Борхгревинк, Карстен

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карстен Эгеберг Борхгревинк
норв. Carsten Egeberg Borchgrevink
Род деятельности:

Путешественник,
полярный исследователь.

Дата рождения:

1 декабря 1864(1864-12-01)

Место рождения:

Христиания, Норвегия

Подданство:

Норвегия Норвегия

Дата смерти:

23 апреля 1934(1934-04-23) (69 лет)

Место смерти:

Осло, Норвегия

Отец:

Хенрик Кристиан Борхгревинк

Мать:

Энни Ридли

Супруга:

Констанс Прайор Стэнден

Дети:

2 сына, 2 дочери

Награды и премии:

Ка́рстен Э́геберг Бо́рхгревинк (норв. Carsten Egeberg Borchgrevink; 1 декабря 1864 — 23 апреля 1934) — норвежский полярный исследователь. Первый человек, ступивший на Антарктический материк (24 января 1895 года) и проведший там первую успешную зимовку (1899—1900 годы). Пионер использования собачьих упряжек для передвижения по антарктическим ледникам, 16 февраля 1900 года достиг 78° 50' ю. ш. Однако для широкой публики достижения Борхгревинка оказались перечёркнуты экспедициями Роберта Скотта, Эрнеста Шеклтона и Руаля Амундсена. Только в 1930 году Королевское географическое общество признало его вклад в историю антарктических исследований.





Становление

Карстен Борхгревинк родился в семье адвоката Хенрика Кристиана Борхгревинка, происходившего из дворянского рода; мать — англичанка, урождённая Энни Ридли[1]. Детство его прошло за городом — в семейной усадьбе, расположенной в коммуне Ураниенборг, где соседями их было семейство Амундсенов. Одним из товарищей Карстена по детским играм был будущий покоритель Южного полюса — Руаль Амундсен[2].

Борхгревинк окончил школу Ертсена в Кристиании, в 1885—1888 годах обучался в Саксонии — в Королевской школе лесоводства в Тарандте[3]. По словам журналиста и историка полярных исследований Роланда Хантфорда, у Борхгревинка был беспокойный характер, он мечтал о приключениях[4]. Окончив обучение, он решился уехать в Квинсленд. В Австралии Борхгревинк прожил четыре года, работая правительственным геодезистом в колониях Квинсленд и Новый Южный Уэльс. В 1892 году он поселился в городе Боуэнфельс, где преподавал иностранные языки и естественные науки в школе для мальчиков (Cooerwull Academy)[1].

Став учителем, Борхгревинк впервые заинтересовался полярными исследованиями, читая в местной прессе отчёты о деятельности Австралийского комитета по антарктическим исследованиям[1]. Комитет был основан в 1886 году, его целью было создание постоянных научно-исследовательских станций в регионах Антарктики. В 1889 году Комитет даже рассматривал проект организации австралийской экспедиции к Южному полюсу, пост начальника которой был предложен знаменитому норвежскому полярному исследователю Фритьофу Нансену, но он отказался[5]. Ни одно из мероприятий Комитета не увенчалось практическим успехом. В начале 1890-х годов из-за массового истребления китов в традиционных районах охоты в Атлантическом и Тихом океанах началось исследование возможностей китобойного промысла в Южном океане. Это позволило Борхгревинку в 1894 году наняться в норвежскую китобойную экспедицию в Антарктику[6].

Китобойное плавание 1894—1895 годов

Организатором экспедиции, в состав которой вошёл Борхгревинк, был норвежец Хенрик Йохан Булль (1844—1930), который с 1880-х годов поселился в Австралии. После неудачной попытки заинтересовать научное сообщество Мельбурна[7] он вернулся в Норвегию, чтобы добыть необходимые средства. Его поддержал 84-летний Свен Фойн — изобретатель гарпунной пушки и «отец современного китобойного дела». При помощи Фойна Булль приобрёл китобойную шхуну «Кап-Норд», переименованную им в «Антарктику»[8]. Командиром судна был нанят опытный китобой Леонард Кристенсен, была и небольшая научная команда[9].

Борхгревинк собирался взойти на борт «Антарктики» во время её захода в Мельбурн в сентябре 1894 года. Наукой на борту должен был заниматься Уильям Спирс Брюс, но он опоздал к отплытию в Норвегии и собирался сделать это в Австралии. Борхгревинку удалось убедить Булля взять его палубным матросом, который в свободное время будет заниматься научными исследованиями[8].

Плавание началось неудачно: китов было очень мало, их трудно было искать. Булль и Кристенсен решились войти в пояс паковых льдов, поскольку наличие огромных стад китов было там зафиксировано участниками предыдущих экспедиций[10]. Китов не удалось обнаружить даже в Море Росса. 17 января 1895 года судно достигло архипелага Посешн (Possession Islands) близ побережья Земли Виктории, на котором Джеймс Росс поднял британский флаг в 1841 году. Булль и Борхгревинк съехали на берег и оставили там записку в жестяной банке, чтобы удостоверить своё достижение[11]. На острове Борхгревинк обнаружил лишайники, это было первое доказательство наличия растительности к югу от Южного полярного круга[8].

24 января 1895 года «Антарктика» достигла мыса Адэр на северном побережье Земли Виктории. В 1841 году команде Росса не удалось высадиться здесь на материковый берег. 25 января Буллю, Кристенсену, Борхгревинку и 17-летнему новозеландцу Александру фон Тунцельманну удалось добраться до берега на шлюпке. Позднее Борхгревинк и Кристенсен оспаривали друг у друга первенство высадки на материковом побережье[10]. Однако существует версия, что первым на побережье Антарктиды высадился американский китобой Джон Дэвис в 1821 году (на Антарктическом полуострове). Возможно, и другие китобои до 1895 года достигали антарктического побережья, но они держали свои маршруты в тайне[8].

На мысе Адэр Борхгревинк собрал образцы горных пород и лишайников, доставленные в Европу, они вызвали огромный интерес среди учёных, поскольку в те времена сомневались в способности растений выживать в столь южных широтах[12]. Также береговая партия обследовала ближайшие окрестности мыса на предмет поиска места для будущей зимовки[13].

После возвращения в Мельбурн Булль и Борхгревинк стали врагами: каждый из них планировал самостоятельную экспедицию в Антарктиду, но из-за взаимной конкуренции их усилия не увенчались успехом[11]. В отчётах о плавании на «Антарктике» каждый чрезмерно выпячивал свою роль и не признавал заслуг другого[14].

Деятельность Борхгревинка в 1895—1898 годах

Приняв решение провести антарктическую экспедицию с зимовкой на мысе Адэр, Борхгревинк отправился в Лондон, где Королевское географическое общество (КГО) проводило VI Международный географический конгресс. Борхгревинк выступил на его заседании 1 августа 1895 года, описав условия на мысе Адэр и их пригодность для зимовки научной экспедиции. Он также заявил, что склоны Антарктического ледника пологи и внутренние области континента являются вполне доступными с побережья[13]. Тогдашний библиотекарь КГО Хью Роберт Милл (1861—1950) вспоминал, что стиль доклада Борхгревинка совершенно не походил на принятые тогда академические выступления, а его резкость была подобна «свежему бризу»[11]. Однако идеи Борхгревинка не были поддержаны, Конгресс издал итоговую декларацию общего характера, в которой научные общества по всему миру призывались рассмотреть наиболее эффективные методы освоения Антарктики. Эту работу предполагалось осуществить до конца XIX века[15].

7 сентября 1896 года Борхгревинк женился на англичанке Констанс Стэнден, от которой имел четверых детей — двух сыновей и двух дочерей. Семья в основном жила в Норвегии, в Слемдале близ Кристиании[16].

Следующие два года Борхгревинк объездил множество стран Европы и Америки в поисках финансовой поддержки антарктической экспедиции, но совершенно безуспешно. Поначалу он рассчитывал на сотрудничество с У. Брюсом Спирсом, который планировал на 1896 год антарктическую экспедицию. Однако после разрыва Борхгревинка и Булля от совместной работы пришлось отказаться, так как Брюс активно обсуждал с Буллем свои планы. Об отказе в сотрудничестве Борхгревинк сообщил ему в письменном виде[14]. Королевское географическое общество отказалось поддерживать Борхгревинка, так как его президент сэр Клемент Маркхэм с 1893 года разрабатывал план национальной британской экспедиции в Антарктиду. Этот проект в первую очередь преследовал политические, а не научные цели: Королевский военно-морской флот должен был подтвердить своё первенство в полярных исследованиях и вернуться в Антарктиду после полувекового перерыва[17]. Маркхэм чрезвычайно враждебно отнёсся к замыслам Борхгревинка, ибо небезосновательно полагал, что частная инициатива может загубить его проект, который должен был осуществляться под патронатом государства. Борхгревинк позднее даже сравнил себя с Сизифом, которому в одиночку приходилось катить свой «антарктический камень»[15].

Судьбоносной для планов Борхгревинка стала встреча с сэром Джорджем Ньюнсом, ведущим британским издателем того времени. К тому времени газетный магнат Альфред Хармсворт финансировал экспедицию Джексона на Землю Франца-Иосифа и обещал поддержку Маркхэму[18]. Ньюнс был столь впечатлён планами Борхгревинка, что предложил оплатить всю стоимость экспедиции, предполагавшуюся в объёме 40 000 фунтов стерлингов[18]. Взамен он требовал монопольных прав на издание книги норвежца. Договор вызвал сильнейшее раздражение Маркхэма, который заявил, что это «нищее норвежское ничтожество» отняло у британцев деньги, необходимые им для географических открытий[19]. Маркхэм и в дальнейшем демонстрировал враждебность по отношению к Борхгревинку и даже «заразил» ею своего друга — соотечественника полярника — Фритьофа Нансена.

Ньюнс рассматривал экспедицию Борхгревинка как альтернативу британской национальной антарктической экспедиции и настоял, что она должна пройти под британским флагом[20]. Фактически же из 29 участников экспедиции англичан было двое и один австралиец (это был физик Луис Бернакки) — остальные норвежцы[18]. Однако по условиям договора Борхгревинк всячески подчёркивал британский характер экспедиции: герцог Йоркский дозволил поднять над экспедиционным судном свой флаг. Будущая экспедиция преследовала политические цели: Борхгревинк брал с собой 500 бамбуковых шестов с маленькими «Юнион Джеками» — предстояло расширить территорию Британской Империи[21].

Экспедиция на «Южном Кресте»

За счёт Ньюнса Борхгревинк приобрёл 521-тонное китобойное судно «Поллукс», которое после перестройки было переименовано в «Южный Крест»[11]. Экспедиция отплыла из Лондона 22 августа 1898 года и, посетив по пути Хобарт, прибыла на мыс Адэр 17 февраля 1899 года[22]. Зимовочный лагерь был развёрнут на том самом месте, о котором Борхгревинк говорил на своём докладе 1895 года. Зимовье получило имя Camp Ridley в честь матери начальника экспедиции, его окружали обширные колонии пингвинов. Были построены два деревянных дома: один жилой, второй предназначался для склада. На берегу остались 10 человек зимовочного отряда и 70 ездовых собак, первых собак, которых собирались использовать в Антарктике. В числе новшеств, используемых экспедицией, были и примусы для отопления и приготовления пищи[23].

По свидетельству Луиса Бернакки, Борхгревинк не был хорошим начальником экспедиции[17], поскольку он был противником субординации и жёсткой дисциплины. По Бернакки, на зимовке царила анархия, в результате чего люди мирились с ничегонеделаньем, грязью и беспорядком[24]. Место для зимовки, как оказалось, было крайне неудачным: на мысе Адэр почти круглый год дуют сильнейшие стоковые ветры, приносящие низкие температуры из внутренних районов Антарктиды. Пришлось поспешно укреплять крышу дома тросами, чтобы её не сорвало. Из-за плохой погоды люди были вынуждены почти всю зиму просидеть в тесном помещении, страдая от скуки и раздражая друг друга[25]. Беспечность начальника и плохая дисциплина приводили к несчастным случаям: использование свечей для освещения стало причиной пожара, однажды команда чуть не угорела в полном составе из-за неисправности печи[11]. Несмотря на попытки Борхгревинка наладить непрерывный сбор метеорологических данных и другой научной информации, моральное состояние команды падало. Сам Борхгревинк писал однажды, что «безмолвие ревело в ушах»[20]. 14 октября 1899 года скончался зоолог Николай Хансен (предположительно, от кишечной инфекции) — состоялись первые похороны на Антарктическом континенте[26].

После начала антарктического лета предположения Борхгревинка о лёгкости передвижения по леднику оказались опровергнутыми. К мысу Адэр прилегают горные хребты, покрытые ледниками, которые препятствовали всем попыткам на них подняться, пришлось ограничиться экскурсиями по побережью[27]. Тем не менее, основные задачи экспедиции были выполнены: удалось благополучно доставить команду в заданную точку на антарктическом материке. Зимовка показала, что на побережье температура позволяет выживать в полярную ночь в оборудованном убежище, в течение всего пребывания на базе удавалось регулярно собирать научные данные. «Южный Крест» вернулся в конце января 1900 года. Борхгревинк решил оставить базу, хотя запасы позволяли перезимовать ещё один раз[28].

Покинув мыс Адэр, «Южный Крест» пошёл на юг, пока не достиг Великого ледяного барьера, обнаруженного Джеймсом Россом во время экспедиции 1839—1843 годов[11]. Борхгревинку удалось найти бухту с выходом на внутреннюю часть барьера, позднее она будет названа Китовой. Высадившись 16 февраля, Борхгревинк, Уильям Колбек и каюр-саами Пер Савио на нартах, запряжённых собаками, поднялись на барьер и прошли 10 миль (16 км) вглубь ледника, достигнув 78° 50' ю. ш. — первый южнополярный рекорд в истории исследований[29]. Не дожидаясь ухудшения ледовой обстановки, «Южный Крест» пошёл на север, достигнув Новой Зеландии 1 апреля. Оттуда Борхгревинк отправился в Англию рейсовым пароходом.

Вернувшись, Борхгревинк обнаружил, что его экспедиция перечеркнула множество чужих планов, а общественное мнение пристально следит за национальной антарктической экспедицией. Роберт Скотт был назначен её начальником 11 июня — через пять дней после возвращения Борхгревинка в Лондон[30]. Помимо недовольного Маркхэма, и У. Спирс Брюс жаловался, что норвежец вынудил его отказаться от разработанных планов[14]. Ньюнс широко рекламировал достижения Борхгревинка в своих изданиях, однако английская публика не желала воспринимать успеха экспедиции, которая была английской только по названию. Не помогло и популярное описание экспедиции First on the Antarctic Continent, выпущенное уже в 1901 году[1].

Книга об экспедиции была написана в публицистическом стиле, Борхгревинк не жалел выражений для описания своего успеха и красот Антарктиды, которую сравнивал с Клондайком. В книге описывались и серьёзные научные открытия: было точно определено текущее положение Южного магнитного полюса, новые виды насекомых и водной фауны, непрерывные магнитные и метеорологические наблюдения в течение года, наконец, покорение 78° 50’ ю. ш. — «самой южной точки, когда-либо достигнутой человеком»[31]. На русском языке эта книга под названием «У Южного полюса. Год 1900» была единственный раз издана в 1958 году.

Рекламный стиль книги должен был затушевать тот факт, что серьёзных достижений в географической науке экспедиция Борхгревинка не продемонстрировала[17]. Существует также мнение, что гибель Н. Хансена не позволила получить ряда важных естественноисторических данных[32]. Хансен представлял в экспедиции Музей естественной истории в Лондоне, его руководство обвиняло Борхгревинка в ответственности за смерть зоолога и за недополученные музеем образцы и экспонаты.

За пределами Великобритании Борхгревинк пользовался большой популярностью: его удостоило награды Национальное географическое общество США, а король Швеции и Норвегии Оскар II произвёл в рыцари св. Олафа[9]. Уже в 1929 году стортинг присудил Борхгревинку почётный оклад в 3000 норвежских крон за его заслуги. Он также был удостоен высших наград Дании и Австро-Венгрии. По мнению историка Д. Крейна, «если бы Борхгревинк был британским морским офицером, в Англии серьёзнее отнеслись к его достижениям»[17]. Фритьоф Нансен посчитал Борхгревинка мошенником и категорически отказался с ним встречаться[33].

Последующая жизнь

После возвращения из Антарктиды Борхгревинк обосновался в Норвегии, в основном занимаясь спортивной публицистикой, в частности, он издал книгу «Игры Норвегии». Был председателем охотничьего комитета, некоторое время работал на биостанции на севере страны. После знаменитого извержения вулкана Пеле на острове Мартиника в мае 1902 года, Борхгревинк оказался одним из трёх географов, которым Национальное географическое общество поручило расследовать последствия катастрофы на месте. Норвежец посетил остров в июле 1902 года и обнаружил, что островитяне почти оправились от паники, а вулкан утихомирился. Основным его выводом был тот, что город Сен-Пьер вряд ли будет когда-либо населён из-за мощных выбросов вулканических паров, которые представляли большую опасность для членов экспедиции. Для отчёта Борхгревинк с Мартиники отбыл в Вашингтон[34].

Вернувшись из США, в августе 1902 года Борхгревинк представил план новой экспедиции в Антарктиду под патронатом Национального географического общества, но реализован он так и не был. Во второй раз он попытался организовать антарктическую экспедицию в 1909 году в Берлине, но вновь планы не были реализованы. Тем не менее, он сохранил статус эксперта по полярным путешествиям, в частности, Борхгревинка попросили прокомментировать изменение планов Руаля Амундсена, который вместо похода к Северному полюсу объявил о достижении Южного полюса, вступив тем самым в «полярную гонку» с Робертом Скоттом. Борхгревинк в интервью, опубликованном в ряде газет, заявил, что сразу понял, куда направляется Амундсен (в списке снаряжения было 100 ездовых собак и дом с печью). Вместе с тем, он заявил, что северные олени являются гораздо лучшим видом транспорта для передвижения по Антарктике[35]. С Амундсеном Борхгревинк дружил с самого детства и всегда его поддерживал[20]. Отношений с Ф. Нансеном Борхгревинку так никогда и не удалось наладить[36]. После гибели Р. Скотта Борхгревинк высоко оценил его заслуги в исследовании значительной части южнополярного континента[37].

В оставшиеся годы Борхгревинк тихо жил в Норвегии. В 1930 году пришло запоздалое признание Королевского географического общества, которое вручило норвежцу золотую медаль, заявив, что масштабы достижения Борхгревинка и преодолённые им трудности долгие годы недооценивались. При этом особо подчёркивалось, что экспедиция на «Южном Кресте» проводилась под британским флагом и за счёт британской спонсорской поддержки[11].

Память

Карстен Борхгревинк скончался в Осло 23 апреля 1934 года. Ещё при жизни он был признан пионером антарктических исследований, заложившим фундамент экспедиций «героической эпохи»[1].

Несколько географических объектов в Антарктике названы именем Борхгревинка: Берег Борхгревинка на Земле Виктории, между мысами Адэр и Вашингтон. На Земле Виктории находятся ледник Бохгревинка и ледниковый язык Борхгревинка. На Земле королевы Мод располагается ледник Borchgrevinkisen[9].

Именем Борхгревинка названа криопелагическая рыба Pagothenia borchgrevinki (разновидность нототении)[38].

Поскольку зимовье Борхгревинка находится на территории, являющейся объектом притязания Новой Зеландии, оно охраняется Antarctic Heritage Trust, который также занимается сохранением хижин Шеклтона и Скотта на о. Росса[39]. В 2002 году хижина Борхгревинка была занесена в реестр особо охраняемых мест Антарктики (англ. Antarctic Specially Protected Area) под № 159. В 2005 году был принят целевой план повышения её доступности для посещения в будущем и сохранения для потомков[40].

См. также

Напишите отзыв о статье "Борхгревинк, Карстен"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Swan, R.A. [www.adb.online.anu.edu.au/biogs/A070353b.htm Borchgrevink, Carsten Egeberg (1864–1934)]. Australian Dictionary of Biography. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0m5fCc Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  2. Huntford, 1999, p. 37.
  3. [www.heritage-antarctica.org/english/expedition-members/ Southern Cross Expedition Members]. Antarctic Heritage Trust. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0myGls Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  4. Huntford, 1985, p. 27.
  5. Fleming, 2002, p. 238.
  6. [www.aad.gov.au/default.asp?casid=1307 Australian Antarctic Division]. Australian Government: Department of the Environment. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0oLADY Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  7. McConville, Andrew (April 2007). «[journals.cambridge.org/action/displayAbstract;jsessionid=E6F3CB49DC9459D939F832532360E368.tomcat1?fromPage=online&aid=967620# Henrik Bull, the Antarctic Exploration Committee and the first confirmed landing on the Antarctic continent]». Polar Record (Cambridge University Press) 43 (2): 143–152. DOI:10.1017/S0032247407006109. Проверено 12 February 2012.
  8. 1 2 3 4 Riffenburgh, 2006, p. 677—678.
  9. 1 2 3 [www.heritage-antarctica.org/english/forgotten-explorer/ Norway's Forgotten Explorer]. Antarctic Heritage Trust. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0pcpSs Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  10. 1 2 [www.heritage-antarctica.org/english/first-landing/ The First Landing on the Antarctic Mainland]. Antarctic Heritage Trust. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0ql1v0 Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  11. 1 2 3 4 5 6 7 [www.south-pole.com/p0000087.htm Carsten Borchgrevink (1864–1934)]. South-pole.com. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0rqwwQ Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  12. Borchgrevink, 1901, p. III.
  13. 1 2 Borchgrevink, 1901, p. 4—5.
  14. 1 2 3 Speak, 2003, p. 38—40.
  15. 1 2 Borchgrevink, 1901, p. 9—10.
  16. [snl.no/.nbl_biografi/Carsten_Borchgrevink/utdypning Carsten Borchgrevink // Norsk biografisk leksikon]
  17. 1 2 3 4 Crane, 2005, p. 75.
  18. 1 2 3 Jones, 2003, p. 59.
  19. Huxley, 1977, p. 25.
  20. 1 2 3 Preston, 1999, p. 14.
  21. Harrowfield, David [www.anta.canterbury.ac.nz/resources/sth_cross/equip.html The Southern Cross Expedition]. University of Canterbury. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0sRpX5 Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  22. Борхгревинк, Эгебер // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  23. Harrowfield, David [www.anta.canterbury.ac.nz/resources/sth_cross/arrival.html The Southern Cross Expedition: Arrival at Cape Adare]. University of Canterbury. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0suEQt Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  24. Fiennes, 2002, p. 43.
  25. Crane, 2005, p. 153.
  26. Harrowfield, David [www.anta.canterbury.ac.nz/resources/sth_cross/burial.html The Southern Cross Expedition: First Burial on the Continent]. University of Canterbury. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0tKjYW Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  27. Crane, 2005, p. 74—75.
  28. Harrowfield, David [www.anta.canterbury.ac.nz/resources/sth_cross/depart.html The Southern Cross Expedition: Departure of the Expedition]. University of Canterbury. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0tkql1 Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  29. Mill, 1905, p. 402.
  30. Crane, 2005, p. 89.
  31. Borchgrevink, 1901, p. 7.
  32. Mill, 1905, p. 403.
  33. Huntford, 2001, p. 468.
  34. [query.nytimes.com/mem/archive-free/pdf?_r=1&res=9901E0DD113DEE32A25757C0A9609C946397D6CF An Explorer's Experiences] (PDF), New York Times (4 June 1902). Проверено 12 февраля 2012.
  35. Буманн-Ларсен, 2005, с. 111.
  36. Crane, 2005, p. 94.
  37. [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9806E4D71E3AE633A25751C1A9649C946296D6CF Untitled news report], New York Times (12 February 1913). Проверено 12 февраля 2012.
  38. [www.itis.gov/servlet/SingleRpt/SingleRpt?search_topic=TSN&search_value=642902 ITIS Report: Pagothenia Borchgrevinki]. ITIS. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0uBVlF Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  39. [www.heritage-antarctica.org/AHT/ManagementPlans/ Antarctic Specially Protected Areas]. Antarctic Heritage Trust. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0urLOe Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].
  40. [www.heritage-antarctica.org/content/library/ASPA_159_Management_Plan_Cape_Adare.pdf Management Plan for Cape Adare ASPA No. 159] (PDF). Antarctic Heritage Trust. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67p0vqBZN Архивировано из первоисточника 21 мая 2012].

Литература

  • Амундсен Р. Южный полюс / Пер. Л. Л. Жданова. — М.: Мысль, 1972.
  • Борхгревинк К. У Южного полюса. Год 1900 / Пер. Тархановой С. А. — М.: Географгиз, 1958.
  • Буманн-Ларсен Т. Амундсен. — М.: Молодая гвардия, 2005.
  • Borchgrevink C. First on the Antarctic Continent. — London: George Newnes Ltd, 1901.
  • Crane D. Scott of the Antarctic. — London: Harper Collins, 2005.
  • Fiennes R. Captain Scott. — London: Hodder & Stoughton, 2003. — 508 p.
  • Fleming F. Ninety Degrees North. — London: Granta Publications, 2002.
  • Huntford R. Nansen. — London: Abacus, 2001.
  • Huntford R. The Last Place on Earth. Scott and Amundsen's Race to the South Pole. — N. Y.: The Modern Library, 1999.
  • Huntford R. Shackleton. — London: Hodder & Stoughton, 1985.
  • Huxley E. Scott of the Antarctic. — London: Weidenfeld & Nicolson, 1977.
  • Jones M. The Last Great Quest: Captain Scott's Antarctic Sacrifice. — Oxford: Oxford University Press, 2003.
  • Mill H. R. The Siege of the South Pole. — London: Alston Rivers, 1905.
  • Preston D. A First Rate Tragedy: Captain Scott's Antarctic Expeditions Constable. — London: Constable, 1999.
  • Riffenburgh B. Encyclopedia of the Antarctic. — London: Routledge, 2006.
  • Speak P. William Speirs Bruce: Polar Explorer and Scottish Nationalist. — Edinburgh: National Museums of Scotland, 2003.

Ссылки

  • [www.bonaen.ru/b/borchgrevink Борхгревинк, Карстен // Статья из БСЭ 1-го издания]
  • [www.norge.ru/borchgrevink_sydpolen/ Карстен Борхгревинк на сайте «Вся Норвегия на русском»]

Отрывок, характеризующий Борхгревинк, Карстен

Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.