Бородюк, Александр Генрихович

Александр Бородюк
Общая информация
Полное имя	Александр Генрихович Бородюк
Родился
Гражданство
Рост	184 см
Вес	77 кг
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
	СХИ Воронеж
	СДЮСШОР Факел (Воронеж)
Клубная карьера*
1979	Факел (Воронеж)	0 (0)
1980—1981	Динамо (Вологда)	58 (12)
1982—1989	Динамо (Москва)	187 (57)
1989—1993	Шальке 04	124 (41)
1994—1995	Фрайбург	20 (2)
1996	Ганновер 96	16 (3)
1997—1999	Локомотив (Москва)	32 (13)
1999	Торпедо-ЗИЛ	12 (1)
2000	Крылья Советов	20 (1)
Национальная сборная**
1987—1989	СССР (олимп.)	6 (1)
1989—1991	СССР	7 (1)
1992—1994	Россия	8 (4)
Тренерская карьера
2001—2002	Крылья Советов	тренер
2002—2012	Россия	тренер
2005	Россия (мол.)
2006	Россия	и. о.
2013—2014	Торпедо (Москва)
2016	Кайрат
Международные медали
Олимпийские игры
Золото	Сеул 1988	футбол
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Алекса́ндр Ге́нрихович Бородю́к (30 ноября 1962, Воронеж, СССР) — советский и российский футболист. Заслуженный мастер спорта СССР (1989). Заслуженный тренер России (2009).

Карьера

Клубная

Воспитанник СДЮСШОР «Факел», первый сезон провёл в Воронеже. Когда пришло время идти в армию, перешёл в вологодское «Динамо», откуда через год его перевели в Москву. По окончании срока службы остался в «Динамо» на сверхсрочную службу, получив звание младшего лейтенанта. Вместе с клубом стал обладателем кубка СССР. Дважды становился лучшим бомбардиром чемпионата СССР. В 1988 году стал чемпионом Олимпиады в Сеуле. С приходом в «Динамо» Анатолия Бышовца перестал попадать в основной состав и уехал играть в Германию за «Шальке 04», выступавший во второй бундеслиге, за 850 тысяч дойчмарок и зерноуборочный комбайн для нужд Мосгорагропрома.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Бородюк стал лучшим бомбардиром клуба — забил 30 голов за два первых сезона в Германии, в том числе решающий гол, открывший «Шальке» дверь в Бундеслигу. В 1993 году попал в тройку лучших футболистов по итогам чемпионата по версии журнала Kicker. Вместе с «Фрайбургом», в который перешёл в 1994 году, стал бронзовым призёром Бундеслиги.

«Жалко, что Бородюк не немец. Ему бы точно нашлось место в сборной Германии», — Берти Фогтс (главный тренер сборной Германии в 1990—1998 гг.)

Стал автором тридцатитысячного мяча Бундеслиги. С ноября 1995 года выступал за «Ганновер 96» во 2-й Бундеслиге, с которым подписал контракт до конца сезона. Вернувшись в Россию в возрасте 34 лет, по-прежнему мог составить конкуренцию молодым игрокам и был приглашён Юрием Сёминым в «Локомотив», вместе с которым выступал в полуфинале Кубка кубков, выигрывал Кубок России и, забив сотый мяч в чемпионатах страны, стал членом клуба Григория Федотова. Завершил карьеру игрока в самарских «Крыльях Советов» в возрасте 39 лет.

28 июня 1989 года в составе сборной СССР участвовал в прощальном матче Олега Блохина против сборной мира, забил гол.

Прозвища

В динамовских командах носил прозвище «Борода», в «Шальке 04» — «Горби» (в честь Михаила Горбачёва).

Тренерская

С 2002 года был тренером сборной России. 6 декабря 2005 года возглавил молодёжную сборную России и стал старшим тренером основной команды, помощником Гуса Хиддинка, а позже — Дика Адвоката. 3 июля 2012 года завершил свою продолжительную работу в РФС.

25 июня 2012 года был назначен спортивным директором «Динамо» (Москва) и не мог совмещать оба поста одновременно. Однако уже через четыре месяца покинул пост из-за разногласий с главным тренером команды Даном Петреску.

6 июня 2013 года назначен спортивным директором «Торпедо», а после увольнения Бориса Игнатьева и Владимира Казакова стал главным тренером команды, поскольку у и. о. главного тренера Николая Савичева не было лицензии Pro, необходимой для руководства командой в ФНЛ. Под руководством Бородюка «Торпедо», спустя 8 лет, в 2014 году вышло в Премьер-лигу, переиграв в стыковых матчах «Крылья Советов». Однако тренер решил не продлевать с клубом контракт и покинул свой пост.

28 декабря 2015 года подписал 3-летний контракт с казахстанским клубом «Кайрат». 8 марта 2016 года в первом же официальном матче выиграл Суперкубок Казахстана. Через месяц, 5 апреля, расторг контракт с клубом.

Достижения

Командные

В качестве игрока

Сборная СССР

• Олимпийский чемпион: 1988

Динамо (Москва)

• Обладатель Кубка СССР: 1984
• Серебряный призёр чемпионата СССР: 1986

Шальке 04

• Победитель Второй Бундеслиги: 1990/91

Фрайбург

• Бронзовый призёр Первой Бундеслиги: 1994/95

Локомотив (Москва)

• Обладатель Кубка России: 1996/97
• Бронзовый призёр Чемпионата России: 1998
• Финалист Кубка России: 1997/98

В качестве тренера

Торпедо

• Чемпинат России

Футбольная национальная лига

• Бронзовый призер: 2013/14
• Финалист Кубка ФНЛ: 2014

Кайрат

• Победитель Суперкубка Казахстана: 2016

Личные

• Лучший бомбардир Чемпионата СССР: (2) 1986, 1988
• В Списках 33 лучших футболистов сезона в СССР: (2) № 2 — 1986; № 3 — 1988

Статистика в качестве главного тренера

По состоянию на 5 апреля 2016 года.

Клуб	Страна	Начало работы	Окончание работы	Результаты
				И	В	Н	П	ГЗ	ГП	РМ	В %
Россия		1 января 2006	9 июля 2006	2	0	1	1	0	1	-1	0,00
«Торпедо» (М)		5 сентября 2013	5 июня 2014	26	16	6	4	36	12	+24	61,54
«Кайрат»		28 декабря 2015	5 апреля 2016	4	0	2	2	3	5	-2	0,00
Всего				32	16	9	7	39	18	+21	50,00

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/bo/aleksandr-borodyuk-1.html Александр Бородюк] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.legioner.kulichki.com/index.php?id=11&lang=ru&player=66 Бородюк в бундеслиге: от Шальке до Ганновера (фото, карьера, статистика, голы) ]

Отрывок, характеризующий Бородюк, Александр Генрихович

Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.