Ботанический сад биологического факультета МГУ

Ботанический сад Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова — старейшее научное ботаническое учреждение России.

Ботанический сад на Моховой

Первоначально для устройства ботанического сада в 1780 году П. С. Сумароковым был подарен университету дом с садом и оранжереями «за Красными воротами, на Ольховце». Однако ботанический сад университета был организован в 1785 году в другом месте — он входил в состав философского факультета и размещался на улице Моховой. В 1804 году в Университете была организована кафедра ботаники и, в связи со стесненностью положения Ботанического сада в центре города, в 1805 году Московским Университетом был приобретен «Московский аптекарский огород», принадлежавший в то время Медико-хирургической академии.

Во время пожара в Москве в 1812 году Ботанический сад на Моховой улице был уничтожен.

Аптекарский огород

В 1706 году по указу Петра I на северной окраине Москвы, за недавно построенной Сухаревой башней, был заложен «Московский аптекарский огород» для выращивания лекарственных растений.

В краткой записке о ботаническом саде Московского университета, поданной А. Фишером в Правление Московского университета, было написано следующее: «Московский университетский Ботанический сад впервые рассажен был в царствование императора Петра I с целью воспитания лекарственных растений и принадлежал тогда медицинской коллегии, во владении которой, при всех последующих её преобразованиях, оставался до приобретения оного для Московского Университета. Поныне ещё показывают в нем несколько хвойных дерев (пихту, ель, сосну) будто Августейшими руками, или по крайней мере под непосредственным наблюдением Петра Великого насаждённых для научения граждан в их различии» (ЦГИА г. Москвы, фонд 118: оп.8, д.4).

В 1950 году, когда университет закладывает сад на своей новой территории на Ленинских горах, «Аптекарский огород» становится филиалом Ботанического сада Московского университета. Спецификой филиала остаются коллекции закрытого грунта.

31 мая 1973 года решением исполкома Моссовета № 20/8 филиал на проспекте Мира площадью 6,64 га объявляется памятником истории и культуры города Москвы .

Ботанический сад на Воробьёвых (Ленинских) горах

15 марта 1948 года Совет министров СССР принял постановление о строительстве комплекса новых зданий для Московского университета на Ленинских (Воробьёвых) горах. Размещение нового здания биологического факультета на Ленинских горах потребовало организации новой территории для экспериментальных исследований подразделений биологического факультета, таким образом на новой территории Университета было запланировано создание «Агроботанического сада».

6 октября 1950 года ректором МГУ академиком А. Н. Несмеяновым был подписан приказ о закладке новой территории (более 30 га) Сада. Старая территория сада, «Аптекарский огород», становится филиалом.

Первым директором объединённого Сада в 1950 году назначен заведующий кафедрой геоботаники профессор С. С. Станков. В 1952 году директором становится Н. А. Базилевская и вместе с архитектором В. Н. Колпаковой она участвует в разработке проекта разбивки территории, отведённой Саду.

Специализация сада новой территории — коллекции открытого грунта.

В первые годы становления нового Сада были организованы командировки и экспедиции для сбора растительного материала. Продуктивными были экспедиции в Среднюю Азию А. К. Скворцова и Т. Т. Трофимова в 1953 году и на Дальний Восток в 1954 году (с Ф. Ф. Рылиным). В посадках дендрария сохранились растения, привезённые в те годы: почти все представители семейства аралиевых, произрастающие в Приморском крае, включая жень-шень, ольхи, актинидии, жимолости и многие другие, а также множество травянистых растений: виды анемоны, интересные виды из семейства лилейных, адонис амурский. Много живых растений и семян привезли в Сад из Кавказской экспедиции 1959 года. Г. И. Черкасова из поездок в Волгоградскую, Луганскую и Воронежскую области в середине 1950-х годов привезла растения флоры среднерусских мелов, которые составили основу экспозиции «меловой горки». Эти экспедиции положили начало расширению ассортимента растений Ботанического сада, подобные экспедиции проводились и в дальнейшем.

В 1964 году директором Сада становится геоботаник И. М. Культиасов, а в 1967 году его сменяет сотрудник кафедры высших растений В. Н. Тихомиров, который и руководит садом в этой должности до 1987 года, в дальнейшем, до 1998 года, он выполняет функции научного руководителя.

В это время сад получает статус научного учреждения, и это позволило сосредоточить здесь научных сотрудников, ранее размещенных на нескольких кафедрах факультета.

Директором Сада в 1988—2016 годах являлся В. С. Новиков, с конца 1967 работавший в Саду сначала учёным секретарём, а с 1971 — заместителем директора по научной работе.

Структура сада

В структуре сада существует несколько секторов (до 1999 г. — отделов):

• тропических и субтропических растений (на базе оранжерей филиала);
• систематики и географии растений;
• флоры и охраны генофонда;
• дендрарий;
• садовых растений.

Коллекции сада

Коллекция дендрария насчитывает более 1000 видов и форм древесных растений.

Коллекция травянистых растений природной флоры России представлена на участках альпинария, систематики, полезных растений и в питомниках сада, и содержит около 2000 видов.

Декоративные растения экспонируются на участках сирингария, розария и коллекционных участках декоративных многолетников. Здесь показаны лучшие отечественные и зарубежные сорта роз, пионов (около 500 сортов), ирисов различных групп (более 700 сортов), флоксов (более 350 сортов) и др. Сирингарий ботанического сада включает свыше 130 сортов сирени отечественной и зарубежной селекции, в том числе 48 сортов селекции Виктора и Эмиля Лемуанов, и самое полное собрание сортов, выведенных Леонидом Колесниковым. Коллекция сирени Ботанического сада МГУ является одной из крупнейших в России.

В плодовом саду произрастают лучшие отечественные и зарубежные сорта плодовых и ягодных растений, часть которых выведена сотрудниками сада.

В оранжереях филиала Ботанического сада на Проспекте Мира экспонируется коллекция тропических и субтропических растений .

Литература

• Новиков В. С., Раппопорт А. В., Ефимов С. В. К 60-летию Ботанического сада биологического факультета Московского университета на Воробьевых горах // Информационный бюллетень Совета ботанических садов России и Беларуси. — М., 2010. — Вып. 20. — С. 91—95.
• Лаврова Т. В. Экскурсия в Ботанический сад МГУ. — Изд. второе, доп. — М: ABF, 2010. — 67 с.
• Дворцова В. В., Ефимов С. В, Дацюк Е. И., Смирнова Е. В., Голиков К. А., Успенская М. С., Андреева В. А., Матвеев И. В. Каталог декоративных растений ботанического сада биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. — М: Т-во научн. изданий КМК, 2010. — 358 с.
• Гусева И. Н. Каталог сортов груши. (Коллекция Ботанического сада Биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова). — М: Т-во научн. изданий КМК, 2010. — 49 с.
• Гусева И. Н., Т. В. Кочешкова. Сорта яблони коллекции Ботанического сада Биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. — Изд. второе, испр. и перер. — М: Т-во научн. изданий КМК, 2010. — 156 с.
• Ипполитова Н., Успенская М. Новый садовый практикум: Пионы травянистые и древовидные. — М: Фитон+, 2008. — 64 с.
• Голиков К. А. Этот прекрасный сад. — М: Изд-во МГУ, 2008. — 292 с.
• Лаврова Т. В. Экскурсия в Ботанический сад МГУ. — М: ABF, 2006. — 43 с.
• Капранова Н. Н. Удивительные папоротники Земли. Уроки в Ботаническом саду. — М: Изд. Бот. сада МГУ, 2006. — 40 с.
• Новиков В. С., Пименов М. Г., Киселёва К. В., Гохман В. Е., Паршин А. Ю. Ботанический сад Московского университета. 1706—2006: первое научное ботаническое учреждение России. — М: Т-во научн. изданий КМК, 2006. — 280 с.
• Ботанический сад Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. «Аптекарский огород». 1706—2006. — М, 2006. — 56 с.

Ссылки

• [botsad.msu.ru/ Ботанический сад Московского Университета]
• [hortus.ru/ Филиал Ботанического сада Московского университета «Аптекарский огород»]
• [www.bio.msu.ru/ Биологический факультет Московского государственного университета]
• [botsad-msu.livejournal.com/ Блог Ботанического сада Московского Университета]
• [herba.msu.ru/russian/ Ботанический сервер Московского университета]
• [herba.msu.ru/russian/departments/herbarium/ Гербарий МГУ имени Д. П. Сырейщикова]
• [www.massmedia.msu.ru/index.php?name=gazeta&id=article&send=2261 Газета «Московский университет»: Исторические вехи]
• [www.massmedia.msu.ru/index.php?name=gazeta&id=article&send=2281 Газета «Московский университет»: «Горожанкинский» период в жизни университетского Ботанического сада (1873—1902)]
• [www.massmedia.msu.ru/index.php?name=gazeta&id=article&send=2331 Газета «Московский университет»: Исторические вехи (продолжение)]
• [www.massmedia.msu.ru/index.php?name=gazeta&id=article&send=2351 Газета «Московский университет»: Ботанический сад МГУ. На пороге больших свершений]

Отрывок, характеризующий Ботанический сад биологического факультета МГУ

Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.