Борьба с курением в нацистской Германии

Борьба с курением в нацистской Германии — первая в новейшей истории государственная программа по борьбе с курением табака.

В XX веке общественные кампании по борьбе с курением велись во многих странах, но государственную поддержку такая кампания получила впервые в Германии после прихода к власти национал-социалистов. Именно в Германии впервые были опробованы многие методы, которые применяются в настоящее время правительствами разных стран в борьбе с курением.

Руководство НСДАП осуждало курение. Кампания опиралась также на личное отвращение Гитлера к табаку и была связана с антисемитизмом и расизмом.

Нацистское руководство поощряло научные исследования последствий курения, и немецкая наука имела приоритет в данном направлении.

Программа включала запрет на курение в трамваях, автобусах и электричках, ограничение количества сигарет в пайке солдат вермахта и увеличение налога на табак. По всей стране велась пропаганда отказа от курения. Были введены ограничения на рекламу табака, ограничен рацион табачных изделий, выделяемых для женщин, ограничено курение в ресторанах и кафе.

Несмотря на все усилия, потребление табака продолжало увеличиваться с 1933 по 1939, но начиная с 1939 и по 1945 началось снижение потребления, особенно среди военнослужащих. После начала Второй мировой войны кампания против табака резко активизировалась.

Борьба с курением в Германии до нацистов

Антитабачные настроения существовали в Германии задолго до прихода к власти нацистов. Ещё в 1904 было организовано «Германское общество противников курения и защиты некурящих» (Deutscher Tabakgegnerverein zum Schutze der Nichtraucher). Однако эта организация существовала недолго. Другое общество — «Германская федерация противников табака» (Bund Deutscher Tabakgegner) было создано в 1910 в г. Траутенау в Богемии. Подобные общества были созданы в Ганновере и Дрездене. В 1920 в Праге была создана «Федерация немецких противников табака в Чехословакии» (Bund Deutscher Tabakgegner in der Tschechoslowakei). В Австрии также существовала подобная федерация (Bund Deutscher Tabakgegner in Deutschösterreich.

Эти группы публиковали журналы, пропагандировавшие отказ от курения. Первым таким журналом на немецком был «Противник табака» (Der Tabakgegner), издававшийся богемским обществом с 1912 по 1932 год. С 1919 по 1935 годы в Дрездене издавался журнал «Немецкие противники табака» (Deutsche Tabakgegner). Антитабачные организации выступали также против употребления алкоголя.

Отношение Гитлера к курению

В молодости Адольф Гитлер был заядлым курильщиком. Выкуривая до 40 сигарет в день, он бросил курить, не желая тратить деньги понапрасну. Позднее Гитлер вспоминал об этом так:

Мне долгое время было очень плохо в Вене. Несколько месяцев я не ел горячей пищи. Питался молоком и чёрствым хлебом. Но зато тратил тринадцать крейцеров в день на сигареты. Выкуривал от 25 до 40 сигарет в день. Но крейцер тогда был больше, чем сегодня десять пфеннигов. И однажды мне пришла в голову мысль: а что если не тратить 13 крейцеров на сигареты, а купить масла и сделать бутерброды? На это уйдёт 5 крейцеров, и у меня ещё останутся деньги. Вскоре я выкинул сигареты в Дунай и никогда больше к ним не притрагивался.

В зрелые годы Гитлер трактовал курение как «декадентство» и «месть краснокожих белому человеку за „огненную воду“», сокрушаясь по поводу того, «сколько хороших людей погибло из-за пагубного зелья». Гитлера сильно огорчало то, что Ева Браун и Мартин Борман курили, а Геринг продолжал курить на публике. Он был разозлён, когда на памятнике Герингу последний был изображен с сигарой. Гитлер считается первым государственным лидером, активно возражавшим против курения.

Гитлер неодобрительно относился к свободе курения в армии и утверждал, что мнение «солдат на войне не может жить без табака» является ошибочным. Он обещал, что после завершения войны курение в армии будет прекращено. Гитлер призывал всех в своем окружении бросить курить и поощрял тех, кому удалось это сделать. Однако личная неприязнь Гитлера к курению была лишь одной из многих движущих сил кампании против курения.

Репродуктивная политика

Существенным фактором, влиявшим на антитабачную кампанию, была репродуктивная политика нацистов. Считалось, что курящие женщины раньше стареют и теряют свою физическую привлекательность, поэтому они считались неподходящими для того, чтобы быть немецкой женой и матерью. Вернер Хуттиг (Werner Huttig) из «Управления по расовой политике» НСДАП (нем. Rassenpolitisches Amt) утверждал (справедливо), что молоко курящих матерей содержит никотин. Мартин Штэммлер (Martin Staemmler), видный врач Третьего рейха, утверждал, что курение во время беременности приводит к более частым мертворождениям и выкидышам. Это мнение поддерживала и Агнес Блум (Agnes Bluhm) — известная специалистка в области расовой гигиены, которая делала тот же вывод в своей книге, опубликованной в 1936 году. Всё это беспокоило руководство нацистской Германии, заинтересованное в том, чтобы немецкие женщины рожали много детей.

Научные исследования

Научные исследования влияния курения на состояние здоровья находились в Германии на более высоком уровне, чем в других странах, ещё до прихода нацистов к власти.

В 1940 году была защищена диссертация, в которой рассматривалось, почему слепые редко курят и почему солдаты больше любят курить при свете дня, чем по ночам. Появились десятки препаратов для желающих бросить курить — от полосканий с нитратом серебра (считалось, что водный раствор 1:10000 придает табаку неприятный вкус) до вещества под названием «транспульмин», создававшего аналогичный эффект при внутривенных инъекциях (якобы препарат связывал терпены и другие ароматические вещества в табаке, вызывая неприятные ощущения). Выпускались на рынок специализированные средства для отвыкания — под торговыми марками, например, «Аналептол» и «Никотилон», — а также всевозможные замены табаку: особая жевательная резинка, средства на основе имбиря, атропин и ментоловые сигареты. Несомненной популярностью пользовались гипноз и разнообразные психологические консультации.

Связь рака лёгких с курением была впервые доказана не в США в 50-е годы, а в Третьем рейхе. Эффект «пассивного курения» (нем. Passivrauchen) также впервые был изучен в нацистской Германии. Исследования, проведённые на средства нацистского государства, открыли множество негативных последствий для здоровья, возникающих от курения. Гитлер лично выделял финансовую поддержку «Научно-исследовательскому институту рисков табакокурения» (нем. Wissenschaftliches Institut zur Erforschung der Tabakgefahren) при Йенском университете во главе с Карлом Астелем (нем. Karl Astel). Этот институт, основанный в 1941 году, был основным центром исследований вреда табакокурения. Врачи Третьего рейха также нашли подтверждения тому, что курение вызывает сердечные заболевания, что в то время считалось самым вредным последствием курения. Никотин считался основной причиной увеличения случаев инфаркта в стране. Во время Второй мировой войны именно потребление никотина считалось основной причиной инфарктов, участившихся у военнослужащих на Восточном фронте.

В отчёте на основании тридцати двух случаев смерти от инфаркта молодых солдат на фронте отмечалось, что все они были заядлыми курильщиками. Известный врач Франц Бухнер (нем. Franz Buchner) считал, что сигареты являются «врагом сердца номер один».

Меры против курения

Пропаганда

Для того, чтобы убедить население отказаться от курения, правительство использовало разнообразные приёмы массовой пропаганды. Статьи о вреде курения публиковали такие массовые издания, как журналы «Здоровый народ» (Gesundes Volk), «Народное здоровье» (Volksgesundheit) и «Здоровая жизнь» (Gesundes Leben). Широкое распространение получили плакаты, демонстрировавшие вред курения. Листовки о вреде курения распространялись на рабочих местах. К распространению листовок привлекались также члены гитлерюгенда и Союза немецких девушек.

Антитабачная программа включала также распространение знаний. В июне 1939 года было образовано Бюро по борьбе с табаком и алкоголем. Бюро по борьбе с наркотиками (Reichsstelle für Rauschgiftbekämpfung) также принимало участие в кампании. Антитабачные статьи публиковались в журналах «Легкие наркотики» (Die Genussgifte), «На посту» (Auf der Wacht) и «Чистый воздух» (Reine Luft). Главная роль в борьбе с курением отводилась журналу «Чистый воздух».

К 1930 годам в антитабачной риторике появилась тема рака.

Запреты

После выяснения вреда курения для здоровья были приняты определённые меры законодательного характера.

• В 1938 году запрет на курение был введён в военно-воздушных силах и почтовом ведомстве для своих сотрудников (в том числе и дома).
• Курение запрещалось во всех медицинских учреждениях, а также в некоторых домах отдыха. Акушеркам также было запрещено курить на работе.
• В 1939 году НСДАП ввела запрет на курение во всех своих учреждениях, а Гиммлер запретил офицерам СС и полиции курить в рабочее время. Солдатам и офицерам вермахта было запрещено курить на улицах, в походах и во время перерывов в процессе нахождения на службе.
• Курение было также строжайше запрещено в школах.
• В 1941 году в 60 городах Германии было запрещено курение в трамваях. Курение было также запрещено в бомбоубежищах, однако в некоторых убежищах были комнаты для курящих.

Особенное внимание уделялось предотвращению курения среди женщин (президент Медицинской ассоциации Германии заявил: «Немецкие женщины не курят!»):

• Карточки на табак не выдавались беременным, а также женщинам моложе 25 и старше 55 лет. Были также введены ограничения на свободную продажу табака женщинам как в магазинах, так и в ресторанах и кафе.
• В кинотеатрах демонстрировались специальные фильмы, агитировавшие против курения среди женщин.
• Местные ячейки НСДАП исключали из партии публично куривших женщин.

Другие запреты:

• В 1943 году было запрещено курение в общественных местах для лиц моложе 18 лет.
• В 1944 году было запрещено курение в автобусах и городских электричках. Это было сделано по личному указанию Гитлера, опасавшегося, что женщины-кондукторы страдают от последствий пассивного курения.

Реклама

С 7 декабря 1941 года по приказу президента Совета по рекламе Генриха Хунке (Heinrich Hunke) были введены ограничения на рекламу табачных изделий. Была запрещена реклама, представлявшая курение как безопасное занятие или символ мужества. Были также строго запрещены насмешки над противниками курения, а также запрещено размещение рекламных плакатов вдоль железных дорог, в сельской местности, на стадионах и ипподромах. Была также запрещена реклама через громкоговорители и на почтовых марках.

Армия

Ограничения на курение были введены и в вермахте. Табачный рацион был сокращён до шести сигарет в день на человека. Во времена затишья на фронте солдаты имели возможность купить дополнительно, однако не более 50 сигарет в месяц. Женщинам, служившим на вспомогательных должностях в армии, курить не разрешалось. Регулярно проводились медицинские лекции с пропагандой отказа от курения.

Налоги

В ноябре 1941 года налоги на табачные изделия были подняты и составляли 80-95 % от продажной цены. Этот уровень налога был самым высоким в истории Германии и был превзойдён лишь через 25 лет после падения Третьего рейха.

Эффективность программы

Первый этап кампании был неудачным: с 1933 по 1937 годы потребление табака в Германии заметно возросло. Табачные фабриканты предпринимали усилия по контрпропаганде. Они начали издавать несколько новых журналов, в которых антитабачная кампания представлялась «фанатичной» и «ненаучной». Особый упор табачная пропаганда делала на женщин: в рекламных объявлениях часто использовались модели с сигаретой. Несмотря на усилия государства, многие немки продолжали курить, включая жён некоторых высокопоставленных нацистских чиновников. Например, Магда Геббельс курила даже во время встреч с журналистами. Ведущие журналы мод, такие как Beyers Mode für Alle, также часто публиковали фотографии курящих моделей. На конверте пластинки с популярной песней «Лили Марлен» была изображена певица Лале Андерсен с сигаретой в руке.

Потребление сигарет
в Германии и США
(на душу населения)

	Год
	1930	1935	1940	1944
Германия	490	510	1022	743
США	1485	1564	1976	3039

В конце 30-х годов и во время Второй мировой войны правительство усилило антитабачные меры, и потребление сигарет пошло на спад. Благодаря усилиям командования вермахта, курение в армии также снизилось с 1939 по 1945 годы. По статистике, в 1944 году количество курящих в армии выросло, но среднее потребление сигарет на душу населения снизилось на 23,4 % по сравнению с предвоенными годами. Доля людей, выкуривавших 30 или более сигарет в день, снизилась с 4,4 % до 0,3 %.

Антитабачная программа была не лишена противоречий. Например, параллельно с программами «Народное здоровье» (нем. Volksgesundheit) и «Будь здоров!» (нем. Gesundheitspflicht) проводилась широкомасштабная раздача сигарет группам населения, которые этого «заслуживали» (солдаты на фронте, члены гитлерюгенда и др.). При этом «бесполезные» или «вредные» группы (евреи, военнопленные и др.), такого снабжения были лишены.

Табак, тем не менее, продолжал в больших количествах производиться на оккупированных территориях, например, на Украине. В 1943 г. под табачные плантации там было зарезервировано 160 000 га. Всего же украинские фабрики до конца 1942 г. произвели 2,5 млрд папирос и сигарет и 5 млн сигар.

Связь с антисемитизмом и расизмом

Помимо заботы о здоровье народа, большую роль в программе играла идеология нацизма, а именно, концепции расовой гигиены и телесного здоровья. Нацистские лидеры полагали, что представители «расы господ» не должны курить и что курение табака равнозначно «расовой дегенерации». Нацисты считали табак «генетическим ядом». Специалисты по расовой гигиене также возражали против потребления табака, опасаясь, что это отрицательно скажется на «немецкой наследственности». Активисты борьбы с табаком часто изображали курение как порок, присущий «дегенеративным» африканцам.

Нацисты утверждали, что в распространении табака виновны евреи. Церковь «адвентистов седьмого дня» в Германии заявляла, что курение — порок, распространяемый евреями. Редактор журнала «Нордический мир» (Nordische Welt) Йоган фон Леерс на церемонии открытия НИИ рисков табакокурения в 1941 году возложил ответственность за распространение табака в Европе на «еврейский капитализм». Он заявил, что табак был впервые завезен в Германию евреями и что евреи контролируют табачную промышленность в Амстердаме — главном центре поступления табака в Европу.

После 1945 года

После распада нацистского государства американские табачные компании быстро проникли на немецкий рынок. Расцвела контрабандная торговля сигаретами. Руководителей антитабачной кампании заставили замолчать. В 1949 году объём нелегальных поставок из США в Германию составлял примерно 400 миллионов сигарет в месяц. В 1954 году почти два миллиарда швейцарских сигарет были контрабандой ввезены в Германию и Италию. США поставляли бесплатный табак в Германию в рамках плана Маршала; в 1948 году в Германию было ввезено 24 000 тонн табака и не менее 69 000 тонн в 1949 году. Правительство США потратило на это $70 млн долларов, которые пошли в прибыль табачных компаний. Потребление сигарет на душу населения в послевоенной Германии постоянно росло: с 460 в 1950 году до 1523 в 1963 году. К концу XX века меры борьбы с курением в Германии так и не достигли уровня 1939-41 годов, а исследования в области вреда курения в Германии до сих пор остаются в тени.

Источники

• Роберт Проктор. [www.inliberty.ru/library/567-voyna-snbsptabakom-vnbspnacistskoy-germanii Война с табаком в нацистской Германии]. InLiberty.ru
• Berridge, Virginia (2007), Marketing Health: Smoking and the Discourse of Public Health in Britain, 1945—2000, Издательство Оксфордского университета, ISBN 0-19-926030-3 .
• Bynum, William F.; Hardy, Anne; Jacyna, Stephen & Lawrence, Christopher (2006), The Western Medical Tradition, Cambridge University Press, ISBN 0-521-47524-4 .
• Clark, George Norman; Briggs, Asa & Cooke, A. M. (2005), A History of the Royal College of Physicians of London, Oxford University Press, ISBN 0-19-925334-X .
• Coombs, W. Timothy & Holladay, Sherry J. (2006), It's Not Just PR: Public Relations in Society, Blackwell Publishing, ISBN 1-4051-4405-X .
• Daunton, Martin & Hilton, Matthew (2001), The Politics of Consumption: Material Culture and Citizenship in Europe and America, Berg Publishers, ISBN 1-85973-471-5 .
• Gilman, Sander L. & Zhou, Xun (2004), Smoke: A Global History of Smoking, Reaktion Books, ISBN 1-86189-200-4 .
• Guenther, Irene (2004), Nazi Chic?: Fashioning Women in the Third Reich, Berg Publishers, ISBN 1-85973-400-6 .
• Lee, P. N. (1975), Tobacco Consumption in Various Countries, London: Tobacco Research Council .
• Schaler, Jeffrey A. (2004), Szasz Under Fire: A Psychiatric Abolitionist Faces His Critics, Open Court Publishing, ISBN 0-8126-9568-2 .
• Szollosi-Janze, Margit (2001), Science in the Third Reich, Berg Publishers, ISBN 1-85973-421-9 .
• Tillman, Barrett (2004), Brassey's D-Day Encyclopedia: The Normandy Invasion A-Z, Potomac Books Inc., ISBN 1-57488-760-2 .
• Uekoetter, Frank (2006), The Green and the Brown: A History of Conservation in Nazi Germany, Cambridge University Press, ISBN 0-521-84819-9 .
• Young, T. Kue (2005), Population Health: Concepts and Methods, Oxford University Press, ISBN 0-19-515854-7 .

Дополнительная литература

• Bachinger, E (2007), "[www.ingentaconnect.com/content/iuatld/ijtld/2007/00000011/00000009/art00018 Tobacco policies in Austria during the Third Reich]", The International Journal of Tuberculosis and Lung Disease Т. 11 (9): 1033–7, PMID 17705984, <www.ingentaconnect.com/content/iuatld/ijtld/2007/00000011/00000009/art00018> 
• Brooks, Alexander (January 19, 1996), "Guest Column: Forward to the Past", The Daily Californian 
• Doll, Richard (2001), "[ije.oxfordjournals.org/cgi/content/full/30/1/30 Commentary: Lung cancer and tobacco consumption]", International Journal of Epidemiology Т. 30 (1): 30–31, <ije.oxfordjournals.org/cgi/content/full/30/1/30> 
• Haustein, Knut-Olaf (2004), [www.ecomed-medizin.de/sj/sfp/Pdf/aId/6824 Fritz Lickint (1898-1960) – Ein Leben als Aufklärer über die Gefahren des Tabaks], Suchtmedizin in Forschung und Praxis, <www.ecomed-medizin.de/sj/sfp/Pdf/aId/6824> 
• Proctor, Robert N (1999), "[www.sciencedirect.com/science?_ob=ArticleURL&_udi=B6V81-3YSXF26-11&_user=10&_coverDate=12%2F31%2F1999&_rdoc=7&_fmt=high&_orig=browse&_srch=doc-info(%23toc%235857%231999%23999769997%23172839%23FLP%23display%23Volume)&_cdi=5857&_sort=d&_docanchor=&_ct=23&_acct=C000050221&_version=1&_urlVersion=0&_userid=10&md5=4c0b7b77a2d9673c63735a1dace923e3 Why did the Nazis have the world's most aggressive anti-cancer campaign?]", Endeavour Т. 23 (2): 76–9, PMID 10451929, <www.sciencedirect.com/science?_ob=ArticleURL&_udi=B6V81-3YSXF26-11&_user=10&_coverDate=12%2F31%2F1999&_rdoc=7&_fmt=high&_orig=browse&_srch=doc-info(%23toc%235857%231999%23999769997%23172839%23FLP%23display%23Volume)&_cdi=5857&_sort=d&_docanchor=&_ct=23&_acct=C000050221&_version=1&_urlVersion=0&_userid=10&md5=4c0b7b77a2d9673c63735a1dace923e3> 
• Proctor, Robert (1988), Racial Hygiene: Medicine Under the Nazis, Издательство Гарвардского университета, ISBN 0-674-74578-7 
• R. Nicosia, Francis & Huener, Jonathan (2002), Medicine and Medical Ethics in Nazi Germany, Berghahn Books, ISBN 1-57181-386-1 

Отрывок, характеризующий Борьба с курением в нацистской Германии

Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?