупления и Воскресения. Курс «Основы православной культуры» рассказывает об этой традиции и её воплощении в разных формах важнейшего феномена человеческого бытия — культуре. Ни факты, ни догматы исправлению не подлежат! На то они и основы, чтобы не быть измененными. Даже если все либеральные шоумены-богословы открыто объединятся с ксенофобами, желающими реформировать православие образовательными средствами, и с разработчиками разных других курсов, на первый взгляд близких по названию, и изменят все, на что имеют право, курс, который разрабатываю я, — «Основы православной культуры» — сохранит свою концепцию, верную православной традиции. Основы останутся основами[8].
Учебник А. В. Бородиной был одобрен Координационным советом по взаимодействию Министерства образования Российской Федерации и Московского Патриархата[9], но не получил грифа Министерства образования Российской Федерации и не может быть использован в общеобразовательном процессе[10].
Публикации[11]
Учебники
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Мы и наша культура. Учебное пособие для 1 класса . — Изд. 1-е, 2-е, 3-е, 4-е. — М., 2005, 2006, 2007, 2008.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Мир вокруг и внутри нас. Учебное пособие для 2 класса. — Изд. 1-е, 2-е, испр. — М., 2004, 2006. Рекомендовано Министерством образования и науки России.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Мир вокруг и внутри нас. 2 класс. Рабочая тетрадь. — Изд. 1-е, 2-е. — М., 2004, 2007. Рекомендовано Министерством образования и науки России.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: О чём рассказывают икона и Библия. Учебное пособие для 3 класса. — Изд. 1-е, 2-е, испр.,3-е, испр. — М., 2006, 2007, 2008.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: О чём рассказывают икона и Библия. Рабочая тетрадь для 3 класса. — Изд. 1-е, 2-е, испр. — М., 2007.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: О чём рассказывают икона и Библия. Хрестоматия для 3 класса. — М., 2008.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Православие — культуро- образующая религия России. Учебное пособие для учащихся 4 класса. — Изд. 1-е, 2-е, испр., 3-е. — М., 2004, 2006, 2007. Допущено Министерством образования и науки России.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Православие — культуро- образующая религия России. Рабочая тетрадь для учащихся 4 класса. — М., 2008.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Основы православной культуры. Учебное пособие для основной и старшей ступеней образования. — Изд. 1-5-е. — М., 2002, 2003, 2005, 2006, 2007. Рекомендовано Координационным советом по взаимодействию Министерства образования РФ и Московского Патриархата Русской Православной Церкви для общеобразовательных школ, лицеев, гимназий и воскресных школ.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Раннее христианство. Учебное пособие для 7 класса. — М., 2008.
Пособия для учителей
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Программа учебного курса для общеобразовательных школ, лицеев, гимназий. — Изд. 6-е испр. и доп. — М., 2007.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Концепция и программа учебного курса. — М., 2001.
- Бородина А. В. Концепция религиозно-познавательного историко-культуроло- гического образования. — Изд. 2-е, перераб. — М., 2009.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Организация курса. — Изд. 2-е, испр. — М., 2007.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Мы и наша культура. 1 кл. Пособие для учителей. — Изд. 1-е, 2-е испр. — М., 2005, 2007.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Мир вокруг и внутри нас. 2 кл. Пособие для учителей. — Изд. 3-е, испр. и доп., 4-е испр. — М., 2006, 2007.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: О чём рассказывают икона и Библия. Пособие для учителей. — М., 2007.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Основы православной культуры. Раздел 6. Пособие для учителей. — Изд. 2-е, испр. и доп., 3-е. испр. — М., 2006, 2007.
Демонстрационные пособия для работы в классе
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Основы православной культуры. 1-4 классы. Альбом учебный из 12 листов (Демонстрационный материал). — Изд. 1-е, 2-е, — М.: Экзамен, Спектр, 2007, 2008.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Основы православной культуры. 5-9 классы. Альбом учебный из 12 листов (Демонстрационный материал). — М.: Экзамен, Спектр,2008.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Основы православной культуры. 10-11 классы. Альбом учебный из 12 листов (Демонстрационный материал). — М.: Экзамен, Спектр, 2008.
Пособия для детей дошкольного возраста
- Бородина А. В. Культура и творчество в детском саду. Программа воспитания и образования детей дошкольного возраста. — Изд. 1-е, 2-е, испр. и доп. — М., 1997, 2007.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Рождество Пресвятой Богородицы. Для детей дошкольного возраста. — Изд. 1-е, 2-е. — М., 2006, 2008.
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Рождество Христово. Для детей дошкольного возраста. — Изд. 1-е, 2-е. — М., 2006, 2008.
- Бородина А. В. Основы православной культуры. Демонстрационный материал для детей дошкольного возраста в 2-х ч. Часть 1. — Изд. 1-е, 2-е, испр. — М., 2006, 2007.
- Бородина А. В. Основы православной культуры. Демонстрационный материал для детей дошкольного возраста в 2-х ч. Часть 2. — Изд. 1-е, 2-е, испр. — М., 2006, 2008.
Справочная литература
- Бородина А. В. Основы православной культуры: Словарь-справочник. — М., 2008.
Пособия по отдельным темам русской культуры и литературы
- Бородина А. В. Великий Новгород: Особенности храмового зодчества. — М., 2007.
- Бородина А. В. Византинизм и русский национальный стиль. — Изд. 1-е, 2-е, — М., 2006, 2009.
- Бородина А. В. История образования на основе традиций отечественной культуры. — Изд. 1-е, 2-е, — М., 2006, 2007.
- Бородина А. В. Николая Чудотворца святителя Мир Ликийских Зарайская икона. — Изд. 1-е, 2-е, испр. — М., 2006, 2007.
- Бородина А. В. Стилевые особенности художественного мира романа «Преступление и наказание» как средство отражения мировоззрения Ф. М. Достоевского. — М., 2004.
- Бородина А. В. Шатровый храм в русской культуре. — Изд. 1-е, 2-е, — М., 2006.
- Бородина А. В. Культурное влияние Византии и формирование русского нацио- нального стиля. (Библиотечка «Первое сентября», серия «Искусство». Выпуск 6 (12). — М.: Чистые пруды, 2006.
- Бородина А. В. Шатровый храм. (Библиотечка «Первое сентября», серия «Искусство». Выпуск 6 (12). — М.: Чистые пруды, 2005.
Публикации в журналах, газетах, сборниках научных материалов
- Бородина А. В. Беречь истину. // Русская история. — 2009. — № 2 (4) — С. 62.
- Бородина А. В. Величайшее сокровище. // Российский писатель. — 2004. — № 1 (76) — С. 1-2.
- Бородина А. В. Встреча. // Российский писатель. — № 24 (75) декабрь 2003. — С. 4.
- Бородина А. В. Главная на сегодня задача — воспитать, раскрыть и защитить личность! // Народный собор. — 2007. — № 2. — С. 1-2.
- Бородина А. В. Иконостас. // Искусство. — 2008. — № 5 (389). — С. 10-11.
- Бородина А. В. Икона и картина. // Искусство. — 2009. — № 5 (413). — С. 14-17.
- Бородина А. В. Исаакиевский собор. // Искусство. — 2008. — № 5 (389). — С. 18-19.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Концепция и программа для общеобразовательных школ, лицеев, гимназий. // Сто друзей (приложение к «Учительской газете»). — 2002. — 28 ноября. — № 48. — С. 6.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Методология курса. // Сто друзей (приложение к «Учительской газете»). — 2002. — 19 декабря. — № 51. — С. 6.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Назначение, особенности и задачи курса. // Сто друзей (приложение к «Учительской газете»). — 2002. — 21 ноября. — № 47. — С. 1, 6.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Нормативно-правовое обоснование курса. // Сто друзей (приложение к «Учительской газете»). — 2002. — 5 декабря. — № 49. — С. 6.
- Бородина А. В. История религиозной культуры: Программа учебного курса. // Библиотечка журнала «Вестник образования». — 2004. — № 6.
- Бородина А. В. Княжеская архитектура. // Искусство. — 2006. — № 6 (342). — С. 5-6.
- Бородина А. В. Кирилло-Белозерский монастырь. // Искусство. — 2009. — № 7 (425). — С. 16-17.
- Бородина А. В. Концепция развития русской школы по модели непрерывного многопрофильного образования. // Сборник «Славянская культура — образованию». — М.: АПКиПРО МО РФ, 2000. — С. 187—192.
- Бородина А. В. Курс «Основы православной культуры» и будущее России. // Дух христианина. — 2006. — № 5 (23). — С. 1,4.
- Бородина А. В. Курс «Основы православной культуры» как механизм социализации молодёжи. // Основы православной культуры в системе образования. Материалы секции XIV Международных Рождественских Образовательных Чтений. — М., 2006. — 14-18.
- Бородина А. В. Материалы к уроку. // Искусство. — № 6 (342), 16-31 марта, 2006. — С. 7.
- Бородина А. В. О возвращении к истокам духовности. // Вторые Арзамасские соборные встречи: Историко-краеведческий семинар. Материалы. — Арзамас: Арзамасский педагогический институт им. А. П. Гайдара, 2004. — С. 250—253.
- Бородина А. В. О воспитывающем потенциале творчества Ф. М. Достоевского. // Образование. — 2005. — № 1. — С. 47-63.
- Бородина А. В. О задачах и опыте преподавания школьного курса «История религиозной культуры». // Исторический вестник. — М.-Воронеж, 2001. — № 13-14. — С. 524—528.
- Бородина А. В. О задачах и опыте преподавания школьного курса «История религиозной культуры». // Православие и культура этноса. Международный научный симпозиум 9-13 октября 2000 года, г. Москва. Тезисы докладов. — М.: Институт этнологии и антропологии РАН, Ассоциация этнографов и антропологов России, 2000. — С. 194—195.
- Бородина А. В. Основы религиозной культуры. // Духовные истоки воспитания. Альманах. — 2002. — № 1. — С. 97-114.
- Бородина А. В. Отчёт о выполнении проекта «Религиоведческое образование в государственной школе». // Образование. — 2005. — № 1. — С. 47-63.
- Бородина А. В. Православие — культурообразующая религия России. // Школьная газета, Моск. обл. — 2005. — № 10. — С. 3-4.
- Бородина А. В. Представления о грехе и добродетели. // Дух христианина — 2005. — 14 декабря. — № 1. — С. 14.
- Бородина А. В. Раскол в сознании. // Сто друзей (приложение к «Учительской газете»). — 2002. — 28 ноября. — № 48. — С. 8.
- Бородина А. В. Раскол в сознании (продолжение). // Сто друзей (приложение к «Учительской газете»). — 2002. — 5 декабря. — № 49. — С. 1, 8.
- Бородина А. В. Раскол в сознании (продолжение). // Сто друзей (приложение к «Учительской газете»). — 2002. — 12 декабря. — № 50. — С. 1, 8.
- Бородина А. В. Раскол в сознании (продолжение). // Сто друзей (приложение к «Учительской газете»). — 2002. — 19 декабря. — № 51. — С. 8.
- Бородина А. В. Религиозная культура в Русской школе. // Этносфера — М., 2000. — № 9. — С. 10-12.
- Бородина А. В. Саввино-Сторожевский монастырь. // Искусство. — 2009. — № 17 (425). — С. 18-19.
- Бородина А. В. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. // Искусство. — 2009. — № 17 (425). — С. 10-12.
- Бородина А. В. Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь. // Искусство. — 2009. — № 17 (425). — С. 13-15.
- Бородина А. В. Семье России посвящается. // Образование. — 2004. — № 12. — С. 14-20.
- Бородина А. В. Собор Василия Блаженного. // Искусство. — 2008. — № 5 (389). — С. 14-15.
- Бородина А. В. Уроки религии в школе — норма светского государства. // Человек и закон. — 2009. — № 2. — С. 76-82.
- Бородина А. В. Храмы Московского Кремля. // Искусство. — 2008. — № 5 (389). — С. 16-17.
- Бородина А. В. Церковь Покрова на Нерли. // Искусство. — 2008. — № 5 (389). — С. 12.
Награды
- Лауреат Международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы им. А. Н. Толстого.
- Кавалер ордена Преподобного Сергия Радонежского III степени.
Напишите отзыв о статье "Бородина, Алла Валентиновна"
Примечания
- ↑ [borodina.mrezha.ru/arhiv-opk/zaklyuchenie-ekspertizyi-otdela-religioznogo-obrazovaniya-rpts-uchebnika-a.-v.-borodinoy.html Заключение экспертизы отдела религиозного образования РПЦ учебника А. В. Бородиной]
- ↑ [religare.ru/article1478.htm Экспертное заключение Шабурова Н. на книгу А. В. Бородиной «Основы православной культуры» от 16.3.03]
- ↑ [www.o-p-k.ru/modules/myarticles/article_storyid_71.html Отзыв доктора юридических наук, профессора М. Н. Кузнецова и доктора филологических наук, профессора В. Ю. Троицкого] от 12 февраля 2003 г. на экспертное заключение руководителя Центра изучения религии РГГУ Н. В. Шабурова на учебник А. В. Бородиной «Основы православной культуры».
- ↑ Сергей Соловьёв, Дмитрий Субботин. [scepsis.ru/library/id_320.html Извращение к истокам. Зачем нужны «Основы православной культуры»?] // Научно-просветительский журнал «Скепсис», апрель 2003 г
- ↑ [scepsis.ru/library/id_525.html XIV Международные Рождественские образовательные чтения, 2.02.2006]
- ↑ [humanism.al.ru/ru/articles.phtml?num=000130 Л. Пономарев Российское общество обязано объединить усилия для защиты светского характера государственного образования].
- ↑ [www.krotov.info/history/21/1/2006mitrohin.htm Клерикализация образования в России: К общественной дискуссии о введении предмета «Основы православной культуры» в программу средних школ.], Н. А. Митрохин
- ↑ [www.rusk.ru/st.php?idar=103376 Алла Бородина: Учебник не исправила и не исправлю, как бы не усердствовали ксенофобы!]
- ↑ [borodina.mrezha.ru/arhiv-opk/zaklyuchenie-ekspertizyi-koordinatsionnogo-soveta-po-vzaimodeystviyu-minesterstva-obrazovaniya-rf.html Заключение экспертизы Координационного совета по взаимодействию Министерства Образования РФ]
- ↑ [newsru.com/religy/02sep2003/orthokultur.html Учебник Аллы Бородиной в школах использовать не будут]
- ↑ [borodina.mrezha.ru/borodina-a.v.html Бородина А. В.]
Отрывок, характеризующий Бородина, Алла Валентиновна
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
