Бор-Раменский, Дмитрий Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Бор-Раменский
Имя при рождении:

Дмитрий Петрович Воробьёв

Дата рождения:

9 ноября 1889(1889-11-09)

Место рождения:

с. Суда, Осинский уезд, Пермская губерния, Российская империя

Дата смерти:

12 мая 1965(1965-05-12) (75 лет)

Место смерти:

г. Сарапул, Удмуртская АССР, РСФСР

Гражданство:

Российская империя, СССР

Направление:

соцреализм

Жанр:

проза

Язык произведений:

русский

Дебют:

1921

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение


Почётные грамоты Президиума Верховного Совета Удмуртской АССР

Дми́трий Петро́вич Бор-Раменский (настоящая фамилия — Воробьёв; 28 октября (9 ноября) 1889, с. Суда, Пермская губерния — 12 мая 1965, Сарапул) — русский советский писатель.



Биография

Родился в бедняцкой семье, с детства батрачил по найму у кулаков. В 1906 году поступил в учительскую семинарию, но учиться не смог, поскольку ему было отказано в стипендии. После этого за один год закончил училище в Кунгуре и экстерном сдал экзамен на звание учителя. В 1908 году начал преподавать. В 1914 году был мобилизован и участвовал в боях на фронтах Первой мировой войны. Вёл революционную пропаганду среди солдат, был избран членом солдатского комитета части, корпуса, а затем членом комитета частей связи армий Северного фронта. Был на приёме у В. И. Ленина и Ф. Э. Дзержинского. В конце 1917 года вернулся в родные места, в 1919 году с началом боевых действий Гражданской войны добровольно вступил в 28-ю Азинскую дивизию и сражался в её рядах с белогвардейцами. Затем возвратился на педагогическую работу.

С 1922 года Бор-Раменский начал сотрудничать в газете «Красное Прикамье», где сначала появились его заметки, а затем очерки, рассказы. В 1924 году в Москве отдельным изданием был опубликован рассказ «Камский вихрь», написанный им на материале Гражданской войны. Со времени создания единой писательской организации являлся членом Союза писателей СССР.

Опубликованные произведения

  • Коля и Колька: Пьеса в 2 д. Свердловск, 1926. 14 с.
  • Камский вихрь: Рассказ. М., 1928. 78 с.
  • Раменье: Pоман. Ижевск, 1940. 346 с.
  • Данило Шитов: Повесть. Ижевск, 1949. — 206 с.
  • В прикамских лесах: Повесть. Ижевск, 1950. 205 с. (2-е изд. — 1956. 271 с.)
  • Рассказы. Ижевск, 1959. 64 с.
  • Данило Шитов: Роман; Черемша: Повесть; Ставка на голову: Главы из повести; Красный вымпел: Рассказ / Сост. Е. Флейс. Ижевск, 1965. 292 с.

Напишите отзыв о статье "Бор-Раменский, Дмитрий Петрович"

Ссылки

  • [alibudm.narod.ru/pis/pudm185.html Биография на сайте «Литература Удмуртии»]
  • [sarlib.ru/electronic_library_sarapul_quot/detail.php?ID=169 Страница на сайте Сарапульской библиотеки]

Отрывок, характеризующий Бор-Раменский, Дмитрий Петрович

Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».