Босман, Джон

Джон Босман
Общая информация
Полное имя	Йоханнес Якобус Босман (нидерл. Johannes Jacobus Bosman)
Родился	1 февраля 1965(1965-02-01) (59 лет) Бовенкерк, Нидерланды
Гражданство	Нидерланды
Рост	187 см
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
	Рода '23
19??—1983	РКАВИК
Клубная карьера*
1983—1988	Аякс	126 (77)
1988—1990	Мехелен	61 (34)
1990—1991	ПСВ	30 (11)
1991—1996	Андерлехт	156 (71)
1996—1999	Твенте	87 (34)
1999—2002	АЗ	62 (22)
Национальная сборная**
1986—1997	Нидерланды	30 (17)
Международные медали
Чемпионаты Европы
Золото	ФРГ 1988
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Джо́н Бо́сман (нидерл. John Bosman; родился 1 февраля 1965 года, Бовенкерк) — нидерландский футболист, нападающий.

Биография

Клубная карьера

Джон Босман начал свою карьеру в детской футбольной команде «Рода '23», позже Джон также выступал за клуб РКАВИК. В 1983 году 18-летний Босман перешёл в амстердамский «Аякс». Он дебютировал в команде 20 ноября 1983 года в матче против «Роды», матч завершился в пользу «Аякса» 5:2. Всего за пять сезонов Босман провёл 165 матчей за «Аякс» во всех соревнований и забил 105 мячей. В чемпионатах Нидерландов Джон забил 77 мячей, по этому показателю он входит во второй десяток списка бомбардиров «Аякса» за всю историю клуба. После ухода Марко ван Бастена в итальянский «Милан» именно Босман стал лучшим бомбардиром «Аякса», в сезоне 1987/1988 Джон забил 25 мячей в 33 матчах. Босман принимал так же участие в финальном матче кубка обладателей кубка УЕФА против бельгийского «Мехелена». «Мехелен» под руководством бывшего тренера «Аякса» Ада де Моса победил со счётом 1:0. По окончании сезона Босман перешёл именно в «Мехелен».

Перейдя в «Мехелен», Босман в первом же сезоне в 30 матчах отметился 18 голами и стал чемпионом Бельгии сезона 1988/1989, в чемпионате «Мехелен» на 5 очков опередил «Андерлехт». В списке бомбардиров сезона 1988/1989 Босман занял четвёртое место. В своём последнем сезоне за «Мехелен» Джон забил 16 мячей в 31 матче (третий показатель в чемпионате Бельгии сезона 1989/1990), в чемпионате же «Мехелен» занял третье место после чемпиона «Брюгге» и занявшего второе место «Андерлехта». С «Мехеленом» Босман участвовал в финале Суперкубка Европы против нидерландского ПСВ, «Мехелен» победил со счётом 3:1. В еврокубках в сезоне 1988/89 «Мехелен» участвовал в розыгрыше Кубка обладателей Кубков (который был выигран ими в предшествующем сезоне, 1987/88), команда дошла до полуфинала, где уступила итальянской «Сампдории» только по разнице забитых и пропущенных мячей: в первом матче «Мехелен» дома победил 2:1, но на выезде бельгийцы уступили 3:0.

В 1990 году Джон вернулся в Нидерланды и стал игроком ПСВ из Эйндховена. В «ПСВ» Босман провёл один сезон и стал чемпионом Нидерландов 1990/1991, в сезоне Джон провёл 30 матчей и забил 11 мячей. В 1991 году Джон перешёл в бельгийский «Андерлехт». В «Андерлехте» Джон провёл пять сезонов, за которые провёл 156 матчей и забил 71 мяч. С «Андерлехтом» Джон выиграл три титула чемпиона Бельгии (1993, 1994, 1995) и один кубок Бельгии (1994).

Покинув «Андерлехт» в 1996 году, Джон решил окончательно вернуться в Нидерланды и подписал контракт с «Твенте» из Энсхеде. В 31 год Босман снова доказал, что является одним из лучших нападающих Нидерландов, в сезоне 1996/1997 Босман забил 20 мячей за 33 матча, он всего на один мяч отстал от лучшего бомбардира чемпионата игрока «ПСВ» Люка Нилиса. «Твенте» финишировал в сезона на третьем месте после чемпиона «ПСВ» и занявшего второе место «Фейеноорда». Босман ещё в течение двух сезонов выступал за «Твенте», но своей игрой не блистал, за два сезона Джон забил лишь 14 мячей в 57 матчах. Завершая игровую карьеру, Босман ещё в течение трёх сезонов с 1999 по 2002 год выступал за клуб «АЗ» из города Алкмар. За «АЗ» Джон провёл 62 матча и забил 22 мяча. В 2002 году в возрасте 37 лет Босман завершил свою футбольную карьеру.

Карьера в сборной

В национальной сборной Нидерландов Джон Босман дебютировал 29 апреля 1986 года в матче против Шотландии, матч завершился со счётом 0:0. Свой первый мяч за сборную Джон забил в ворота сборной Кипра 21 сентября 1986 года, матч закончился победой Нидерландов 2:0.

28 октября 1987 года Джон забил пять мячей в матче против сборной Кипра, который завершился разгромом киприотов со счётом 8:0, а спустя месяц, 9 декабря в ответном матче против Кипра Джон забил три мяча, а его сборная победила 4:0.

В 1988 году в составе сборной Нидерландов Босман стал чемпионом Европы, в финале нидерландцы победили сборную СССР 2:0, но Босман в финале так и не вышел, он был запасным игроком.

Всего за сборную Джон провёл 30 матчей и забил 17 мячей, свой последний матч за Нидерланды он провёл 4 июня 1997 года против сборной ЮАР, матч закончился победой Нидерландов 2:0.

Достижения

Клубные

• Чемпион Нидерландов: 1984/85, 1990/91
• Обладатель Кубка Нидерландов: 1985/86
• Обладатель Суперкубка Европы: 1988
• Чемпион Бельгии: 1988/89, 1992/93, 1993/94, 1994/95
• Обладатель Кубка Бельгии: 1993/94
• Обладатель Кубка обладателей кубков: 1986/87

Национальные

• Чемпион Европы 1988 года

Ссылки

• [www.voetbalstats.nl/spelernedxi.php?persid=52 Статистика на сайте «Voetbalstats.nl»]  (нид.)

Отрывок, характеризующий Босман, Джон

Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.