Боснийский банат

Боснийский банат
Banovina Bosna, Босанска Бановина
вассал Венгерского королевства
1154 — 1377 →
Босния в средние века
Религия	Боснийская церковь, Православие, католицизм
Форма правления	Монархия

К:Появились в 1154 годуК:Исчезли в 1377 году

Боснийский банат (серб. Бановина Босна/Босɖɴскɖ бɖɴоvнɴɖ, хорв. Banovina Bosna) — средневековое государственное образование, формально являвшееся вассалом венгерского короля.

Предыстория

По данным византийского императора Константина Багрянородного, сербы появились на Балканах в 1-й половине VII века. Они заняли территории современных Сербии, Черногории, Боснии и Хорватии. После переселения на Балканский полуостров первыми территориальными объединениями у сербов, как и у большинства южных славян, были жупы. Жупы обычно занимали районы, ограниченные течением рек или горами. Их центрами являлись укрепленные поселения или города. Как административные территориальные единицы жупы в дальнейшем стали прочной основой Сербского государства. Однако византийцы все эти земли назвали «склавинии». После расселения славян на Балканах в византийских источниках появляются сведения о множестве склавиний от Салоник до Константинополя, а позднее и о склавиниях, расположенных выше городов на далматинском побережье.

Спустя некоторое время после переселения на Балканы сербы сформировали несколько крупных общин, которые затем стали государственными образованиями. Между реками Цетина и Неретва располагалось Неретвлянское княжество, которое византийцы именовали Пагания. Ей принадлежали и острова Брач, Хвар и Млет. Область между Неретвой и Дубровником называлась Захумле. Земли от Дубровника до Бока-Которского залива занимали Травуния и Конавле. Южнее, до реки Бояны, простиралась Дукля, которую позднее стали называть Зетой. Между реками Сава, Врбас и Ибар была Рашка, а между реками Дрина и Босна — Босния. На территориях Боснии и Рашки возникло первое сербское государство — сербское княжество династии Властимировичей.

Вскоре после переселения славян на Балканский полуостров стали создаваться и политические союзы соседних жуп во главе с князьями или банами (в Боснии). Должности жупанов, князей и банов постепенно становились наследственными и закреплялись за отдельными зажиточными и влиятельными родами. Постоянная борьба и военные столкновения этих сравнительно мелких союзов вели к созданию более обширных территориальных объединений. Все эти политические образования находились под верховной властью Византии. Но их зависимость от империи была небольшой и сводилась к уплате дани. Признавая верховную власть Византии, сербы фактически были самостоятельными в политическом отношении.

Распад сербского княжества в середине X века привел к постепенному переходу сербских земель, в том числе и Боснии, под власть Византии. Сразу после смерти сербского князя Часлава Клонимировича жупы Боснии стали самостоятельными. В 968 году Боснию захватил хорватский король Михайло Крешимир II, однако спустя несколько лет византийцы выбили его войска из Боснии и включили её в состав своей империи. В 1025 году умер византийский император Василий, что позволило сербским жупам и гос. образованиям, в том числе Боснии, Рашке и Дукле, стать независимыми.

В XI веке центром сербской государственности стала Дукля, которая в 1082—1085 гг. присоединила и часть Боснии. Её баном был назначен некий Стефан[www.rastko.rs/istorija/zfajfric-kotromanici.html Dr. Željko Fajfrić. Kotromanići] (серб.). Проверено 20 сентября 2015.. Однако объединение сербских земель под властью Дукли носило временный характер и не привело к экономической и политической консолидации отдельных областей, к укреплению центральной власти. Земли, входившие в состав Дуклянского королевства, продолжали жить самостоятельной жизнью. Местные князья, жупаны и крупные феодалы были в них полными хозяевами и лишь номинально подчинялись власти королей. Постоянная борьба среди феодалов и членов правящей династии, особенно обострившаяся в начале XII века, ослабляла государственное единство сербов. Вскоре после смерти Бодина (1099 год), а возможно и ранее, от Дукли отпали Травуния, Захумье, Босния и Рашка. При этом Босния некоторое время формально была самостоятельной, однако на протяжении первой половины XII века попеременно попадала в зависимость от Венгрии и Византии и её историческое развитие в дальнейшем пошло самостоятельным путём.

История

Титул «бан Боснии» (поначалу чисто номинальный) венгерский король Бела II создал в 1136 году для своего малолетнего сына Ласло. В реальности ни Венгрия, ни Византия не имели особой власти над этим периферийным горным регионом, и местные правители пользовались значительной автономией. В 1154 году боснийским баном стал Борич, который привёл войска, чтобы вместе с Белошом (венгерским палатином и хорватским баном) атаковать византийцев в Браничево. В 1166 году византийский император Мануил I Комнин отвоевал Боснию у венгров и назначил баном Кулина. Однако уже в 1183 году Кулин вместе с венгерским королём Белой III, великим жупаном Рашки Стефаном Неманей и правителем Захумья Мирославом Завидовичем воевал против Византии, вновь став венгерским вассалом.

Во время правления Кулина появился первый дошедший до наших дней документ на боснийской кириллице — «Повелья бана Кулина». Также в это время начинаются трения, связанные с Боснийской церковью. В 1203 году Вукан Неманич обвинил Кулина в ереси и официально обратился к римскому Папе. Кулину удалось спасти Боснию от крестового похода, выставив себя правоверным католиком.

После смерти Кулина в 1204 году ему наследовал его сын Стефан. В 1232 году его сбросили богомилы, усадив на трон Матея Нинослава, что вызвало трения с Рашкой. В 1234 году венгерский король Андраш II отдал Боснийский банат своему сыну Коломану. Тем временем законный наследник боснийского трона усорский князь Сибислав (сын смещённого Стефана) начал атаковать Матея Нинослава, надеясь забрать Боснию себе. В 1233 году папским легатом был отстранён от должности епископ Владимир, занимавший кафедру в Дьяковаре (современный хорватский Джяково) из-за впадения в ересь. Новым епископом Дьяковара был назначен Иоганн фон Вильдесхаузен, параллельно он возглавлял кафедру Калочи. Папа признал Коломана законным правителем Боснии, и в 1235 году в Боснию вторглись крестоносцы, ведомые Коломаном и фон Вильдесхаузеном, однако на их сторону встал только Сибислав, а все прочие поддержали Матея Нинослава. Из соседей, однако, Боснию поддержала только Дубровницкая республика, Сербия же не решилась портить отношения с Венгрией и Папой, поэтому в 1240 году Матей Нинослав издал указ о взятии Дубровницкой республики под защиту в случае нападения на неё сербского короля Стефана Владислава. Коломан передал титул бана Боснии дальнему родственнику Матея Нинослава — Приезде.

В 1241 году в Венгрию вторглись монголы. Коломан был вынужден вернуться с войсками и принять участие в битве на реке Шайо. Матей Нинослав воспользовался моментом и восстановил контроль над Боснией, вынудив Приезду бежать в Венгрию. В 1244 году он вмешался в разразившуюся в Хорватии гражданскую войну между Трогиром и Сплитом, приняв сторону Сплита. В 1248 году Матей Нинослав, попросив архиепископа из Венгрии, сумел спасти страну от нового крестового похода.

В 1250 году Матей Нинослав умер, и его сыновья стали бороться за власть, но вмешался венгерский король Бела IV, который усадил на боснийский трон Приезду. Приезда принялся жестоко искоренять боснийскую церковь. В 1254 году Босния присоединилась к войне Венгрии против Сербии и заняла Захумье, но по мирному договору пришлось вернуть эту область Сербии.

После смерти Приезды в 1287 году банатом стали править его сыновья Приезда II и Котроман, разделившие страну между собой, но в 1290 году Приезда II умер, и Босния объединилась вновь. Котроман стал основателем династии Котроманичей, чьи потомки правили Боснией вплоть до конца XIV века.

В 1290 году был убит венгерский король Ласло IV Кун, и началась борьба за венгерский престол. Сначала трон занял Андраш III из династии Арпадов, но сестра убитого Ласло — Мария Неаполитанская — предъявила свои права на престол, а затем передала их сыну Карлу Мартеллу Анжуйскому, эти претензии были поддержаны римским папой Николаем IV. На территории Венгерского королевства на сторону Анжуйской династии встал Павел I Шубич, объявивший себя в 1293 году баном Хорватии. Так как Павел Шубич был женат на дочери Стефана Драгутина Урсуле, то семейные связи заставили боснийского бана Стефана Котроманича поддержать коронацию Карла Мартелла. Чтобы увеличить своё влияние, Карл Мартелл издал большое число указов, раздающих земли Котроманича мелким дворянам. В результате Павел Шубич лишил Стефана Котроманича власти в Боснии. В 1312 году он умер, и «господарем всей Боснии» стал его сын Младен II Шубич. Когда в 1314 году умер Стефан I, его вдова Елизавета предпочла бежать вместе с детьми в Дубровницкую республику.

У Младена II было много противников как внутри страны, так и за её пределами, и постепенно он пришёл к мысли сделать своим наместником в Боснии сына покойного Стефана I, который был бы более приемлем для боснийской знати, чем Младен. В 1320 году баном Боснии стал Стефан II Котроманич. В 1322 году Младен II был арестован королём, и Стефан II стал править без плотного постороннего контроля. Его правление прошло в войнах с хорватскими князьями, а также с соседней Сербией.

После смерти Стефана II в 1353 года баном Боснии стал его 15-летний племянник Твртко I, который в 1377 году принял королевский титул.

Литература

• Чиркович Сима. История сербов. — М.: Весь мир, 2009. — 448 с. — ISBN 978-5-7777-0431-3.
• История Югославии. — Москва: Издательство Академии Наук СССР, 1963. — Т. 1. — 736 с.
• Макова Е.С. Боснийские земли в Средние века и Раннее Новое время // История южных и западных славян / Матвеев Г.Ф., Ненашева З.С.. — Москва: Издательство Московского университета, 2008. — Т. 1. — 688 с. — ISBN 978-5-211-05388-5.
• Листая страницы сербской истории / Е.Ю. Гуськова. — М.: Индрик, 2014. — 368 с. — ISBN 978-5-91674-301-2.
• Раннефеодальные государства на Балканах VI—XII вв. / Литаврин Г.Г.. — Москва: Наука, 1985. — 363 с.

Ссылки

• [www.rastko.rs/istorija/zfajfric-kotromanici.html Dr. Željko Fajfrić. Kotromanići] (серб.). Проверено 20 сентября 2015.
• [rastko.rs/rastko-bl/istorija/sdavidovic-spc_bih.html Српска православна црква у Босни и Херцеговини (од 960. до 1930. год.)] (серб.). Проверено 20 сентября 2015.

Отрывок, характеризующий Боснийский банат

– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.