Босния и Герцеговина

Босния и Герцеговина
сербохорв. Bosna i Hercegovina

Флаг Герб
Гимн: «Интермецо»
Дата независимости	5 апреля 1992 (от Югославии)
Официальные языки	боснийский, сербский и хорватский
Столица	Сараево
Крупнейшие города	Сараево и Баня-Лука
Форма правления	парламентская республика
Верховный представитель Члены Президиума Председатель Совета министров	Валентин Инцко Младен Иванич, Драган Чович, Бакир Изетбегович Денис Звиздич
Территория • Всего	125-я в мире 51 197 км²
Население • Оценка (5 октября 2013 (перпись)) • Плотность	↘ 3 531 159 чел. (129-е) 68,97 чел./км²
ВВП (ППС)   • Итого (2014)   • На душу населения	37,8 млрд долл. (109-й) 9891 долл. (102-й)
ВВП (номинал)   • Итого (2014)   • На душу населения	17,977 млрд долл. (110-й) 4 644 долл. (103-й)
ИЧР (2014)	0.733 (высокий) (85-е место)
Названия жителей	боснийцы, босниец, боснийка
Валюта	конвертируемая марка
Интернет-домен	.ba
Телефонный код	+387
Часовой пояс	CET (UTC+1, летом UTC+2)

Бо́сния и Герцегови́на, аббревиатура БиГ (сербохорв. , босн. , серб. и хорв. Bosna i Hercegovina, BiH) — государство в Юго-Восточной Европе, в западной части Балканского полуострова.

Население — 3,53 млн человек (2013). Площадь — 51,2 тысячи км². На севере, западе и юге граничит с Хорватией, на востоке — с Сербией, на юго-востоке — с Черногорией. На юго-западе имеет выход к Адриатическому морю (около 20 км береговой линии). Государственные языки: боснийский, сербский и хорватский. Столица — город Сараево.

Парламентская республика, состоит из Федерации Боснии и Герцеговины, Республики Сербской и округа Брчко. Член ООН с 1992 года. В феврале 2016 года страна подала заявку на вступление в Европейский союз.

В период существования Югославии Босния и Герцеговина являлась беднейшей республикой. Ныне — одна из беднейших стран Европы с очень высоким уровнем безработицы. Основные внешнеторговые партнёры — страны Евросоюза. Денежная единица — конвертируемая марка.

Боснийское государство возникло в X—XI веках. Правители исповедовали католицизм, широкие слои населения были последователями Боснийской церкви. С присоединением сербских и хорватских земель в XIV веке Босния достигла наибольших размеров. В 1463 году завоёвана турками, значительная часть населения обращена в ислам. В 1878—1918 годы — в составе Австро-Венгрии, в 1918—1992 годах — Югославии. С окончанием Боснийской войны, по Дейтонскому соглашению 1995 года получила современное наименование и конституционное устройство.

Название страны

Название страны состоит из слов, обозначающих исторические области: Босния и Герцеговина. В аббревиатуре — БиГ. Босния под названием «Босона» (греч. Βοσωνα) впервые упоминается в сочинении «Об управлении империей», написанном Константином Багрянородным около 950 года. Топоним Босния имеет, предположительно, дославянское происхождение; происходит от реки Босны, на берегах которой зародилось Боснийское государство. Название Герцеговины происходит от венгерского herceg — «воевода». Исторически связано с боснийским феодалом Степаном Вукчичем, который в 1448 году принял звание воеводы или герцога святого Саввы, отчего впоследствии его владения, составлявшие средневековую область Хум, получили название Герцеговины. Во времена турецкого владычества название закрепилось за образованным на хумских землях Герцеговинским санджаком (тур. Hersek Sancağı). В 1878 году область (Герцеговина была выделена в самостоятельную единицу турками в 1833 году в связи с волнениями в Боснии) под названием Босния и Герцеговина вошла в состав Австро-Венгрии. В 1992—1997 годах государство носило название «Республика Босния и Герцеговина».

История

Древнейшим населением Боснии и Герцеговины были неандертальцы, которые проживали здесь в раннем палеолите. В эпоху бронзы по территории Боснии и Герцеговины расселились иллирийские племена. В IV веке до н. э. сюда пришли кельты, которые со временем частично слились с более многочисленными иллирийцами. С I века н. э. — под властью Древнего Рима: в составе провинций Верхняя, Нижняя Паннония и Далмация. С VI века — в составе Византии. В VI—VII веках заселена сербами. Босния как племенное княжение упоминается в X веке.

По данным византийского императора Константина Багрянородного, сербы появились на Балканах в 1-й половине VII века. Они заняли территории современных Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины и части Хорватии. После переселения на Балканский полуостров первыми территориальными объединениями у сербов, как и у большинства южных славян, были жупы. Иллирийцы были ассимилированы славянами или мигрировали в горные районы, где продолжали жить под именем влахов. Спустя некоторое время после переселения на Балканы сербы сформировали несколько крупных общин, которые затем стали государственными образованиями. Между реками Цетина и Неретва располагалось Неретвлянское княжество с близлежащими островами, которое византийцы именовали Пагания. Область между Неретвой и Дубровником называлась Захумье. Земли от Дубровника до Которского залива занимали Травуния и Конавле. Южнее, до реки Бояны, простиралась Дукля, которую позднее стали называть Зетой. Между реками Сава, Врбас и Ибар была Рашка, а между реками Дрина и Босна — Босния. После гибели сербского князя Часлава Клонимировича Босния отпала от его державы. В 1018 году она номинально попала под власть Византии. В начале XII века часть Боснии в результате войн попала в состав Венгрии. Венгерский король получил титул ramae rex (король Рамы, то есть Боснии), так как государство лежало в основном в долине реки Рамы. Король Венгрии назначал своих наместников — банов для управления Боснией.

Боснийское государство

Босния, первоначально возникшая в бассейне рек Босны и Врбаса, как целостное государственное образование появилось, вероятно, в X—XI веках. Во главе этого государства стоял бан. В начале XII века распалось Дуклянское государство, и Босния обрела самостоятельность. После Византийско-венгерской войны в 1160-е годы Босния в течение 13 лет оказалась под Византией, после чего в качестве вассала вернулась под власть Венгерского королевства. Страна была поделена на области, называвшиеся жупы. Первой известной церковной организацией в Боснии конца XI века была католическая Барская архиепископия. В конце XII века при бане Кулине объявились первые еретики, которые объединились в Боснийскую церковь. В 1234 году для борьбы с ересью по призыву пап начались разорительные походы венгерских феодалов, мечтавших подчинить себе Боснию. С боснийской церковью была тесно связана древнебоснийская литература. Степан Котроманич значительно расширил государство на запад и север, включая Хум. Бан Степан Твртко в 1377 году венчался в сербском монастыре Милешева у гроба святого Саввы как «король сербов, Боснии, Поморья и Западных стран». После смерти Степана Твртко центральная власть ослабела, произошло усиление боснийской властелы, прежде всего таких родов, как Хорватиничи, Косачи и Павловичи. Последний ко­роль Боснии Степан Томашевич (последний правитель средневекового сербского государства в 1459 году), под угрозой турецкого вторжения в Боснию обратился за помощью к Риму и Венеции, и отказался платить разорительную для страны дань султану. В ответ на это в 1463 году султан Мехмед II со своей армией вторгся в Боснию. В том же году Степан Томашевич был казнён под городом Яйце, боснийское государство прекратило существование. В 1482 году была полностью завоёвана Герцеговина.

Турецкий период

Боснийские феодалы во имя спасения собственного имущества вынуждены были переходить в ислам, который во второй половине XVI века полностью вытеснил христианство в верхних слоях населения. Феодально-зависимые крестьяне назывались райей. Во многих городах на Балканах действовали крепости с военным гарнизонами, при этом к XVI веку сильно изменился этнический состав крупных городов, основным населением которого стали турки-колонисты и потурченцы, которые со временем утратили связь с национальной культурой. Исламизация городского населения гарантировала более благоприятные условия для занятия торговлей и ремёслами. В отличие от Герцеговины и Сербии, в Боснии крестьяне массово переходили в ислам. Крупным торговым и ремесленным центром Боснии стал город Сараево, росли такие города, как Фоча, Баня-Лука, Ливно, Мостар. При этом ряд старых торгово-ремесленных центров приходил в упадок. В 1580 году был создан Боснийский эялет.

В первой половине XIX века боснийские феодалы страны выступили против реформ, проводимых Турцией. Чтобы ослабить боснийскую оппозицию турецкое правительство в 1833 году отделило от Боснии Герцеговину. Власть Турции была установлена только в 1851 году. В первой половине XIX века в стране получило развитие национально-освободительное движение, зародившееся в среде католического духовенства. Его итогом стало Боснийско-герцеговинское восстание 1875—1878 годов. В 1878 году Босния и Герцеговина получила автономию по Сан-Стефанскому миру, заключённому между Россией и Османской империей после окончания Русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Однако вскоре по Берлинскому трактату того же года Австро-Венгрия в период с июля по октябрь 1878 года оккупировала Боснию и Герцеговину.

XX век

В 1908 году Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину. Часть общества Боснии и Герцеговины надеялось на освобождение страны из-под власти Австро-Венгрии и создание государства во главе с Сербией. В 1913—1914 годах была образована сербская националистическая организация «Млада Босна». Среди её участников был Гаврило Принцип, который 28 июня 1914 года в Сараево совершил убийство эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены Софии, что привело к началу Первой мировой войны.

29 октября 1918 года во время распада Австро-Венгрии Хорватский сабор в Загребе провозгласил Государство словенцев, хорватов и сербов, власти которого сразу же объявили о прекращении участия в войне. 1 декабря того же года государство объединилось с Сербским королевством и Черногорией в Королевство сербов, хорватов и словенцев. В 1929 году боснийско-герцеговинские округа в государстве под новым названием Королевство Югославия вошли в Врбаскую, Дринскую, Зетскую и Приморскую бановины. После нападения Германии на Югославию 10 апреля 1941 года усташи провозгласили «Независимое Хорватское государство», в которое вошли земли Боснии и Герцеговины. К концу мая 1945 года Босния была освобождена от немецко-усташских захватчиков. Во время войны погибли около 407 тысяч жителей Боснии и Герцеговины, многие населённые пункты были почти полностью уничтожены, в том числе города Босанска-Крупа, Ключ, Гламоч, Вишеград, Бихач, Босански-Брод и другие. В 1945 году Народная республика Босния и Герцеговина вошла в Федеративную Народную Республику Югославия, с 1963 года — Социалистическая Республика Босния и Герцеговина в составе Социалистической Федеративной Республики Югославия. В 1960-е годы изменилось соотношение в численном составе православных и мусульман в пользу последних. В 1961 году И. Тито предоставил мусульманам статус нации (ныне босняки). В годы существования социалистической Югославии республика особенно строго соблюдала принцип «братства и единства» народов, назначая на должности в государственные органы и учреждения равное количество представителей трёх национальностей. В 1984 году, в условиях глубокого экономического кризиса, разразившегося после смерти И. Тито, в Сараеве были проведены XIV Зимние Олимпийские игры.

После проведения референдума и провозглашения независимости весной 1992 года разгорелась Боснийская война, охватившая всю страну. Мусульмане воевали против сербов или хорватов в зависимости от региона, иногда они воевали вместе с хорватами против сербов. Конфликт закончился военной интервенцией НАТО и подписанием Дейтонского соглашения 14 декабря 1995 года, которое предусматривало сохранение единого государства, состоящего из двух частей: Мусульмано-хорватской федерации и Республики Сербской.

Физико-географическая характеристика

Географическое положение

Босния

Герцеговина

Босния и Герцеговина расположена на юго-востоке Европы, в западной части Балканского полуострова. Страну образуют две исторические области: Босния, занимающая бассейн реки Савы, и Герцеговина, расположенная на юге, в бассейне реки Неретвы. Площадь составляет 51 209,2 км², в том числе 51 197 км² суши и 12,2 км² акватории моря. По этому показателю Босния и Герцеговина занимает 125-е место в мире и 26-е в Европе. Географический центр страны расположен в районе деревни Крчевине в общине Витез. Максимальная протяжённость страны с востока на запад (в северной части), равно как и с севера на юг составляет около 280 км.

Государственная граница Боснии и Герцеговины имеет протяжённость 1551 км, в том числе 905 км сухопутного участка, 625 км по рекам (Сава, Дрина и Уна) и 21 км по морю. Протяжённость границы с Хорватией составляет 936 км, Сербией — 350 км и с Черногорией — 244 км.

Федерация Боснии и Герцеговины по разным данным занимает площадь 26 098 км² или 26 110,5 км² (около 51 % территории страны); площадь Республики Сербской — 24 641 км² или 24 605,7 км² (около 48 % территории страны); площадь округа Брчко — 493 км² (около 1 % территории страны).

Рельеф

Босния и Герцеговина — типично горная страна: горный ландшафт занимает более 90 % территории страны. Высота над уровнем моря в Боснии и Герцеговине имеет тенденцию к понижению от центра на юг, к Адриатическому побережью, и на север, к реке Саве. Несколько южнее располагается полоса невысоких гор и плодородных межгорных котловин, переходящих в Динарское нагорье, высота которого достигает более 2300 метров. Горы Герцеговины, почти лишённые всякой растительности, расчленены межгорными впадинами и сложены известняковыми породами грязно-белого и серого цвета. Страна почти целиком расположена в пределах Динарского нагорья. Цепь горных хребтов с пологими вершинами и межгорными котловинами протягивается с северо-запада на юго-восток. В центральной части преобладают горные массивы средней и большой высоты, на севере и юге — низкие горы и холмы. Восточная часть Динарского нагорья — Боснийские горы, которые включают отличающиеся большой высотой Боснийские Рудные горы. Самая высокая вершина — гора Маглич высотою 2386 м. Среди распространённых карстовых форм рельефа: пещеры, подземные реки, известняковые скалы, карры. В межгорных котловинах расположились полья больших размеров, крупнейшее из которых — Ливаньско-Поле площадью 405 км², меньшие — Дуваньско-Поле и Гламочко-Поле. На севере — Среднедунайская низменность, охватывающая равнину долины реки Савы с обширными речными долинами. На юго-западе страны в районе города Неума расположено гористое побережье Адриатического моря протяжённостью около 20 км.

Геологическое строение и полезные ископаемые

Босния и Герцеговина расположена в границах Динарид — Динарской складчатой системы, которая относится к Альпийско-Гималайскому подвижному поясу с покровно-зональным строением. Внешние зоны Динарид, являющиеся сорванными в разное время остатками чехла континентального блока Адрия, образованы осадочными толщами палеозойской, мезозойской эр и палеогена. Внутренние зоны сложены покровами меловых известняков, юрских офиолитов и мел-палеогенового флиша — остатков коры бассейна океана Тетис. Встречаются интрузии гранитоидов кайнозойского происхождения; депрессии малого размера, сложенные неогеновыми угленосными отложениями. Территория страны в высокой степени подвержена землетрясениям. Так, землетрясение в Баня-Луке 1969 года повлекло разрушения города.

Из полезных ископаемых Боснии и Герцеговины наиболее значительны бокситы, месторождения которых расположены преимущественно в карстовых районах. Среди бокситоносных районов: Яйце, Босанска-Крупа, Мостар и прочие; бурый уголь (Среднебоснийский и Бановичский бассейны); лигниты (Камнеградский бассейн); железные руды (районы Вареш, Любия, Омарска); асбест (район Босанско-Петрово-Село). Изведаны месторождения каменной соли, природных строительных материалов, марганцевых (Чевляновичи, Бужим) и ртутных (Дражевич) руд, барита (Крешево).

Почвы, растительный и животный мир

Плодородные аллювиальные почвы распространены в бассейне реки Савы, бурые почвы — в горных районах. На леса приходится 44 % площади Боснии и Герцеговины или 2273 тысяч гектар, из которых около 2,5 % составляют искусственные лесные насаждения. На севере страны широколиственные леса уступили место сельскохозяйственным угодьям. На северных склонах гор на высоте до 500 м и в предгорьях произрастают грабово-дубовые леса, а также липа, клён и вяз. В центральной части страны растут буковые леса, на высоте свыше 800 м — пихтово-буковые леса, а также ель и сосна. Среди эндемиков — ель сербская, которую можно встретить в юго-восточных районах страны. На высоте свыше 1600 м произрастают субальпийские луга и криволесье. На коричневых почвах юго-западных склонов произрастает дуб каменный, вечнозелёный кустарник и маквис. На высоте свыше 300 м на дерново-карбонатных почвах распространено сочетание лесов с шибляком.

В горных районах живут такие животные, как бурый медведь, волк, лесной кот, европейская рысь, куница, благородный олень, косуля, серна, выдра, кабан. В районах карстового типа обитают змеи, ящерицы и черепахи. Среди крупных птиц — глухари, орлы и соколы. К охраняемым природным территориям относятся национальные парки Сутьеска, Козара и Уна, а также природные парки Блидине и Хутово-Блато.

Внутренние воды

Босния и Герцеговина имеет разветвлённую и густую сеть рек общей протяжённостью около 2000 км. В Динарском нагорье расположены истоки большинства поверхностных и подземных водотоков страны. Большая часть территории относится к бассейну реки Дунай. Крупнейшие реки: Сава с притоками Дрина, Босна, Врбас, Сана и Уна. Около ¼ рек относится к бассейну Адриатического моря, крупнейшая из которых — Неретва. Крупнейшие озёра — Билечко и Бушко, имеющие карстовое происхождение. На возобновляемые водные ресурсы приходится 38 км³ ежегодно. Горные реки способствуют развитию гидроэнергетики: построено около 30 водохранилищ. В хозяйственной деятельности задействовано не более 3 % водных ресурсов, свыше половины которых используется в сельском хозяйстве, около трети — в коммунально-бытовых целях, 10 % — в промышленных целях. Река Требишница — крупнейшая исчезающая река на планете.

Источники минеральных вод расположены в Сребренице, Какане, Жепе, Тешане, Жепче, Маглае, Бусоваче, Киселяке и других местах. Геотермальные источники расположены в Тузле, Градачце, Олове, Фойнице, Баня-Луке, Тесличе. На курорте в Илидже температура сернистой воды достигает 58 °С.

Климат

Климат в основном умеренно континентальный, с тёплым летом и умеренно прохладной зимой. Средняя температура июля на равнинах составляет 19—21°С, в горах — 12—18°С. Средняя температура января на равнинах колеблется от 0 до −2°С, в горах — от −4 до −7°С. Уровень осадков на равнинах составляет 800—1000 мм в год, в горах — 1500—1800 мм. На юге и юго-западе преобладает субтропический средиземноморский климат. Лето в этих районах сухое и жаркое со средней температурой в июле 25°С; зима влажная и тёплая со средней температурой в январе 5°С. Уровень осадков составляет до 1600 мм в год, при этом максимум осадков выпадает в ноябре—декабре.

Город	Зима, °C	Абс мин, °C	Абс макс, °C	Лето, °C	Т год, °C	Осадки год, мм
Сараево	0,3	−21,8	37,4	18,1	9,5	932
Тузла	0,1	−25,8	39,5	17,7	10	895
Бихач	0,8	−24,8	38,6	19,7	10,6	1308
Мостар	5,8	−10,9	41,2	23,2	14,6	1515

Население

По данным переписи населения 1991 года численность населения Боснии и Герцеговины составила 4 377 033 человек, что в 3,8 раза превысило численность 1879 года, когда страна была оккупирована Австро-Венгрией. На долю детей в возрасте до 14 лет приходилось 23,5 % от всей численности, на взрослых людей в возрасте от 15 до 64 лет — 67,7 % и тех, кому было свыше 65 лет — 6,5 %.

На 2013 год	Численность	Доля
Босния и Герцеговина	3 791 662	100 %
Федерация Боснии и Герцеговины	2 371 603	62,55 %
Республика Сербская	1 326 991	35 %
Округ Брчко	93 028	2,45 %

По данным ООН, темп роста населения за 2010—2015 годы составил −0,1 %, при этом городского населения — 0,1 %, сельского — −0,3 %; доля городского населения на 2014 год — 39,6 %; ожидаемая продолжительность жизни для мужчин — 73,7, для женщин — 78,8 лет. За время Боснийской войны (1992—1995) Боснию и Герцеговину покинуло около миллиона жителей, в основном сербов и хорватов. Уровень грамотности в 2011 году, по данным ЮНЕСКО, составил 98 %.

Национальный и религиозный состав

См. также: Религия в Боснии и Герцеговине

По данным переписи 1991 года 43,5 % населения Боснии и Герцеговине определили себя как «мусульмане», 31,2 % — сербы, 17,4 % — хорваты и 5,6 % — югославы. Среди национальных меньшинств в стране проживало 0,2 % черногорцев, 0,2 % цыган, 0,1 % албанцев, 0,1 % украинцев, 0,1 % словенцев и 0,1 % македонцев. По несколько сотен человек отнесли себя к венграм, итальянцам, чехам, полякам, немцам, евреям, русским, словакам, туркам, румынам и русинам. В 1960-е годы изменилось соотношение в численном составе сербов и мусульман в пользу последних. По данным 2005 года свыше 10 % населения составляли цыгане. Сербы и хорваты испокон веков проживали на территории Боснии и Герцеговины. Босняки (во время существования Югославии — «мусульмане») как народ сложился в результате политики исламизации, которая проводилась Османской империей.

В связи с провозглашением свободы вероисповедания после переписи 1953 года официальный подсчёт численности верующих в Югославии не проводился. По традиции религиозная принадлежность определялась национальностью. Верующие сербы в большинстве своём исповедуют православие, верующие хорваты — католицизм, верующие босняки — ислам. Среди протестантов — лютеране, которые объединены в самостоятельную Евангелическую церковь Хорватии, Боснии и Герцеговины и Воеводины.

Языки

Конституция Боснии и Герцеговины не определяет официальных языков. Однако исследователи Хилари Футтит и Майкл Келли отмечают, что Дейтонское соглашение подписано на «боснийском, хорватском, английском и сербском языках», и поэтому эти языки (исключая английский) «de facto признанны как три государственных языка». Равный статус боснийского, сербского и хорватского был подтверждён Конституционным Судом в 2000 году. Три языка взаимопонятны и с лингвистической точки зрения являются этнолектами сербохорватского языка.

Согласно Европейской хартии региональных языков, Босния и Герцеговина признаёт следующие языки меньшинств: албанский, черногорский, чешский, итальянский, венгерский, македонский, немецкий, польский, румынский, русинский, словацкий, словенский, турецкий, украинский, идиш и ладино. Немецкоязычное меньшинство в Боснии и Герцеговины в основном состоит из дунайских швабов, которые поселились на этих землях во времена Габсбургской монархии. Из-за депортации и насильственной ассимиляции после Второй мировой войны, число этнических немцев в Боснии и Герцеговине значительно уменьшилось.

Система расселения

См. также: Города Боснии и Герцеговины

По предварительным результатам переписи 2013 года средняя плотность населения составила 74,8 человек/км², в Федерации Боснии и Герцеговины — 90,9 человек/км², в Республике Сербской — 53 человека/км². При этом наибольшая плотность населения присутствует в центральных районах и на севере страны. Население сосредоточено в долинах рек, горные районы заселены слабо. Доля городского населения в 2003 году составила 43 %. В 2001 году в экономике было занято более 1 миллиона человек.

По переписи населения 1991 года в стране насчитывалось 5825 населённых пунктов, 39 из которых имели население свыше 10 000 жителей. Современная сеть городов сложилась в XX веке, когда Сараево было административным центром и крупнейшим городом страны, города Баня-Лука, Тузла, Зеница и Мостар являлись крупными региональными центрами, а Бихач, Приедор, Добой, Брчко, Модрича и Требине — региональными центрами. Крупнейший урбанизированный район страны располагается в Сараевско-Зеницкой котловине в верхнем течении Босны и носит название «Босна-Лашва», включающий Сараевскую и Зеницко-Травникскую агломерации. Герцеговина является наименее урбанизированной областью страны.

Символика

Герб Боснии и Герцеговины 1998 года представляет собой синий щит с жёлтым треугольником в правом верхнем углу, вдоль которого расположен ряд белых пятиконечной звёзд. Герб австро-венгерской Боснии и Герцеговины 1889 года представлял собой жёлтый щит с изображением красной руки, держащей меч. Герб Социалистической республики Босния и Герцеговина 1948 года представлял собой перевитый красной лентой зелёный венок из ветвей бука слева и ели справа, с красной пятиконечной звездой в вершине, внутри венка было помещено изображение двух скрещенных снопов пшеницы, над ними — двух дымящих фабричных труб на фоне силуэта города Яйце. Герб независимой Республики Босния и Герцеговина 1992 года представлял собой синий щит, разделённый на две части белой полосой с шестью золотыми лилиями.

Флаг Боснии и Герцеговины 1998 годы представляет собой синее полотнище с жёлтым треугольником посредине, вдоль которого на синем фоне расположен ряд белых пятиконечной звёзд. Флаг Социалистической республики Боснии и Герцеговины представлял собой полотнище красного цвета с флагом Югославии в левом верхнем углу. Флаг Республики Босния и Герцеговина представлял собой белое полотнище с помещённым в центр гербом этой республики. Гимн Боснии и Герцеговины, написанный композитором из Баня-Луки Душаном Шестичем, был принят в 1999 году.

Конституционный строй

Босния и Герцеговина по форме правления является парламентской республикой. Государственными языками являются боснийский, хорватский и сербский. Конституция Боснии и Герцеговины является приложением № 4 Дейтонского соглашения, подписанного в Париже 14 декабря 1995 года. Республика Сербская существует на основании собственной Конституции, принятой 14 сентября 1992 года. Дейтонское соглашение учредило должность Верховного представителя, наделённого высшей властью и единоличным правом интерпретации Конституции и законов Боснии и Герцеговины.

Федеративное устройство

Босния и Герцеговина по форме государственного устройства является федеративным государством. В литературе это государство иногда характеризуется как конфедерация или квазиконфедерация.

Согласно конституции Боснии и Герцеговины 1995 года государство состоит из двух образований (энтитетов): Федерации Боснии и Герцеговины и Республики Сербской. К ведению Боснии и Герцеговины относится внешняя, внешнеторговая, таможенная и монетарная политика; финансовое обеспечение центральных органов власти и международных обязательств государства; политика, связанная с иммиграцией, беженцами и предоставлением убежища; исполнение положений уголовного права между образованиями и международных положений уголовного права, включая отношения с Интерполом; установление и функционирование муниципальных и международных средств связи; регулирование транспорта между образованиями; управление воздушным движением. В 1999 году арбитражной комиссией по Посавинскому коридору, в нарушение Дейтонского соглашения, была провозглашена самостоятельность округа Брчко, находящимся под международным надзором.

Ветви власти

Высшие органы управления

Президиум

Парламентская ассамблея (слева) и Совет министров (справа)

К органам власти общегосударственного уровня относятся Президиум, Парламентская ассамблея и Совет министров. Возраст избирательного права наступает с 18 лет. Парламентская ассамблея — орган законодательной власти, состоящий из двух палат: Палаты представителей и Палаты народов. Полномочия Парламентской ассамблеи составляет принятие законов и бюджета, утверждение решений Президиума, ратификация международных договоров. Федерация БиГ и Республика Сербская имеют собственные парламенты, правительства и президентов, а также самостоятельные правовые системы. Коллективный глава государства — Президиум, состоящий из трёх членов государствообразующих народов. Срок полномочий президиума — 4 года с правом переизбираться один раз. Председатель Президиума избирается членами Президиума из своего состава. К полномочиям Президиума относятся вопросы внешней политики, назначение послов и других международных представителей. Исполнительную власть осуществляет Совет министров, председатель которого утверждается Палатой представителей и назначается Президиумом.

К основным политическим партиям относятся общенациональная Социал-демократическая партия Боснии и Герцеговины, преимущественно боснийская партия «За Боснию и Герцеговину», боснийская Партия демократического действия, преимущественно сербская Социал-демократическая партия, Сербская демократическая партия, Хорватский демократический союз и Христианско-демократическая партия.

Судебная система

Судебная система включает Конституционный суд Боснии и Герцеговины; конституционные и верховные (высшая инстанция судов общей юрисдикции) суды Федерации БиГ и Республики Сербской; Суд Боснии и Герцеговины, являющийся высшей инстанцией для апелляционного суда округа Брчко; 16 кантональных и окружных судов (вторая инстанция судов общей юрисдикции) и 51 общинный и основной суд (первая инстанция судов общей юрисдикции); Высший коммерческий суд в Баня-Луке.

Внешняя политика

См. также: Категория:Внешняя политика Боснии и Герцеговины

Босния и Герцеговина имеет дипломатические отношения (на начало 2016 года) со 165 государствами мира, за исключением Монако в Европе и ряда государств Африки, Азии, Океании и Центральной Америки. Дипломатические представительства Боснии и Герцеговины (на начало 2016 года) имеются в 45 странах мира на всех континентах, кроме Южной Америки. В Германии, США, Италии и Турции помимо посольств размещены также генеральные консульства, в Хорватии открыт культурный центр. Босния и Герцеговина является одним из пяти государств-преемников бывшей Югославии. Государство проводит внешнюю политику в соответствии со следующими приоритетами (на начало 2016 года): интеграция в НАТО; участие в ООН, Совете Европы, ОБСЕ, Организации исламского сотрудничества; вступление в ВТО. В 2008 году было подписано соглашение о стабилизации и ассоциации с Европейским союзом. В стране открыты дипломатические представительства 97 государств мира. Безвизовый режим пребывания в стране (на начало 2016 года) действует для граждан государств Западного мира и России, некоторых государств Латинской Америки и Азии.

Оборона страны

См. также: Вооружённые силы Боснии и Герцеговины

Согласно принятой военной доктрине государства, Босния и Герцеговина, будучи «по своему геостратегическому положению… важным фактором стабильности и безопасности в регионе, Европе и за её пределами…, выразила готовность к полному принятию прав и обязанностей, которые принадлежат семье равноправных европейских и евроатлантических государств». Вооружённые силы Боснии и Герцеговины поддерживаются в боеготовности для защиты граждан страны, суверенитета, независимости и территориальной целостности государства, обеспечения политики независимости, выполнения международных обязательств и прочего. Вооружённые силы включают сухопутные войска, ВВС и ПВО. Верховное командование вооружёнными силами осуществляет Президиум Боснии и Герцеговины. Босния и Герцеговина экспортирует вооружения (в Малайзию, Саудовскую Аравию и другие страны), в 2014 году объём экспорта продукции военной промышленности составил 93,8 млн конвертируемых марок. Воинский призыв был отменён в 2006 году. Расходы на оборону в 2014 году составили 0,98 % ВВП страны.

Босния и Герцеговина является членом ОБСЕ и Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы, участником программы НАТО «Партнёрство ради мира», в 2010 году получила план действий по вступлению в НАТО.

Экономика

До социалистической индустриализации земли Боснии и Герцеговины имели в основном сельскохозяйственный уклад. В 1950—1980-е годы здесь были построены гидро- и теплоэлектростанции, заводы оборонной промышленности, предприятия тяжёлой промышленности, с использованием преимущественно местных ресурсов. Производилась добыча руд цветных и чёрных металлов, угля, каменной соли; увеличивались объёмы производства стали и проката, алюминия, кокса, продуктов химии, бумаги, целлюлозы. В СФРЮ республика официально относилась к экономически менее развитым регионам страны (наряду с Македонией, Черногорией и Косово). Так например, заработные платы в республике в 1988 году в 1,8 раз были меньше, чем в Словении. Во время Боснийской войны 1992—1995 годов экономика и инфраструктура страны были разрушены.

За период с 1994 по 2014 год объём прямых инвестиций из-за рубежа составил 6 млрд евро, в том числе со стороны Австрии — 1,3 млрд евро, Сербии — 1,1 млрд, Хорватии — 780 млн, России — 518 млн, Словении — 462 млн, Германии — 326 млн, Швейцарии — 278 млн, Нидерландов — 235 млн, Великобритании — 180 млн, Люксембурга — 169 млн. Структура инвестиций за указанный период: 36% было вложено в производства, 20 % — в банковский сектор, 14 % — в телекоммуникации, 11 % — в торговлю. За период с 2006 по 2014 годы страна получала в среднем по 468 млн евро прямых иностранных инвестиций в год, наибольший объём которых пришёлся на 2007 год (1329 млн евро, время приватизации крупных государственных предприятий). Внешняя торговля Боснии и Герцеговины в основном ориентирована на страны Евросоюза. В 2014 году географическое распределение внешней торговли Боснии и Герцеговины (на 2014 год) было следующим:

• Страны ЕС — 64,0 % (10,7 млрд долларов)
• Россия — 5,5 % (0,9 млрд долларов)
• Китай — 5,5 % (0,9 млрд долларов)
• Турция — 3,3 % (0,6 млрд долларов)
• Страны Америки — 3,3 % (0,6 млрд долларов)
• Страны Африки — 0,8 % (0,1 млрд долларов)

Основные показатели

Современная Босния и Герцеговина относится к слаборазвитым экономикам Европы. По данным МВФ за 2015 год Босния и Герцеговина относилась к развивающимся странам. В рейтинге конкурентоспособности ВЭФ на 2015—2016 годы Босния и Герцеговина заняла 111-место, опередив беднейшие страны Африки и некоторых других уголков мира. По данным Forbes на декабрь 2015 года страна имеет переходную экономику, которая сильно зависит от экспорта металлов, текстиля, мебели, электроэнергии, а также от иностранной помощи и денежных переводов; сегментированный рынок и бюрократия препятствуют иностранным инвестициям; государственный долг составляет 45 % ВВП, безработица — 43,9 %, инфляция — −0,9 %. ВВП по ППС на душу населения за 2014 год составил 9833 доллара США по данным МВФ или 9891 долларов США по данным Всемирного банка (104-е и 102-е места среди стран мира соответственно).

Импорт в 2014 году составил 16,199 млн конвертируемых марок, экспорт — 8,684 млн; внешнеторговый баланс — −7,515 млн. Основными экспортными товарами 2013 года являлись: электроэнергия, комплектующие для сидений транспортных средств, сплавы алюминия, слитки железа и нелегированной стали и женская обувь; основными импортными товарами — нефть и нефтепродукты, медикаменты, каменный уголь и легковые автомобили. Основные внешнеторговые партнёры (2013) по экспорту: Германия, Хорватия, Италия, Сербия и Австрия; по импорту: Хорватия, Германия, Россия, Сербия и Италия.

Крупнейшие компании 2014 года по объёму выручки: Optima Grupa со штаб-квартирой в Баня-Луке (производство и сбыт нефти и нефтепродуктов, 100 % российского капитала в структуре «Зарубежнефти»), Holdina со штаб-квартирой в Сараеве (продажа нефти и нефтепродуктов), Elektroprivreda BiH (производство, распределение и снабжение электроэнергией, при 90 % участии государства).

Темпы роста ВВП (по данным Всемирного банка)

Год	2006	2007	2008	2009	2010	2011	2012	2013	2014
%	6,5	6,0	5,6	−2,7	0,8	1,0	−1,2	2,5	0,8

Финансовая система

Конвертируемая марка, которая равняется 100 фенингам, привязана к евро (1:0,51129 евро). Введена в обращение в 1998 году.

В стране (на начало 2016 года) действует 27 частных банков, половина из которых имеет главный офис в Сараеве. Крупнейшие банки 2014 года: два дочерних банка UniCredit со штаб-квартирами в Мостаре и Баня-Луке, дочерний банк Raiffeisen Zentralbank со штаб-квартирой в Сараеве, NLB Razvojna banka и Nova banka со штаб-квартирами в Баня-Луке, дочерний итальянский банк Intesa Sanpaolo. Среди иностранных банков имеются также австрийские Hypo Group Alpe Adria и Erste Bank и российский Сбербанк.

Промышленность

В структуре промышленного производства Боснии и Герцеговины за 2014 год на добычу полезных ископаемых приходилось около 5 % произведённой продукции (в основном на добычу угля, лигнитов и металлических руд), на обрабатывающую промышленность — около 74 %, на производство и поставку электроэнергии, газа, пара и кондиционирование — около 20 %. При этом в структуре обрабатывающей промышленности на производство продуктов питания приходилось около 18 % произведённой продукции, металлов — около 15 %, кокса и продуктов нефтепереработки — около 13 %, а также автомобилей, прицепов и полуприцепов — около 4 %, бумаги и бумажной продукции — около 3 %, машин и оборудования — около 2 %, текстиля — около 1 %, табачных изделий — менее 1 %.

В 2004 году основными центрами транспортного машиностроения являлись Сараево, Мостар и Тешань; на автосборочном заводе в Вогошче изготавливались малые партии автомобилей «Фольксваген». Крупнейшими металлургическими предприятиями являлись Зеницкий сталелитейный завод, Мостарский алюминиевый комбинат и Зворникский глинозёмный завод. Производилась добыча железных руд на рудниках в районе Вареша и Любии, свинца и цинка под Сребреницей, марганца под Босанска-Крупой, бокситов под Сребреницей, Яйце, Власеницей, Босанска-Крупой. Осуществлялось производство импортного алюминия, стали, экспортного глинозёма, концентратов цинка и свинца. Работали предприятия лесной промышленности и деревообработки, целлюлозно-бумажной промышленности, мебельные фабрики. Крупнейшим центром лёгкой промышленности (швейной, текстильной, обувной, кожевенной) являлось Сараево.

Энергетика

В составе топливно-энергетического баланса Боснии и Герцеговины в 2003 году 37 % приходилось на уголь и лигниты, 25 % — на гидроэнергию, 20 % — на природный газ и 18 % — на нефть и нефтепродукты. Природный газ и нефть импортируются, преимущественно из России. С 1979 года через трубопровод из Зворника, расположенного на границе с Сербией, страна подключена к газотранспортной системе Европы и России. Крупнейшее предприятие нефтепереработки, мощностью до 5 млн тонн сырой нефти в год, расположено в Броде. Бурый уголь и лигниты добываются на шахтах в центральных и северо-восточных районах страны.

Значительный энергетический потенциал позволяет экспортировать электроэнергию за границу. Тепловые электростанции работают в основном на угле и лигнитах местного производства. К крупнейшим ТЭЦ относятся Тузланская, Каканская, Гацкая и Углевицкая. В 2014 году 39 % электроэнергии вырабатывалось гидроэлектростанциями, было произведено 15 030 млн кВт·ч, при этом было экспортировано 5998 млн кВт·ч и импортировано 3178 млн кВт·ч. К крупнейшим гидроэлектростанциям относятся Чаплинская на реке Неретве, Вышеградская на Дрине, совместная с Хорватией Дубровницкая, Салаковацкая, Ябланицкая, Требине-I на реке Требишнице.

Сельское хозяйство

Сельскохозяйственные земли занимают более двух миллионов гектар (свыше 40 % площади страны), большая часть которых занята пашнями и огородами, в меньшей мере садами и виноградниками, а также лугами и пастбищами. Овощи и картофель выращиваются по всей стране. Пахотные угодья расположены в основном в речных долинах, прежде всего на севере страны, в долине реки Савы. Фруктовые сады в большом количестве располагаются на холмах к югу от Савы. В юго-западной части Герцеговины выращивают виноград и табак, а также бахчевые культуры, персики, абрикосы, оливы, мандарины, черешню, инжир. Центром виноделия является район Мостара.

Пахотные угодья в 2014 году занимали 1,011 млн гектар, из которых 501 тысяча га приходилось на посевные площади (в том числе 300 тысяч га площадей Республики Сербской, 185 тысяч га Федерации БиГ и 13 тысяч га округа Брчко). Основные сельскохозяйственные культуры: фрукты (яблоки, сливы, груши, черешня, персики и другие), зерновые, технические культуры (рапс, соя, табак), овощи (капуста, томаты, лук, красный перец, морковь, огурцы и другие), картофель. 62 % собранных зерновых приходилось на кукурузу и 22 % на пшеницу. 71 % собранных зерновых пришлось на Республику Сербскую и 25 % на Федерацию БиГ. Основу животноводства составляет птицеводство и разведение овец, свиней и коров. Разведением домашней птицы и крупного рогатого скота занимаются в основном в речных долинах, в немусульманских районах разводят также свиней. Овцеводство распространено в центральных районах страны.

Транспорт

Дорожная сеть страны в 2008 году имела общую длину 22 759 км, в том числе 3722 км магистральных и 4842 км региональных автодорог. Через страну проходят европейские автомобильные маршруты: E 59, E 65, E 73, E 661, E 761, E 762. Большое количество горных дорог с низкой пропускной способностью.

Железнодорожный транспорт с 1992 года территориально разделён между компаниями «Железные дороги Федерации Боснии и Герцеговины» и «Железные дороги Республики Сербской». Железные дороги связывают страну на севере, западе и юге с Хорватией и на востоке с Сербией. В XIX—XX веках железнодорожная линия Габела—Зеленика связывала страну с Черногорией. Между Сараевым и Загребом через Республику Сербскую курсирует регулярный пассажирский поезд. Железные дороги Федерации БиГ со штаб-квартирой в Сараеве располагают сетью путей (в основном одноколейных) общей длиной 608 км. Железные дороги Республики Сербской со штаб-квартирой в Добое располагают сетью путей (в основном одноколейных) общей длиной 425 км.

Международные аэропорты: «Сараево» (регулярные рейсы в немецкоязычные страны, Стамбул, а также в Белград, Загреб, Любляну), «Баня-Лука», «Мостар» (регулярные рейсы в Италию) и «Тузла» (рейсы в основном в немецкоязычные страны). С 1994 по 2015 годы действовала авиакомпания B&H Airlines со штаб-квартирой в Сараеве. Судоходство осуществляется по речному бассейну Савы с речными портами в Броде и Шамаце; на реке Босне — порт Добой. Перевозки по морю осуществляются через хорватский порт Плоче.

СМИ

См. также: Связь в Боснии и Герцеговине

Печатные издания Боснии и Герцеговине полностью находятся в частных руках. По данным на январь 2016 года в стране выходило 10 ежедневных газет, ведущие из которых: «Ослободжене» и «Дневни аваз» с редакцией в Сараеве, «Независне новине» и «Глас Српске» с редакциями в Баня-Луке, Dnevni list с редакцией в Мостаре, «Вечерние новости» с редакцией в Белграде и другие; 59 журналов в Федерации БиГ, в том числе сараевские издания «Слободна Босна» и BH Dani, и 48 в Республике Сербской; 8 новостных агентств, в том числе СРНА с редакцией в Биелине.

По данным 2009 года в стране вещало свыше 45 телевизионных станций разного уровня. В составе «Радио и телевидения Боснии и Герцеговины» вещало три телеканала: BHT 1 общегосударственного уровня, «Федеральное телевидение» в Федерации БиГ и «Телевидение Республики Сербской». В Сараеве расположена центральная студия катарского телеканала «Аль-Джазира», вещающего в странах бывшей Югославии на сербо-хорватском языке.

В стране вещало свыше 140 радиостанций. В составе государственной телерадиовещательной службы «Радио и телевидение Боснии и Герцеговины» вещали радиостанции BH Radio 1 общегосударственного уровня, «Радио ФБиГ» и Radio 202 в составе РТФБиГ, «Радио Республики Сербской» в составе РТРС.

Образование и наука

Система образования состоит из учреждений, предназначенных для детей от 3 до 7 лет; обязательных школ для детей от 7 до 11 лет на первой ступени обучения и для детей от 11 до 15 лет на второй ступени; общих средних школ или гимназий для учащихся от 15 до 19 лет; специальных средних школ (технических, педагогических, музыкальных и прочих), профессионально-технических школ и университетов. С 1966 года действует Академия наук и искусств. Основные научные учреждения расположены в Сараеве, среди них: Боснийский институт (основанный в 1997 году как центр изучения культуры и истории босняков), институты языкознания, термальной и ядерной технологии, метеорологии; а также общества — географическое, физическое и астрономическое, математическое, медицинское, педагогическое и прочие. Среди библиотек: Национальная и университетская библиотека (основана в 1945 году), Гази Хасревбегова (1537 год), библиотека Национального музея.

К государственным учреждениям высшего образования относятся университеты — Сараевский (основан в 1949 году), Баня-Лукский (1975 год), Тузланский (1976 год), Мостарский (1977 год), Бихачский, Зеницкий и университет Джемаля Бедича, расположенные в Федерации БиГ; Источно-Сараевский университет, Приедорская высшая медицинская школа, Требинская высшая школа гостиничного бизнеса и туризма, расположенные в Республике Сербской.

Культура

Архитектура и изобразительное искусство

В Боснии и Герцеговине сохранились остатки иллирийского укрепления Даорсон; римских поселений Могорьело, Домавиум (близ Сребреницы); замки и жилых башен, получивших название «кулы»; базилик (в Брезе, Зенице); средневековых церквей. До турецкого завоевания люди жили в глинобитных, каменных или деревянных домах, имевших клеть и четырёхскатную крышу. В период турецкого владычества в городах строились мосты, караван-сараи, бани, мечети, медресе. В период господства Австро-Венгрии города застраивались в духе эклектики. В 1920—1930-е годы началась пора функционализма. В 1960-е годы появляются более общественные здания приобретают выразительность (универмаг «Развитак» в городе Мостаре).

Древнейшие предметы изобразительного искусства, найденные в Боснии и Герцеговине, относятся к эпохе неолита. Средневековое искусство страны находилось под влиянием соседей. Рельефные изображения сохранились на стечках. Среди памятников монументальной живописи той поры — фрески Добрунского монастыря XIV века, миниатюр — рукописи Боснийской церкви. В иконописи до середины XIX века господствовал византийский стиль. В период турецкого владычества получили развитие ткачество орнаментальных ковров-килимов и обработка металла. Боснийские живописцы рубежа XIX—XX веков работали в основном в Сербии. Местная школа живописцев сложилась в 1920—1930-е годы (И. Шеремет, В. Димитриевич, Ш. Боцарич). Во второй половине XX века искусство развивалось в духе авангарда.

Музыка

Придворные музыканты средневековой Боснии впервые упоминаются под 1408 годом. В период турецкого владычества народная музыка развивалась под влиянием восточной музыки. Под властью Австро-Венгрии получила развитие музыкальная культура Европы. С 1886 по 1918 год в Сараеве действовал Мужской певческий союз, который исполнял произведения немецкой, австрийской, а также чешской, словенской и хорватской музыки. В начале XX века музыкальный фольклор Боснии и Герцеговины изучался чешским учёным Л. Кубой. С образованием Королевства сербов, хорватов и словенцев в 1918 году был создан оркестр при Национальном театре, в 1923 году появился Филармонический симфонический оркестр. Среди композиторов той поры: А. Пордес и В. Милошевич. В 1946 году в Сараеве был основан Оперный театр, в 1948 году — Симфонический оркестр, в 1962 году — Симфонический оркестр радио и телевидения, в 1955 году — Музыкальная академия. В произведениях композиторов того времени преобладал фольклор, в духе неоклассицизма создавал свои произведения Д. Шкерл, в духе авангардизма — В. Комадина. Среди мусульман Боснии распространены любовные песни — так называемые севдалинки. С 1950-х годов до настоящего времени песни, в которых звучат народные мотивы, исполняла С. Арменулич, продолжают исполнять Х. Балшич, Х. Джинович, Х. Палдум.

Театр и кино

Театральное искусство в Боснии и Герцеговине появилось в XIX веке. Сараевский национальный театр был основан в 1919 году, Баня-Лукский — в 1930 году, Мостарский — в 1949 году, Тузланский — в 1949 году, Зеницкий театр — в 1950 году. В Сараеве существуют также «Камерный театр 55» и Детский театр.

Самой ранней из сохранившихся киносъёмок с Боснией считается «Путешествие по Боснии» 1912 года. В 1951 году было снято первое игровое кино: короткометражный фильм «На границе» и полнометражный «Майор Призрак». В последующем фильмы нередко снимались по сценариям югославских писателей — М. Селимовича, М. Ковача, Б. Чопича и других. Большая часть картин была снята киностудией «Босна-фильм», часто совместно с другими киностудиями Югославии и зарубежья. Киностудией «Сутьеска-фильм», основанной в 1960-х годах, снимались короткометражные и документальные фильмы. В 1981 году в Сараеве была открыта Академия сценического искусства. Во время существования Югославии в Боснии и Герцеговине снимались такие картины, как «Битва на Неретве» в 1969 году, «Помнишь ли ты Долли Белл?» режиссёра Э. Кустурицы в 1981 году. С 1995 года в Сараеве проводится международный Сараевский кинофестиваль. В 1996 году была снята первая игровая картина после окончания Боснийской войны «Совершенный круг». В начале XXI века сняты фильмы «Ничья земля» (2001 год), «Дни и часы» (2004 год) и другие.

Литература

Литература средневековой Боснии, зародившаяся в конце XII века, отличалась слабым развитием из-за преобладания в стране еретической Боснийской церкви и малого количества монастырей как центров письменности (католической и православной церквей). К древнейшим памятникам XIV—XV веков относятся Дивошево евангелие, Хвалов сборник и другие. К литературным памятникам относятся также эпитафии на стечках. В сербских монастырях XV—XVII веков создавалась историческая литература. В XVI веке получает развитие мусульманская литература на турецком, арабском, персидском и боснийском языке (на арабском письме). Среди памятников той поры — поучительные и религиозные стихотворения Хеваи Ускюфи и Хасани Кайми. В XVII—XVIII веках францисканскими монахами-хорватами создавалась литература религиозного и исторического характера, среди которых Матия Дивкович, Степан Маргитич и другие. В XIX веке боснийская литература испытала влияние иллиризма: среди писателей той эпохи — францисканец Йован Юкич и серб С. Милутинович-Сарайлия. Религиозного направления придерживался мусульманский поэт Муса Чатич.

На рубеж XIX—XX веков пришлось творчество сербских поэтов Й. Дучича, А. Шантича и сербского писателя П. Кочича. Литература XX века развивалась в основном в рамках реализма. С социальной критикой выступали писатели Х. Кикич и Н. Симич. На 1950—1960-е годы пришлось творчество сербских писателей Б. Чопича и И. Андрича, в 1961 году удостоившегося Нобелевской премии. На 1970-е годы пришлось творчество основоположников новой литературы боснийских мусульман — М. Селимовича, одновременно являвшегося сербским писателем, и С. Куленовича. Разным национальным традициям принадлежали поэты М. Диздар и И. Сарайлич, писатель Ч. Сиярич.

Спорт

В 1984 году в Сараеве и его окрестностях проводились зимние Олимпийские игры. С 1960 года в Сараеве проводятся шахматные «Босна-турниры». В 1992 году был основан Олимпийский комитет Боснии и Герцеговины для участия страны в Олимпийских играх. В Федерации БиГ в 2010 году действовало 37 спортивных объединений и 1221 клуб, в Республике Сербской — 35 и 603 соответственно, в округе Брчко — 3 и 75 соответственно.

Крупнейшие футбольные стадионы: «Асим Ферхатович-Хасе» (вместимостью свыше 35 тысяч зрителей) и «Грбавица» (свыше 16 тысяч зрителей) в Сараеве, «Под Белым Брегом» (на 20 тысяч зрителей) в Мостаре, «Билино Поле» (свыше 15 тысяч зрителей) в Зенице. Среди футбольный клубов страны: «Железничар» в Сараеве, «Борац», «Зриньски» в Мостаре и другие. Высшая футбольная лига — Чемпионат Боснии и Герцеговины по футболу. Сборная Боснии и Герцеговины по футболу принимает участие в играх чемпионатов Европы и мира. Участие в международных соревнованиях по другим видам спорта принимают сборные страны по баскетболу — мужская и женская, сборные по волейболу — мужская и женская, сборная по регби, сборная по хоккею с шайбой, сборная по шахматам и другие.

См. также

• Праздники Боснии и Герцеговины
• Туризм в Боснии и Герцеговине

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

• [www.enciklopedija.hr/natuknica.aspx?id=8918 Bosna i Hercegovina] (хорв.). Hrvatska enciklopedija.
• Бромлей, Ю. В. и др. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/1963_Istorija_Jugoslavii-1.pdf История Югославии]. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — Т. I. — С. 136.
• Герцеговина // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Матвеев П. А. Босния // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Седов В.В. Славяне: историко-археологическое исследование. — Москва: Языки славянской культуры, 2002. — 624 с. — ISBN 5-94457-065-2.

Отрывок, характеризующий Босния и Герцеговина

– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.