Босния

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Бо́сния (босн. Bosna, серб. Босна, хорв. Bosna) — исторический регион, составляющий бо́льшую часть современной Боснии и Герцеговины. Расположен на Динарском нагорье и отделён от Среднедунайской низменности реками Сава (на севере) и Драва (на востоке).

Площадь Боснии составляет около 41 тысячи км², то есть около 80 % территории Боснии и Герцеговины. Остальные 20 % занимает лежащая к югу и выходящая на Адриатическое море Герцеговина. Граница между Боснией и Герцеговиной официально не установлена, но обычно проводится по Иван-Планине.

Обе области были тесно связаны со Средневековья, и часто название Босния употребляется для обозначения Боснии и Герцеговины вместе. Название Босния и Герцеговина появилось лишь в конце османского правления.

История

Территория Боснии была населена сербскими племенами с VII века. Спустя некоторое время после переселения на Балканы сербы сформировали несколько крупных общин, которые затем стали государственными образованиями. Тогда Босния как историческая область находилась между реками Дрина и Босна. Впоследствии её части входили в различные сербские, хорватские и независимые боснийские государства. Первое такое боснийское государство, находившееся в вассальной зависимости от Византии, основал в 1180 году бан Кулин. Оно достигло своего расцвета при бане Твртко I во второй половине XIV века. К 1370 году он расширил территорию Боснии до современных Боснии и Герцеговины, заключил союз с Венгрией, бывшей в этот момент главной угрозой независимости Боснии, и с Дубровницкой республикой. С 1377 года он был также королём Сербии, а с 1390, после того, как он захватил Иллирию и острова Адриатического моря — королём Хорватии и Далмации. В это время Босния играла роль региональной сверхдержавы на Балканах, уступая по влиянию лишь Венгрии и Османской империи. Твртко удавалось успешно сдерживать нападения турок, но после его смерти в государстве начались усобицы, и к 1463 году Босния полностью потеряла независимость и вошла в состав Османской империи в качестве административной единицы (вилайят). С 1853 года вилайят назывался Босния и Герцеговина.

В 1878 году Боснию и Герцеговину оккупировала Австрия. В 1908 году область была формально аннексирована. Поводом к Первой мировой войне стало убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда в столице Боснии Сараево. После Первой мировой войны и распада Австро-Венгерской империи Босния и Герцеговина вошли в состав Королевства Югославия.

Во время Второй мировой войны, с 1941 по 1945 год, Босния входила в состав фашистского Независимого государства Хорватия, при этом существенная часть её территории контролировалась подразделениями партизан и четников. После войны Босния и Герцеговина стали единой республикой в составе социалистической Югославии.

В 1992 году, во время распада Югославии, была провозглашена независимость Республики Босния и Герцеговина. Многие сербы и хорваты, проживавшие в Республике, не поддержали это решение, и на контролируемых ими территориях были провозглашены Республика Сербская и Хорватская республика Герцег-Босна. Последовавшая гражданская война, включавшая этнические чистки всеми сторонами конфликта, закончилась в 1995 году Дейтонским соглашением, по которому Босния и Герцеговина стала состоять из двух равноправных государственных образований: Федерации Боснии и Герцеговины и Республики Сербской.

Города

Крупнейшими городами в Боснии являются

• Сараево — 400 000
• Баня-Лука — 200 000
• Зеница — 146 000
• Тузла — 132 000
• Травник — 70 000
• Бихач — 64 600
• Какань — 46 500
• Брчко — 38 000
• Биелина — 36 700
• Бугойно — 35 700

Литература

• Матвеев П. А. Босния // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Босния

Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.