Ботвинник, Михаил Моисеевич
Поделись знанием:
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.
Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.
Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.
| Михаил Моисеевич Ботвинник | ||||||||
 | ||||||||
| Страны: | ||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Дата рождения: | ||||||||
| Место рождения: | ||||||||
| Дата смерти: | ||||||||
| Место смерти: | ||||||||
| Звание: |
Мастер спорта СССР по шахматам (1927) | |||||||
| Награды и премии: |
| |||||||
Михаи́л Моисе́евич Ботви́нник (4 (17) августа 1911, Куоккала, Выборгская губерния, Великое княжество Финляндское, Российская Империя — 5 мая 1995, Москва) — 6-й в истории шахмат и 1-й советский чемпион мира (1948—1957, 1958—1960, 1961—1963). Гроссмейстер СССР (1935), международный гроссмейстер (1950) и арбитр по шахматной композиции (1956); заслуженный мастер спорта СССР (1945), 6-кратный чемпион СССР (1931, 1933, 1939, 1944, 1945, 1952), абсолютный чемпион СССР (1941). Чемпион Москвы (1943/44). Шестикратный победитель Шахматных Олимпиад в составе команды СССР (двукратный победитель в личном зачёте). «Патриарх» советской шахматной школы. Председатель Всесоюзной шахматной секции (1938—1939) и правления общества «СССР — Нидерланды» (с 1960). Заслуженный работник культуры РСФСР (1971), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1991). Доктор технических наук, профессор.
Содержание
Биография
Знакомство с шахматами и завоевание звания мастера
Я. Рохлин — М. Ботвинник
Финал чемпионата Ленинграда 1926 года
Финал чемпионата Ленинграда 1926 года
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
| 8 |              | 8 | |||||||
| 7 | 7 | ||||||||
| 6 | 6 | ||||||||
| 5 | 5 | ||||||||
| 4 | 4 | ||||||||
| 3 | 3 | ||||||||
| 2 | 2 | ||||||||
| 1 | 1 | ||||||||
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
14. ... c5! Путём жертвы 2-х пешек чёрные осложняют борьбу, надеясь, что наличие двух слонов и быстрая мобилизация сил компенсирует пожертвованный материал. 15.Сd5 (лучше 15.0—0) 15. ... ed 16.Фd5 Сe6! 17.Фb7 0—0 и чёрные завершают развитие. 18.0—0 Лfc8 19.Кb3 Фa4 20.Сg3 c4! Из-за плохого положения слона на h4 белые не могут воспрепятствовать продвижению пешки «c». После продолжительной борьбы чёрные победили на 52 ходу [1]
Михаил Моисеевич Ботвинник родился 17 августа 1911 года в дачном посёлке Куоккала в еврейской семье зубного техника Моисея Гиршовича (Лейбовича) Ботвинника (1878—1931) и зубного врача Шифры Самойловны Рабинович (1879—1952)[2][3].
В сентябре 1923 года в возрасте 12 лет знакомится с шахматами и в это же время года принимает участие в школьном турнире (157-я школа)[4]. В дальнейшем начинает заниматься по книгам, среди них «Шахматный листок» М. Чигорина за 1876—1877 годы. Позже приобретает учебники дебютов Н. Грекова и В. Ненарокова[5]. Во время гастролей Эм. Ласкера в Ленинграде записывает его сыгранные партии со своими комментариями. Весной следующего года добивается своей первой турнирной победы на чемпионате школы. После этого посещает городское шахматное собрание и становится его членом, для этого добавляет себе возраст[6].
В 19-м номере журнала «Шахматный листок» за 1924 год Михаил Ботвинник впервые упоминается как победитель внекатегорного турнира. В течение года Михаил становится известным среди шахматистов Ленинграда. Он быстро преодолевает квалификационные ступеньки. В 1925 году побеждает на трёх турнирах первой категории[7].
Во время 1-го международного турнира в Москве Х. Р. Капабланка приезжает в Ленинград и даёт 20 ноября в здании Филармонии сеанс одновременной игры на 30 досках, который заканчивается победой чемпиона со счётом 22 : 8 (+18 −4 =8). Одно из поражений наносит ему Михаил Ботвинник[8][9].
В 1926 году выступает на 5-м чемпионате Ленинграда, где делит 2—3-е место с И. Рабиновичем. Также удачно заканчивается чемпионат Северо-Западной области — 3-е место. Свой дебют на международной арене отпраздновал в матче Ленинград — Стокгольм, где победил на шестой доске будущего гроссмейстера Г. Штольца со счётом 1½ : ½. В это же время пробует себя как шахматный комментатор[10].
Благодаря достижениям в ленинградских турнирах получает право участвовать в 5-м чемпионате СССР проходившем осенью 1927 года в Москве, где делит 5-6-е место с В. Макогоновым, тем самым на 2½ очка перевыполнил норму мастера[11][12].
Сильнейший шахматист в СССР
Последующие два-три года Ботвинник мало уделяет времени шахматам, что было связано с окончанием школы и поступлением в Ленинградский политехнический институт. В это время он побеждает на чемпионате металлистов и рабпроса, также участвует в ряде командных соревнований. В сентябре 1929 года играет на 6-м чемпионате СССР. В предварительной группе занимает первое место, но из-за проигрыша двух партий в полуфинале выбывает из борьбы за титул. Некоторыми причинами неудачи были сложный регламент турнира и слабая физическая подготовка[11].
В конце 1920-х и начале 1930-х годов произошла смена лидеров в советском шахматном движении, до тех пор преобладали мастера, известные ещё в царской России. Несмотря на столь юный возраст, методы подготовки Михаила Ботвинника к соревнованиям всё больше пользовались успехом среди молодых шахматистов. Победа Ботвинника на турнире мастеров в 1930 году в Ленинграде показывает, что молодые шахматисты не уступают в силе мастерам[13]. Но из-за короткой дистанции возникали ещё сомнения в силе молодого поколения, которые были окончательно развеяны убедительной победой Ботвинника на 8-м первенстве Ленинграда[14].
Ещё до начала 7-го чемпионата СССР в 1931 году Ботвинника рассматривали как одного из претендентов на титул. Два поражения подряд в предварительном турнире и неудачный старт в финале (поражения от А. Ильина-Женевского[15] и от В. Созина[16]) не остановили Михаила, и он становится первым чемпионом СССР — воспитанником советской шахматной школы[14].
В 1932—1933 годах убедительно выступает на трёх ленинградских турнирах: 1-е места в 9-м чемпионате города и в турнире мастеров в Доме учёных, а также делит 1—2-е места в турнире мастеров[17].
В августе 1933 года начинался 8-й чемпионат СССР, где Михаилу предстояло отстаивать звание чемпиона СССР. Состав турнира был, по сравнению с прошлым чемпионатом, сильнее, так как присутствовали известные мастера: Г. Левенфиш, И. Рабинович, П. Романовский, Ф. Дуз-Хотимирский. Удачно прошла первая половина турнира, отрыв от преследователей составлял после 12-го тура 2 очка. Но из-за попыток выжать из каждой партии максимум было затрачено слишком много сил, что сказалось на финише. Несмотря на это, отрыва хватило, чтобы во второй раз стать чемпионом страны. В дальнейшем Ботвинник старался более оптимально распределять силы, что удавалось не всегда[18].
Заканчивает институт, получает специальность инженера-электрика. Поступает в аспирантуру и становится членом Ленинского комсомола[19].
Претендент на звание чемпиона мира
В начале 1930-х годов расстановка на мировой шахматной арене была такова. После победы в матче за звание чемпиона мира в Буэнос-Айресе (1927), Александр Алехин находился в лучшей спортивной форме, чему свидетельствовали победы на крупных международных турнирах: Сан-Ремо (1930), Блед (1931), Берн (1932). После поражения в матче у Хосе Рауля Капабланки чувствовался спад. Эмануэль Ласкер почти не выступал. После победы на Карлсбадском турнире (1929) А. Нимцович призвал мировую общественность организовать матч между ним и чемпионом мира, но он остался без ответа[20]. Помимо старых мастеров, среди нового поколения стоит отметить американцев С. Решевского и И. Кэждена, шведов Г. Штольца и Г. Штальберга, венгра А. Лилиенталя. Но больше всех прогрессировал чехословацкий шахматист С. Флор. Приняв участие за короткое время в более 20 международных турниров, он в половине из них победил, а в остальных был среди призёров. Выиграл матчи у Г. Штольца и индийского мастера чемпиона Великобритании М. Султан-Хана, свёл матч вничью против будущего чемпиона мира М. Эйве. На западе о нём стали всерьёз говорить, как об одном из претендентов на мировое первенство[21]. Чтобы укрепить свои позиции Флор обратился в Праге осенью 1933 года в советское посольство с предложением сыграть матч с Ботвинником. Переговоры велись с советником посольства А. Ильиным-Женевским. Матч состоялся в ноябре-декабре 1933 года. Первая часть матча проходила в Колонном зале московского Дома Союзов, а вторая в Большом зале ленинградской обсерватории. Со времён матча Алехин — Капабланка ни одно шахматное соревнование не привлекало столь большой интерес[22]. Чешские, голландские и другие газеты ежедневно помещали телеграммы о ходе матча и регулярно публиковали сыгранные на нём партии[23]. В первой половине матча Ботвинник проиграл 2 партии, а остальные 4 закончились вничью. Во второй половине матча Ботвинник смог выиграть две партии и свел матч вничью.
Матч открыл новый этап международных встреч советских шахматистов. Летом 1934 года в Ленинграде состоялся турнир, в котором помимо десяти советских мастеров также участвовали австрийский теоретик Х. Кмох и претендент на звание чемпиона мира М. Эйве, который разделил 2—3-е места на большом международном турнире в Цюрихе, где нанёс единственное поражение А. Алехину[24]. Несмотря на поражение Г. Лисицыну и болезнь поставившую под сомнение возможность окончить турнир, Ботвинник побеждает в решающей партии И. Рабиновича и занимает 1-е место[25]. В конце 1934 года Ботвинник был приглашён на Гастингский рождественский турнир. В котором также участвовали М. Эйве, С. Флор и Х. Р. Капабланка, В связи с трудным регламентом (без дней на доигрывание) и нехваткой времени на акклиматизацию (прибыл за два часа до начала тура), он допускает две грубые ошибки в партии с Дж. Томасом и неуверенно проводит партию против М. Эйве и после трёх туров имеет только пол очка, что из-за короткой дистанции лишило возможности претендовать на призовые места. Набрав в оставшихся партиях 4½ очка, делит 5—6-е место с А. Лилиенталем[26].
Следующим испытанием стал 2-й московский международный шахматный турнир (1935). За десять лет прошедшие после первого турнира, из числа участвовавших советских мастеров остались только четверо, остальные восемь мест были отданы молодым шахматистам[27].
Победы в чемпионатах Ленинграда (1931—1932), турнирах ленинградских мастеров (1930, 1932—1933), чемпионатах СССР (1931, 1933) выдвинули Ботвинника в число сильнейших шахматистов страны. Встречи с ведущими зарубежными шахматистами подтвердили высокий класс его игры:
- ничья в матче с С. Флором (по ходу которого Ботвиннику пришлось отыгрывать два очка),
- 1-е место в ленинградском турнире мастеров с участием М. Эйве и Г. Кмоха (1934);
- 1—2-е место (с Флором) на 2-м московском международном турнире 1935 года, (впереди Эм. Ласкера, X. Р. Капабланки);
- 2-е место на 3-м московском международном турнире (1936);
- 1—2-е место (с Капабланкой) на Ноттингемском турнире (1936; впереди А. Алехина, Эйве, Эм. Ласкера).
- ничья в матче с Г. Я. Левенфишем за звание чемпиона СССР (чемпион Левенфиш сохранил своё звание).
«АВРО-турнир» (1938), где Ботвинник занял 3-е место, выиграв партии у Алехина и Капабланки, подтвердил его право на матч с чемпионом мира. Алехин принял вызов Ботвинника, но начало 2-й мировой войны 1939—1945 помешало проведению матча.
С 1930-х гг. Ботвинник — лидер советских шахматистов: победы в чемпионате СССР (1939), в матче с В. Рагозиным (1940), в матч-турнире за звание абсолютного чемпиона СССР (1941). В 1940 году вступил в ВКП(б).
В годы Великой Отечественной войны 1941—1945 Ботвинник работал в Перми инженером-электриком. Победитель турнира мастеров в Свердловске (1943), чемпионата Москвы (1943/1944, вне конкурса). Успешные выступления в чемпионатах страны (1944—1945) и в командном радиоматче с шахматистами США (1945) показали, что Ботвинник готов оспаривать титул чемпиона мира (матч с Алехиным не состоялся из-за неожиданной смерти чемпиона мира), а победы в крупных международных турнирах в Гронингене (1946) и памяти М. Чигорина в Москве (1947) подтвердили, что Ботвинник — основной претендент на звание чемпиона мира.
Матч-турнир на первенство мира (Гаага — Москва) (1948) завершился победой Ботвинника, который в блестящем стиле завоевал звание чемпиона, опередив 2-го призёра на 3 очка. При этом он убедительно выиграл все микроматчи у соперников.
В последующие три года, вплоть до матча на первенство мира с Бронштейном, Ботвинник не сыграл ни одной турнирной партии, всецело посвятив себя науке, подготовке докторской диссертации[28].
Чемпион мира
В 1951 году Ботвинник сыграл вничью матч на первенство мира с Д. Бронштейном и сохранил звание чемпиона. При комплектовании состава команды СССР на шахматную олимпиаду 1952 года между участниками возник конфликт, в результате чего М. Ботвинник был выведен из состава сборной[29].
Участник мемориала Мароци (Будапешт, 1952) — 3—5-е м.; чемпионатов СССР: 1951 — 5—6-е м.; 1952 — 1-е; 1955 — 3—6-е место.
Матч на первенство мира с В. Смысловым (1954) также закончился вничью.
Разделил 1—2-е м. на международном турнире памяти Алехина (1956) со Смысловым.
В 1957 году 2-й матч на мировое первенство закончился победой Смыслова, но спустя год Ботвинник взял реванш.
Отлично выступил Ботвинник и в других соревнованиях — на Всемирных олимпиадах (1958 и 1960), Спартакиаде народов СССР (1959); победил на турнире в Вагенингене (1958, Нидерланды).
В поединке с М. Талем (1960) Ботвинник вторично уступил титул чемпиона мира, но в матч-реванше убедительно переиграл молодого соперника.
Выступления в международных турнирах: победы в Гастингсе (1961/1962) и в Стокгольме (1962).
Проиграл матч на первенство мира Т. Петросяну (1963) (по правилам ФИДЕ матч-реванши были отменены).
Эндшпиль патриарха
Ботвинник продолжал успешно выступать в турнирах: 1-е место в Амстердаме (1963 и 1966), Нордвейке (1965), Гастингсе (1966/1967); 1—2-е в Бевервейке (1969); 2—3-е в Пальме (о. Мальорка, 1967); 2-е в Монте-Карло (1968). В 1970 году Ботвинник также сыграл в «Матче века» (сборная СССР против сборной мира, соревнование проходило в Белграде), где на восьмой доске победил М. Матуловича (+1, =3).
Всего в соревнованиях Ботвинник сыграл 1202 партии, набрав почти 70 % очков. Выступив в 59 турнирах, Ботвинник занял 1-е место в 33, разделил 1—2-е — в 6, 2—3-е — в 14. Выиграл 6 матчей из 13, 3 проиграл и 4 закончил вничью.
За достижения в области шахмат награждён, орденом «Знак Почёта» (1936), орденом Ленина (1957), орденом Трудового Красного Знамени (1961)[30], орденом Октябрьской Революции (1981).
Основатель и бессменный руководитель «Школы Ботвинника», где совершенствовались самые талантливые юные шахматисты Советского Союза. Более 50 лет проработал в институте электроэнергетики[31]. В последние десятилетия жизни в собственной лаборатории работал над проблемой компьютерного моделирования человеческого мышления.
Документально известен лишь один случай, когда Ботвинник ошибся в прогнозе развития крупного шахматного таланта. В 1963 году, по свидетельству Бориса Злотника, Ботвинник сказал о юном Анатолии Карпове: «Очень жаль, но из Толи ничего не получится». Однако 12-й чемпион мира опроверг это предсказание[28].
Смерть
Скончался 5 мая 1995 года в своей московской квартире у Фрунзенской набережной от продолжительного онкологического заболевания. Как вспоминал племянник чемпиона мира Игорь Ботвинник, Михаил Моисеевич умирал в полном сознании, с величайшим мужеством и достоинством, накануне кончины отдал близким исчерпывающие распоряжения о порядке организации похорон. Панихида в соответствии с этими распоряжениями не проводилась, из видных шахматистов с ним смог проститься лишь Василий Смыслов. Согласно воле Ботвинника его тело было кремировано, а урна захоронена в колумбарии Новодевичьего кладбища рядом с захоронением жены — балерины Гаянэ Давидовны Анановой. У Ботвинника остались дочь и внуки.
Семья
- Отец — зубной техник Моисей Гиршович (Лейбович) Ботвинник (родился в 1878 году в деревне Кудрищино Минской губернии[32], из семьи арендатора), состоял в РСДРП, работал в подпольной типографии Бунда и в 1903 году был арестован в Ростове-на-Дону при переправке нелегальной литературы.[33][34]. С 1923 года и до конца жизни Моисей Львович Ботвинник работал зубным техником в Центральной зуботехнической лаборатории Северо-Западной железной дороги в Ленинграде.
- Мать — дантистка Шифра (Серафима) Самойловна Рабинович (родилась в 1876 году в Креславке Витебской губернии, из семьи частного поверенного Самуила Залмановича Рабиновича, скончалась в 1952 году в Москве[35]) — тоже состояла в РСДРП меньшевиков, в 1905 году была на два года выслана в Сибирь по делу Бунда.[36]
- Старший брат — Исаак (Ися) Моисеевич Ботвинник (погиб 17 сентября 1941 года в деревне Петрославянке) — начальник цехов спецустройств и контактной сети Лентрамвая, руководил созданием первой в Ленинграде системы уличных светофоров.[37] У М. М. Ботвинника была также сестра Мария.
- Жена (с 1935 года) — балерина театра оперы и балета им. Кирова Гаянэ Давидовна Ботвинник (1914—1987; урождённая Ананова)[38].
- Двоюродный брат (сын родной сестры и двоюродного брата матери) — рижский математик, историк математики и популяризатор науки Исаак Моисеевич Рабинович (род. 1911), автор работ «Математик Пирс Боль из Риги» (совместно с А. Д. Мышкисом и с приложением комментария М. М. Ботвинника «О шахматной игре П. Г. Боля», 1965), «Строптивая производная» (1968), «О ятроматематиках» (1974) и др.
- Двоюродный брат — шахматист Юлий Яковлевич Ботвинник (чемпион Львова 1946 года), ныне здравствующий.[40]
- Двоюродный племянник (сын двоюродной сестры М. Ботвинника по материнской линии Лии Александровны Рабинович-Громовой) — математик Михаил Леонидович Громов.[43]
- Двоюродный племянник (внук тёти М. Ботвинника по материнской линии Софьи Самуиловны Рабинович) — известный латвийский адвокат и общественный деятель Александр Жанович Бергман (польск., род. 1925).
Творчество и личность
В истории шахмат с именем М. М. Ботвинника связана целая эпоха. Он первым утвердил приоритет советской шахматной школы в мировых шахматах. Его игру отличали глубокие стратегические замыслы, неожиданные тактические удары, постоянное стремление к инициативе, к созданию цельных партий. Во время игры Ботвинника отличала предельная концентрация воли и энергии, перед напором которой мало кто мог устоять (это чувствовалось даже во второй половине 1960-х годов, когда патриарх отошёл от активной практики и выступал эпизодически). Громадное дарование Ботвинника в сочетании с систематической работой и честолюбием приносили весомые результаты. Ботвинник почти все партии играл на выигрыш, не боясь идти на риск — часто применяя детально им отшлифованные дебютные системы (напрмер, вариант Ботвинника в славянской защите). И риск этот, как правило, себя оправдывал, поскольку соперничать с Ботвинником в искусстве подготовки и анализа было трудно.
Он первым уделил особое внимание вопросам тренировки шахматистов, создал свой метод подготовки к соревнованиям, в котором важное место уделялось физическим упражнениям, укреплению психологической устойчивости и т. п. Внёс ценный вклад в теорию многочисленных начал, разработал ряд оригинальных дебютных систем (например, вариант Ботвинника в славянской защите, вариант Ботвинника в защите Грюнфельда и т. п.). Обогатил теорию эндшпиля (особенно ладейных окончаний) ценными анализами. В области шахматной композиции идеи этюдов Ботвинник заимствовал из практических партий. В течение многих лет Ботвинник руководил юношеской шахматной школой «Школой Ботвинника» (впоследствии «Школой Ботвинника—Каспарова»), где в разные годы занимались А. Карпов, Г. Каспаров, В. Крамник, Ю. Балашов, А. Юсупов, А. Соколов, Е. Ахмыловская, Н. Иоселиани и др. В 1963 году Ботвинник сыграл одну партию с будущим чемпионом мира А.Карповым, давая сеанс одновременной игры пионерам, партия завершилась вничью[44].
Успешно совмещая шахматную деятельность с научной работой в области электротехники (он успешно защитил докторскую диссертацию), Ботвинник является автором ряда изобретений, запатентованных во многих странах, с началом 1970-х гг. руководил созданием шахматной программы для компьютера (программа «Пионер»).
Сочетание шахмат с наукой, несомненно, сказывалось на уровне подготовки к матчам на первенство мира. Именно поэтому Ботвинник защищал свой титул не особенно убедительно (с Бронштейном и Смысловым — ничьи, ещё один матч Смыслову проигран, проиграны также матчи Талю и Петросяну). Но зато в матч-реваншах гений Ботвинника проявлял себя во всей мощи и красе. Потеряв звание, Ботвинник подвергал нелицеприятному анализу собственную игру и подробнейшему разбору игру соперника. Это позволяло ему с блеском отыгрывать титул, навязывая противнику неудобный для него стиль (особенно впечатляющим был матч-реванш с М. Талем, в котором Ботвиннику удалось выиграть 10 партий, однако следует отметить, что Таль играл с больными почками и именно Ботвинник настоял, чтобы матч состоялся вовремя в срок. О том в каком состоянии Таль играл матч можно судить по тому, что вскоре ему удалили почку).
Многие его книги по шахматам, энергетике, кибернетике изданы на английском, венгерском, датском, немецком, французском, шведском и других языках. Признанный авторитет в области шахмат, Михаил Моисеевич был главным арбитром ряда крупных шахматных соревнований. Ботвинника отличал достаточно жёсткий — «типично чемпионский» — характер. Суждения его (и не только в области шахмат) носили подчас характер излишне категорический, но своих воззрений Ботвинник, как правило, не менял. Откровенный стиль присущ мемуарам Ботвинника, где он не стесняется признаваться в собственных заблуждениях и слабостях. Неуживчивость Ботвинника иногда приводила к конфликтам с другими шахматистами, но он стремился доказывать свою правоту за доской, обыгрывая тех, кто плёл кабинетные интриги. Наиболее известный пример — предложение Ботвинника о протесте против регламента гаагской половины соревнования на первенство мира 1948 г., сделанное Смыслову и Кересу и отклонённое ими (в результате не игравшим шесть дней подряд оказался Керес, и Ботвинник нанёс ему поражение в партии на 7-й день). Настраивая себя на борьбу, Ботвинник сознательно делал из соперника объект если не ненависти, то очевидной неприязни. Но это никогда не приводило к нарушению турнирной и матчевой этики. Ботвинник не подписал ни одного коллективного обращения с осуждением шахматистов-невозвращенцев (например, в 1976 году, когда после турнира в Амстердаме остался за рубежом Виктор Корчной).
Лучшие партии Ботвинника вошли в золотой фонд шахматного искусства. Большинство его партий вошли в трёхтомник «Шахматное творчество М. М. Ботвинника».
Вклад в теорию дебютов
- В славянской защите
- В защите Грюнфельда
- Во французской защите
- В защите Каро-Канн (атака Панова-Ботвинника)
Экономические идеи
В 1954 году Ботвинник направил в ЦК КПСС предложения по изменению экономического плана развития СССР. Суть его идеи (в изложении друга Ботвинника, гроссмейстера и доктора психологии Николая Крогиуса, знакомого с документом) заключалась в конвергенции — сочетании плановых социалистических и рыночных капиталистических методов ведения народного хозяйства. Использование в будущем компьютерного управления экономикой, по предположению Ботвинника, позволило бы обеспечить объективный инженерно-технический контроль за выполнением намеченных планов и принятием оптимальных управленческих решений по заданным параметрам. ЦК КПСС назвал обращение шахматного чемпиона вредным проявлением «буржуазной идеологии лейбористского типа», был поставлен вопрос об исключении Ботвинника из партии, однако затем с учётом личности заявителя дело замяли. Идеи Ботвинника о конвергенции позднее были использованы академиком Андреем Сахаровым. Политическую активность Ботвинник проявил и в 1989 году при разработке нового Устава Шахматной федерации СССР. Подготовленный функционерами федерации проект отказался утвердить Минюст СССР ввиду отсутствия в уставе пункта о порядке самоликвидации организации. На что Ботвинник возразил: «А в Уставе КПСС самоликвидация предусмотрена?»[45].
Результаты выступлений
Турнирные и матчевые результаты
В соревнованиях, включая малозначительные, Ботвинник сыграл 1202 партии (610 побед, 139 поражений и 453 ничьи), в которых набрано почти 70 процентов. Из 59 турниров победил в 33, поделил 1-2-е место в 6. В остальных за исключением шести турниров, всегда занимал призовое место.
| Год | Город | Турнир | + | − | = | Результат | Место |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1923 | Петроград | Чемпионат школы | из 15 | 10[46] | |||
| 1924 | Ленинград | Чемпионат школы | 5 | 1 | 0 | 5 из 6 | 1 |
| Ленинград | Внекатегорный турнир | 11 | 1 | 1 | 11½ из 13 | 1[47] | |
| Ленинград | Турнир IIб и III категорий | 7 | 1 | 3 | 8½ из 11 | 1 | |
| Ленинград | Турнир IIа категории | 2 | 1 | 0 | 2 из 3 | [48] | |
| 1925 | Ленинград | Матч с Н. Лютовым | 3 | 1 | 1 | 3½ из 5 | |
| Ленинград | Командные соревнования профсоюза электропромышленности | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 | [46] | |
| Ленинград | Турнир IIа и Iб категорий | 9 | 1 | 0 | 9 из 10 | 1[49] | |
| Ленинград | Матч с Б. Ривлиным | 3 | 0 | 0 | 3 из 3 | ||
| Детское село | 9 | 0 | 1 | 9½ из 10 | 1 | ||
| Ленинград | Турнир I категории | 7 | 3 | 1 | 7½ из 11 | 3—4 | |
| Ленинград | Турнир I категории | 7 | 1 | 0 | 7 из 8 | [48] | |
| 1925 / 1926 | Ленинград | Командные соревнования профсоюзов | 1 | 1 | 1 | 1½ из 3 | [46] |
| 1926 | Ленинград | Полуфинал 5-го чемпионата Ленинграда | 11 | 0 | 1 | 11½ из 12 | 1 |
| Москва | Матч Москва — Ленинград (13-я доска, против П. Иорданского) | 0 | 1 | 1 | ½ из 2 | ||
| Ленинград | 5-й чемпионат Ленинграда | 6 | 1 | 2 | 7 из 9 | 2—3 | |
| Ленинград | Полуфинал чемпионата Северо-Западной области | 8 | 1 | 2 | 9 из 11 | 2—3 | |
| Ленинград | Чемпионат Северо-Западной области | 4 | 1 | 5 | 6½ из 10 | 3 | |
| Стокгольм | Матч Стокгольм — Ленинград (5-я доска, против Г. Штольца) | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | ||
| 1927 | Москва | Матч профсоюза железнодорожников (против Н. Панченко) | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | |
| Ленинград | Матч Ленинград — Москва (против Н. Д. Григорьева) | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | ||
| Ленинград | 0 | 0 | 1 | ½ из 1 | [46] | ||
| Ленинград | Шестерной турнир | 6 | 1 | 3 | 7½ из 10 | 2 | |
| Москва | 5-й чемпионат СССР | 9 | 4 | 7 | 12½ из 20 | 5—6 | |
| 1927 / 1928 | Ленинград | Чемпионат профсоюза металлистов | 7 | 1 | 3 | 8½ из 11 | 1 |
| 1928 | Ленинград/Ростов | Матч вузов | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | |
| 1928 / 1929 | Ленинград | Чемпионат рабпроса | 8 | 0 | 5 | 10½ из 13 | 1 |
| 1929 | Москва | Матч вузовских команд четырёх городов | 1 | 0 | 2 | 2 из 3 | |
| Ленинград | Командные соревнования вузов | 1 | 0 | 0 | 1 из 1 | [46] | |
| Новгород | Матч Кречевицы — Новгород (1-я доска, против В. И. Созина) | 0 | 0 | 1 | ½ из 1 | ||
| Одесса | Четвертьфинал 6-го чемпионата СССР | 6 | 0 | 2 | 7 из 8 | 1 | |
| Одесса | Полуфинал 6-го чемпионата СССР | 2 | 2 | 1 | 2½ из 5 | 3—4 | |
| 1930 | Ленинград | Турнир ленинградских мастеров | 6 | 1 | 1 | 6½ из 8 | 1 |
| Ленинград | Матч вузы — Ленинград (1-я доска, против А. Ф. Ильина-Женевского) | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 | ||
| Ленинград | Матч металлисты — строители | 0 | 1 | 0 | 0 из 1 | ||
| Ленинград | Матч профсоюза металлистов Ленинград — Москва (1-я доска, против И. А. Кана) | 1 | 1 | 0 | 1 из 2 | ||
| Ленинград | Матч Ленинград — Москва (против И. А. Кана) | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 | ||
| 1930 / 1931 | Ленинград | 8-й чемпионат Ленинграда | 12 | 1 | 4 | 14 из 17 | 1 |
| 1931 | Ленинград | Командные соревнования профсоюза электропромышленности | 4 | 0 | 0 | 4 из 4 | |
| Ленинград | Командные соревнования профсоюзов | 1 | 0 | 0 | 1 из 1 | [46] | |
| Москва | Полуфинал 7-го чемпионата СССР | 6 | 2 | 1 | 6½ из 9 | 2 | |
| Москва | 7-й чемпионат СССР | 12 | 2 | 3 | 13½ из 17 | 1 | |
| 1932 | Ленинград | 9-й чемпионат Ленинграда | 9 | 0 | 2 | 10 из 11 | 1 |
| Киев | Матч Киев — Ленинград | 0 | 0 | 1 | ½ из 1 | ||
| 1932 / 1933 | Ленинград | Турнир ленинградских мастеров (в Доме учёных) | 6 | 2 | 2 | 7 из 10 | 1 |
| 1933 | Ленинград | Турнир ленинградских мастеров | 7 | 0 | 6 | 10 из 13 | 1—2 |
| Ленинград | 8-й чемпионат СССР | 11 | 2 | 6 | 14 из 19 | 1 | |
| Москва/Ленинград | Матч с С. М. Флором | 2 | 2 | 8 | 6 из 12 | ||
| 1934 | Ленинград/Москва | Матч команд профсоюзов электропромышленности | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 | |
| Ленинград | Турнир мастеров с участием М. Эйве | 5 | 1 | 5 | 7½ из 11 | 1 | |
| 1934 / 1935 | Гастингс | Международный турнир | 3 | 2 | 4 | 5 из 9 | 5—6 |
| 1935 | Москва | 2-й международный турнир | 9 | 2 | 8 | 13 из 19 | 1—2 |
| 1936 | Москва | 3-й международный турнир | 7 | 1 | 10 | 12 из 18 | 2 |
| Ноттингем | Международный турнир | 6 | 0 | 8 | 10 из 14 | 1—2 | |
| 1937 | Ленинград — Москва | align=left|Матч с Г. Я. Левенфишем | 5 | 5 | 3 | 6,5 : 6,5 | |
| 1938 | Ленинград | Полуфинал 11-го чемпионата СССР | 12 | 1 | 4 | 14 из 17 | 1 |
| Нидерланды | АВРО-турнир | 3 | 2 | 9 | 7½ из 14 | 3 | |
| 1939 | Ленинград | 11-й чемпионат СССР | 8 | 0 | 9 | 12½ из 17 | 1 |
| 1940 | Ленинград | Матч с В. В. Рагозиным | 5 | 0 | 7 | 8,5 : 3,5 | |
| Москва | 12-й чемпионат СССР | 8 | 4 | 7 | 11½ из 19 | 5—6 | |
| 1941 | Матч Ленинград — Москва (по телефону) | 0 | 0 | 1 | ½ из 1 | ||
| Ленинград/Москва | Матч-турнир на звание абсолютного чемпиона СССР | 9 | 2 | 9 | 13½ из 20 | 1 | |
| 1943 | Свердловск | Турнир мастеров и гроссмейстеров | 7 | 0 | 7 | 10½ из 14 | 1 |
| 1943 / 1944 | Москва | 23-й чемпионат Москвы | 11 | 1 | 3 | 12½ из 15 | 1 |
| 1944 | Москва | 13-й чемпионат СССР | 11 | 2 | 3 | 12½ из 16 | 1 |
| 1945 | Москва | 14-й чемпионат СССР | 14 | 0 | 4 | 16 из 18 | 1 |
| Радиоматч СССР — США (1-я доска, против А. Денкера) | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 | |||
| 1946 | Радиоматч СССР — Великобритания (1-я доска, против К. Х. Александера) | 1 | 1 | 0 | 1 из 2 | ||
| Гронинген | Международный турнир | 13 | 3 | 3 | 14½ из 19 | 1 | |
| Москва | Матч СССР — США (1-я доска, против С. Решевского) | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | ||
| 1947 | Москва | Международный турнир памяти М. И. Чигорина | 8 | 1 | 6 | 11 из 15 | 1 |
| 1951 | Москва | Чемпионат СССР по шахматам 1951 | 6 | 3 | 8 | 10 из 17 | 5 |
| 1952 | Будапешт | Международный турнир памяти Г. Мароци | 7 | 2 | 8 | 11 из 17 | 3—5 |
| Москва | 20-й чемпионат СССР | 9 | 1 | 9 | 13½ из 19 | 1—2 | |
| 1953 | Москва | Матч на звание чемпиона СССР с М. И. Таймановым | 2 | 1 | 3 | 3½ из 6 | |
| 1955 | Москва | 22-й чемпионат СССР | 7 | 3 | 9 | 11½ из 19 | 3—6 |
| Москва | Матч СССР — США (1-я доска, против С. Решевского) | 0 | 1 | 3 | 1½ из 4 | ||
| 1956 | Москва | Международный турнир памяти А. А. Алехина | 8 | 1 | 6 | 11 из 15 | 1—2 |
| 1958 | Вагенинген | Международный турнир | 3 | 0 | 2 | 4 из 5 | 1 |
| 1959 | Москва | II Спартакиада народов СССР | 1 | 0 | 6 | 4 из 7 | |
| 1960 | Москва | Матч Москва — Ленинград | 0 | 1 | 1 | ½ из 2 | |
| 1961 | Оберхаузен | II командное первенство Европы | 4 | 1 | 4 | 6 из 9 | |
| 1961 / 1962 | Гастингс | Международный турнир | 7 | 0 | 2 | 8 из 9 | 1 |
| 1962 | Стокгольм | Международный турнир | 8 | 0 | 1 | 8½ из 9 | 1 |
| 1963 | Москва | III Спартакиада народов СССР | 7 | 0 | 2 | 8 из 9 | |
| Амстердам | Международный турнир | 3 | 0 | 2 | 4 из 5 | 1 | |
| 1964 | Москва | Командное первенство Москвы | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | |
| Москва | Командные соревнования коллективов предприятий Москвы | 4 | 0 | 1 | 4½ из 5 | ||
| Москва | Командное первенство СССР | 3 | 0 | 3 | 4½ из 6 | ||
| 1965 | Нордвейк | Международный турнир | 5 | 0 | 2 | 6 из 7 | 1 |
| Москва | Спартакиада профсоюзов Москвы | 2 | 1 | 1 | 2½ из 4 | ||
| Москва | Командные соревнования спортобщества «Труд» | 4 | 0 | 1 | 4½ из 5 | ||
| Гамбург | III командное первенство Европы | 2 | 3 | 3 | 3½ из 8 | ||
| Москва | Спартакиада профсоюзов СССР | 2 | 1 | 1 | 2½ из 4 | ||
| Матч Москва — Ленинград (против А. К. Толуша) | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 | |||
| 1966 | Москва | Командное первенство Москвы | 1 | 0 | 4 | 3 из 5 | |
| Москва | Командные соревнования спортобщества «Труд» | 3 | 0 | 1 | 3½ из 4 | ||
| Амстердам | Международный турнир | 7 | 1 | 1 | 7½ из 9 | 1 | |
| Москва | Командное первенство СССР | 5 | 2 | 2 | 6 из 9 | ||
| 1966 / 1967 | Гастингс | Международный турнир | 5 | 1 | 3 | 6½ из 9 | |
| 1967 | Москва | Командные соревнования коллективов предприятий Москвы | 1 | 0 | 0 | 1 из 1 | |
| Москва | Командное первенство Москвы | 3 | 0 | 4 | 5 из 7 | ||
| Москва | IV Спартакиада народов СССР | 5 | 1 | 2 | 6 из 8 | ||
| Пальма-де-Мальорка | Международный турнир | 9 | 1 | 7 | 12½ из 17 | 2—3 | |
| 1968 | Монте-Карло | Международный турнир | 5 | 0 | 8 | 9 из 13 | 2 |
| 1969 | Вейк-ан-Зее | 31-й международный турнир | 6 | 0 | 9 | 10½ из 15 | 1—2 |
| Белград | Международный турнир | 5 | 3 | 7 | 8½ из 15 | 7 | |
| 1970 | Белград | Матч СССР — сборная мира (8-я доска против М. Матуловича) | 1 | 0 | 3 | 2½ из 4 | |
| Лейден | Международный турнир | 1 | 2 | 9 | 5½ из 12 | 3—4 |
Матчи и турниры на первенство мира
Михаил Ботвинник участвовал в 7 матчах и одном матч-турнире на первенство мира. За исключением первых двух кругов матч-турнира, все партии игрались в Москве. Дважды воспользовался правом на матч-реванш в 1958 и 1961 годах.
| Год | Город | Противник/Турнир | + | − | = | Результат | Итог |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1948 | Гаага — Москва | Матч-турнир | 10 | 2 | 8 | 14 из 20 | Победа (во всех четырёх мини-матчах). Становится 6-м чемпионом мира. |
| 1951 | Москва | Д. Бронштейн | 5 | 5 | 14 | 12 из 24 | Ничья. Сохранил звание чемпиона мира |
| 1954 | Москва | В. Смыслов | 7 | 7 | 10 | 12 из 24 | Ничья. Сохранил звание чемпиона мира |
| 1957 | Москва | В. Смыслов | 3 | 6 | 13 | 9½ из 22 | Поражение. Потеря звания чемпиона мира. |
| 1958 | Москва | В. Смыслов | 7 | 5 | 11 | 12½ из 23 | Победа. Возвращение звания чемпиона мира. Воспользовался правом матч-реванша. |
| 1960 | Москва | М. Таль | 2 | 6 | 13 | 8½ из 21 | Поражение. Потеря звания чемпиона мира. |
| 1961 | Москва | М. Таль | 10 | 5 | 6 | 13 из 21 | Победа. Возвращение звания чемпиона мира. Воспользовался правом матч-реванша. |
| 1963 | Москва | Т. Петросян | 2 | 5 | 15 | 9½ из 22 | Поражение. Потеря звания чемпиона мира. Право на матч-реванш было отменено начиная с 1963 года на конгрессе ФИДЕ в 1959 году. Михаил Ботвинник отказался участвовать в матчах претендентов в 1965 году. |
| 46 | 41 | 90 | 51.4 % | ||||
Шахматные олимпиады
Михаил Ботвинник принял участие в 6 олимпиадах (4 раза представлял команду на первой доске; 2 — на второй в 1960 и 1964 годах)
| Год | Город | Номер олимпиады | + | − | = | Результат | Место командное | Место личное |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1954 | Амстердам | 11 | 6 | 0 | 5 | 8½ из 11 | 1 | 1 |
| 1956 | Москва | 12 | 6 | 0 | 7 | 9½ из 13 | 1 | 2 |
| 1958 | Мюнхен | 13 | 7 | 1 | 4 | 9 из 12 | 1 | 3 |
| 1960 | Лейпциг | 14 | 8 | 0 | 5 | 10½ из 13 | 1 | 1 |
| 1962 | Варна | 15 | 5 | 1 | 6 | 8 из 12 | 1 | 6 |
| 1964 | Тель-Авив | 16 | 7 | 1 | 4 | 9 из 12 | 1 | 3 |
| 39 | 3 | 31 | 74.7 % | |||||
Результаты личных встреч с сильнейшими шахматистами 1925—1967 годов
В таблице приведены гроссмейстеры, международные мастера, а также известные советские мастера игравшие до введения международных званий.
| Противник | Период встреч | Количество партий | + | − | = |
|---|---|---|---|---|---|
| Аарон М. | 1960—1961 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Авербах Ю.Л. | 1943—1955 | 3 | 1 | 0 | 2 |
| Алаторцев В.А. | 1931—1945 | 11 | 8 | 0 | 3 |
| Александер К. | 1936—1958 | 5 | 3 | 1 | 1 |
| Алехин А.А. | 1936—1938 | 3 | 1 | 0 | 2 |
| Антошин В.С. | 1955 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Аронин Л.С. | 1951—1965 | 3 | 2 | 0 | 1 |
| Багиров В.К. | 1965 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Барендрегт И. | 1966 | 1 | 0 | 1 | 0 |
| Барца Г. | 1952 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Бауместер Х. | 1958—1963 | 2 | 0 | 0 | 2 |
| Беднарский Я. | 1967 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Белавенец С.В. | 1934—1939 | 3 | 1 | 0 | 2 |
| Бенко П. | 1952 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Бернштейн О.С. | 1946 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Бисгайер А. | 1961 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Блау М. | 1956—1964 | 2 | 1 | 0 | 0 |
| Блюменфельд Б.М. | 1931 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Бобоцов М. | 1964—1965 | 2 | 1 | 0 | 1 |
| Богатырчук Ф.П. | 1927—1935 | 5 | 0 | 3 | 2 |
| Боголюбов Е.Д. | 1936 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Болеславский И.Е. | 1940—1967 | 13[50] | 7 | 0 | 6 |
| Бондаревский И.З. | 1938—1952 | 10 | 3 | 2 | 5 |
| Борисенко Г.К. | 1955—1964 | 2 | 0 | 0 | 2 |
| Бронштейн Д.И. | 1944—1967 | 31 | 7 | 6 | 18 |
| Ван ден Берг, К. | 1965 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Ван Схелтинга, Т. | 1958—1966 | 3 | 3 | 0 | 0 |
| Вейд Р. | 1961 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Вересов Г.Н. | 1938—1963 | 4 | 4 | 0 | 0 |
| Верлинский Б.М. | 1931—1933 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Видмар М. | 1936—1946 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Вильнер Я.С. | 1927—1930 | 2 | 0 | 1 | 1 |
| Геллер Е.П. | 1951—1967 | 8 | 1 | 3 | 4 |
| Геребен Э. | 1952 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Гимар К. | 1946 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Гипслис А.П. | 1963—1965 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Глигорич С. | 1947—1967 | 9 | 2 | 2 | 5 |
| Гоглидзе В.А. | 1931—1935 | 3 | 2 | 0 | 1 |
| Голомбек Г. | 1952—1956 | 3 | 3 | 0 | 0 |
| Григорьев Н.Д. | 1927—1933 | 4 | 2 | 0 | 2 |
| Дамянович М. | 1967 | 1 | 0 | 1 | 0 |
| Денкер А. | 1945—1946 | 3 | 2 | 0 | 1 |
| Доннер И. | 1958—1967 | 7 | 4 | 0 | 3 |
| Дример Д. | 1960 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Дубинин П.В. | 1939—1940 | 2 | 1 | 0 | 1 |
| Дюкштейн А. | 1958 | 2 | 1 | 1 | 0 |
| Зубарев Н.М. | 1933 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Зёйдема, К. | 1966 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Ивков Б. | 1960—1967 | 2 | 0 | 0 | 2 |
| Измайлов П. | 1929—1931 | 2 | 0 | 2 | 0 |
| Ильин-Женевский А.Ф. | 1926—1938 | 13 | 4 | 2 | 7 |
| Кан И.А. | 1929—1955 | 17 | 11 | 3 | 3 |
| Капабланка Х. Р. | 1935—1938 | 7 | 1 | 1 | 5 |
| Каспарян Г.М. | 1931—1952 | 4 | 3 | 0 | 1 |
| Керес П.П. | 1938—1966 | 19 | 8 | 3 | 8 |
| Кёйперс Ф. | 1963—1966 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Кмох Х. | 1934 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Константинопольский А.М. | 1931—1952 | 6 | 4 | 1 | 1 |
| Корчной В.Л. | 1952—1960 | 4 | 1 | 1 | 2 |
| Котов А.А. | 1939—1967 | 11 | 5 | 1 | 5 |
| Коттнауэр Ч. | 1946—1952 | 3 | 3 | 0 | 0 |
| Кристоффель М. | 1946 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Куббель А.И. | 1930—1933 | 3 | 3 | 0 | 0 |
| Кураица Б. | 1966 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Лангевег К. | 1965 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Ларсен Б. | 1956—1967 | 3 | 2 | 0 | 1 |
| Ласкер Э. | 1935—1936 | 4 | 1 | 0 | 3 |
| Левенфиш Г.Я. | 1925—1940 | 22 | 8 | 6 | 8 |
| Леман Х. | 1967 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Летелье Р. | 1964 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Либерзон В.М. | 1964—1967 | 3 | 1 | 0 | 2 |
| Лилиенталь А.А. | 1934—1945 | 12 | 5 | 2 | 5 |
| Лисицын Г.М. | 1931—1955 | 14 | 7 | 1 | 6 |
| Ломбарди У. | 1957—1960 | 2 | 0 | 0 | 2 |
| Лундин Э. | 1946—1962 | 4 | 2 | 0 | 2 |
| Лутиков А.С. | 1966 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Мазель И.Я. | 1931—1938 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Макогонов В.А. | 1927—1944 | 8 | 4 | 1 | 3 |
| Матулович М. | 1967 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Медина А. | 1964—1967 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Микенас В.И. | 1940—1955 | 4 | 2 | 1 | 1 |
| Минев Н. | 1954 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Модель А.Я. | 1925—1933 | 11 | 4 | 3 | 4 |
| Моисеев О.Л. | 1951—1952 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Найдорф М. | 1946—1958 | 4 | 2 | 1 | 1 |
| Нежметдинов Р.Г. | 1959 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Нейкирх О. | 1960 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Ненароков В.И. | 1927—1933 | 3 | 1 | 0 | 2 |
| Новотельников Н.А. | 1947—1951 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| О’Келли А. | 1946—1967 | 4 | 2 | 0 | 2 |
| Падевский Н. | 1956—1962 | 4 | 2 | 0 | 2 |
| Панов В.Н. | 1939—1944 | 3 | 3 | 0 | 0 |
| Пахман Л. | 1947—1961 | 6 | 2 | 1 | 3 |
| Пенроуз Д. | 1951—1966 | 2 | 2 | 0 | 0 |
| Перес Ф. | 1961 | 2 | 1 | 0 | 1 |
| Петросян Т.В. | 1951—1967 | 29 | 3 | 6 | 20 |
| Пильник Г. | 1952 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Пирц В. | 1935—1954 | 2 | 1 | 0 | 1 |
| Плятер К. | 1947 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Полугаевский Л.А. | 1967 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Помар А. | 1958—1966 | 3 | 3 | 0 | 0 |
| Порат И. | 1954 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Портиш Л. | 1960—1967 | 4 | 1 | 0 | 3 |
| Рабинович И.Л. | 1926—1939 | 12 | 4 | 3 | 5 |
| Рагозин В.В. | 1927—1947 | 24 | 12 | 0 | 12 |
| Раузер В.А. | 1927—1933 | 4 | 3 | 0 | 1 |
| Решевский С. | 1936—1955 | 14 | 5 | 2 | 7 |
| Робач К. | 1961—1966 | 3 | 3 | 0 | 0 |
| Романовский П.А. | 1927—1945 | 16 | 4 | 2 | 10 |
| Рюмин Н.Н. | 1929—1936 | 8 | 4 | 1 | 3 |
| Савицкий Л.Я. | 1930—1933 | 5 | 4 | 0 | 1 |
| Селезнёв А.С. | 1927 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Сергеев А.С. | 1927 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Силадьи Д. | 1966 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Сили И. | 1952 | 1 | 0 | 1 | 0 |
| Симагин В.П. | 1943—1964 | 5 | 1 | 0 | 4 |
| Слива Б. | 1952—1964 | 3 | 2 | 0 | 1 |
| Смыслов В.В. | 1940—1967 | 97 | 26 | 22 | 49 |
| Созин В.И. | 1929—1933 | 3 | 1 | 1 | 1 |
| Спасский Б.В. | 1955—1966 | 3 | 1 | 0 | 2 |
| Сокольский А.П. | 1938—1947 | 3 | 2 | 0 | 1 |
| Стейнер Г. | 1946 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Суэтин А.С. | 1952 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Тайманов М.Е. | 1951—1967 | 12 | 4 | 2 | 6 |
| Таль М.Н. | 1960—1966 | 44 | 12 | 12 | 20 |
| Татаи С. | 1967 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Толуш А.К. | 1938—1965 | 8 | 6 | 1 | 1 |
| Томас Дж. | 1934—1936 | 2 | 1 | 1 | 0 |
| Торан Р. | 1967 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Трифунович П. | 1947—1965 | 2 | 1 | 0 | 1 |
| Троянеску О. | 1952 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Ульман В. | 1956—1966 | 5 | 2 | 1 | 2 |
| Унцикер В. | 1954—1962 | 6 | 2 | 1 | 3 |
| Файн Р. | 1936—1938 | 3 | 0 | 1 | 2 |
| Филип М. | 1956—1962 | 2 | 1 | 0 | 1 |
| Фишер Р. | 1962 | 1 | 0 | 0 | 1 |
| Флор С.М. | 1933—1966 | 31 | 5 | 2 | 24 |
| Фрейман С.Н. | 1927—1933 | 3 | 2 | 1 | 0 |
| Фурман С.А. | 1955 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Хименес Э. | 1967 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Холмов Р.Д. | 1947—1963 | 3[51] | 2 | 0 | 1 |
| Цветков А. | 1947 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Черняк М. | 1956—1966 | 2 | 1 | 0 | 1 |
| Чеховер В.А. | 1931—1945 | 9 | 6 | 0 | 3 |
| Чокылтя В. | 1956—1965 | 3 | 3 | 0 | 0 |
| Шмид Л. | 1960—1965 | 3 | 1 | 1 | 1 |
| Шпильман Р. | 1935 | 1 | 1 | 0 | 0 |
| Штальберг Г. | 1935—1956 | 5 | 4 | 0 | 1 |
| Штейн Л.З. | 1963—1966 | 4 | 1 | 1 | 2 |
| Штольц Г. | 1926—1946 | 3 | 2 | 0 | 1 |
| Эйве М. | 1934—1954 | 12 | 2 | 2 | 8 |
| Элисказес Э. | 1936—1964 | 4 | 1 | 0 | 3 |
| Юдович М.М. | 1931—1966 | 6 | 4 | 0 | 2 |
| Яновский Дэн. | 1946—1964 | 2 | 1 | 1 | 0 |
Книги
На русском языке
- Матч Флор — Ботвинник, [Москва — Ленинград], 1934;
- Избранные партии (1926—1936), Москва — Ленинград, 1938;
- Матч-реванш Алехин — Эйве на первенство мира, Москва — Ленинград: Физкультура и спорт, 1939, 216 с.
- Одиннадцатое всесоюзное шахматное первенство, Москва — Ленинград, 1939;
- Избранные партии. 1926—1946, [Ленинград], 1949;
- Советская шахматная школа, Москва, 1951;
- Матч-турнир на звание абсолютного чемпиона СССР по шахматам, 2 издание, Москва, 1951; (Переизд.: Москва: Интерреклама, 2007. — 192 с. — ISBN 978-5-91350-007-6);
- Матч Ботвинник — Смыслов на первенство мира, 2 издание, Москва, 1957;
- Матч-реванш Смыслов — Ботвинник на первенство мира, Москва, 1960;
- Асинхронизированная синхронная машина, Москва — Ленинград: Госэнегоиздат, 1960, 70 с.;
- Алгоритм игры в шахматы, Москва: Наука, 1968, 94 с.;
- Три матча Анатолия Карпова, Москва: Молодая гвардия, 1975, 125 с.;
- О кибернетической цели игры, Москва: Советское радио, 1975, 86 с.;
- Полвека в шахматах, Москва: Физкультура и спорт, 1978, 272 с. (Выдающиеся шахматисты мира).
- К достижению цели, Москва: Молодая гвардия, 1978, 255 с.;
- От шахматиста — к машине, Москва: Физкультура и спорт, 1979, 176 с.;
- О решении неточных переборных задач, Москва, 1979;
- Защита Грюнфельда, Москва: Физкультура и спорт, 1979. — 271 с. (Теория дебютов). (В соавторстве с Я. Б. Эстриным);
- Эпизоды шахматных баталий, Москва: Советская Россия, 1983, 143 с. (Шахматное искусство);
- Шахматный метод решения переборных задач, Москва: Советский спорт, 1989, 112 с.
- Аналитические и критические работы, [т. 1—4], Москва: Физкультура и спорт, 1984—87;
- У цели: Воспоминания. Партии, Москва: Полири, 1997, 358 с., ISBN 5-89183-001-9.
На других языках
- Dr. Michail Botwinnik, Hamburg, 1959;
- Botvinnik’s best games, 1947—1970, L., 1977;
- Schach in Russland: 1941—1945, Hollfeld, 1979;
- Meine 100 schönsten Partien von 1925—1970, Heidelberg, 1980;
- 15 Schachpartien und ihre Geschichte, Stuttgart, 1981;
- Selected games: 1967—1970, Oxf.— [a. o.], 1981.
Увековечение памяти
В 2011 году была выпущена памятная серебряная монета «100-летие со дня рождения шахматиста М. М. Ботвинника» номиналом два рубля из серии «Выдающиеся личности России»[52].
Напишите отзыв о статье "Ботвинник, Михаил Моисеевич"
Примечания
- ↑ М. М. Ботвинник. Избранные партии // Полвека в шахматах. — М.: Физкультура и спорт, 1978. — С. 23—25. — 272 с.
- ↑ Глава 1. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 5. — 632 с.
- ↑ [www.e3e5.com/article.php?id=1633 А. Кентлер «Поклон Ботвиннику»]
- ↑ М. М. Ботвинник. Аналитические и критические работы 1923—1941. — М.: Физкультура и спорт, 1984. — С. 5—6. — 319 с.
- ↑ М. М. Ботвинник. Аналитические и критические работы 1923—1941. — М.: Физкультура и спорт, 1984. — С. 6. — 319 с.
- ↑ Принят 1-го июня 1924 года.
- ↑ Глава 1. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 6. — 632 с.
- ↑ Глава 1. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 7. — 632 с.
- ↑ [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1031635 Х. Р. Капабланка — М. Ботвинник, Ленинград, 1925 (сеанс одновременной игры)]
- ↑ Глава 1. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 8. — 632 с.
- ↑ 1 2 Глава 1. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 9. — 632 с.
- ↑ М. М. Ботвинник. Аналитические и критические работы 1923—1941. — М.: Физкультура и спорт, 1984. — С. 10. — 319 с.
- ↑ В качестве приза получил немецкие шахматные часы.
- ↑ 1 2 Глава 2. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 10. — 632 с.
- ↑ [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1031767 А. Ильин-Женевский — М. Ботвинник, Москва, 1931 (7-й чемпионат СССР)]
- ↑ [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1031768 В. Созин — М. Ботвинник, Москва, 1931 (7-й чемпионат СССР)]
- ↑ Глава 2. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 11. — 632 с.
- ↑ Глава 2. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 12—13. — 632 с.
- ↑ Глава 2. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 14. — 632 с.
- ↑ Глава 3. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 15. — 632 с.
- ↑ Глава 3. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 15—16. — 632 с.
- ↑ Глава 3. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 16. — 632 с.
- ↑ Предисловие // Матч Флор — Ботвинник / М. М: Ботвинник. — М.: Физкультура и туризм, 1934. — С. 3. — 111 с.
- ↑ Глава 3. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 19. — 632 с.
- ↑ Глава 3. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 20. — 632 с.
- ↑ Глава 3. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 20—21. — 632 с.
- ↑ Глава 3. // Шахматное творчество Ботвинника / Составитель В. Д. Батуринский. — М.: Физкультура и спорт, 1965. — Т. 1. — С. 21. — 632 с.
- ↑ 1 2 [chesspro.ru/_events/2011/kashtanov1_int.html ChessPro | Интервью. Борис Злотник]
- ↑ Шахматное обозрение № 6 (958). 1997 год. с. 22
- ↑ Указом Президиума Верховного Совета от 16 августа 1961 года в связи с 50-летием и за выдающиеся спортивные достижения и заслуги в развитии советской шахматной школы.
- ↑ [vniie.ntc-power.ru/press_center/company_news/?ELEMENT_ID=2778&sphrase_id=4562 II Открытый шахматный турнир энергетиков памяти М. М. Ботвинника]
- ↑ Ныне — Смолевичский район Минской области.
- ↑ [tyrnir.ru/stat.php?zag=568966340&podzag=1459712043&n=3&p=1679914435 М. Ботвинник «Воспоминания»]
- ↑ [www.e3e5.com/article.php?id=1633 А. Кентлер «Поклон Ботвиннику»]: В метрической книге о родившихся евреях города Санкт-Петербурга за 1911 год датой рождения Михаила Ботвинника указано 23 Аба (4 августа) 1911 года и родители: «мещанин Острошицко-Городецкого общества Минской губернии Смолевического уезда Мовша Лейбов Ботвинник и законная его жена Шифра Шмуйловна».
- ↑ [www.e3e5.com/article.php?id=1633 Михаил Ботвинник]
- ↑ [tyrnir.ru/stat.php?zag=568966340&podzag=1459712043&n=3&p=1679914435 Интервью с В. Рабиновичем, двоюродным братом М. Ботвинника]: генеалогические данные семьи М. Ботвинника по материнской линии
- ↑ [atimopheyev.narod.ru/EncyclopediaChess/Info/1320/Persona.htm Михаил Ботвинник: жизнь и игра]
- ↑ [www.russiachess.org/news/report/botvinnik_kakim_on_byl/ Ботвинник — каким он был]
- ↑ [russiachess.org/news/all/botvinnik_memorial_evening_in_suzdal/ Вечер памяти Ботвинника в Суздале] (фоторепортаж на сайте Российской шахматной федерации)
- ↑ [www.64.ru/old/2000/5/my111.html Семейная хроника огненных лет]
- ↑ [www.xy-surov.narod.ru/v-botvinnik.html Интервью И. Ю. Ботвинника]
- ↑ [russiachess.org/news/all/igor_botvinnik_died/ Скончался Игорь Юльевич Ботвинник][www.chess-news.ru/node/5181 Ушёл из жизни Игорь Ботвинник]
- ↑ [centropaquarterly.org/index.php?nID=54&bioID=262 Воспоминания Владимира Рабиновича]
- ↑ [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1032663 Anatoly Karpov vs Mikhail Botvinnik (1964)]
- ↑ Крогиус Н. В. Записки гроссмейстера. СПб, 2014. с. 68—71
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Полных данных нет.
- ↑ Получил 3-ю категорию.
- ↑ 1 2 Турнир не окончен.
- ↑ Получил 1-ю категорию
- ↑ Не учтены результаты тренировочного турнира в пос. Вороново, где Болеславскому удалось обыграть Ботвинника — Суэтин А.С. Гроссмейстер Болеславский. — М.: ФиС, 1981. — С. 210 - 211.
- ↑ Не учтена победа над Холмовым из командного превенства Москвы 1969 г.
- ↑ [4x10.ru/2-rublya-100-letie-so-dnya-rozhdeniya-shaxmatista-m-m-botvinnika-2011g/ Памятная монета в честь 100-летия со дня рождения Михаила Ботвинника] на сайте 4x10.ru
Литература
- Я. Г. Рохлин На шахматном Олимпе. — Москва: Знание, 1961.
- Шахматный словарь / гл. ред. Л. Я. Абрамов; сост. Г. М. Гейлер. — М.: Физкультура и спорт, 1964. — С. 205—209. — 120 000 экз.
- Левин К. Я. Михаил Ботвинник. — Москва: Физкультура и спорт, 1951. — 147 с.
- Батуринский, В. Д Шахматное творчество Ботвинника. — Москва: Физкультура и спорт, Т. 1—3, 1965—1968
- Шахматы : энциклопедический словарь / гл. ред. А. Е. Карпов. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 43—44. — 624 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-005-3.;
- Каспаров Г. К. Мои великие предшественники: Т. 2. От Эйве до Таля. — Москва: РИПОЛ классик, 2003, ISBN 5-7905-2239-4
- Линдер И. М., Линдер В. И. Михаил Ботвинник: жизнь и игра. — Москва: Астрель [и др.], 2007, 344 с. (Энциклопедия шахматного Олимпа), ISBN 5-17-039878-6. ISBN 5-271-14993-5. ISBN 5-9762-2353-2.
Ссылки
|
Михаил Моисеевич Ботвинник в Викицитатнике? |
|---|
- [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=11207 Партии Михаила Ботвинника] в базе Chessgames.com (англ.)
- [www.365chess.com/players/Mikhail_Botvinnik Личная карточка Михаила Ботвинника] на сайте 365chess.com
- [www.olimpbase.org/players/zrfxxlxi.html Личная карточка Михаила Ботвинника] на сайте OlimpBase.com
- [www.chesspro.ru/statistic/botvinnik.shtml Краткая биография Михаила Ботвинника и статистика выступлений в турнирах, матчах]
- [chess-game.chat.ru/people/botvinik.html chess-game.chat.ru/people/botvinik.html]
- [www.wtharvey.com/botv.html 40 шахматных задач, основанных на партиях Ботвинника] (англ.)
- [www.365chess.com/tournaments/Leiden_1970/ Последний турнир]
- [www.eleven.co.il/article/10719 Ботвинник Михаил] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- [evreimir.com/23885/ Противоречивость личности великого Ботвинника]. Автор Борис Смоленский, Еврейский мир (газета) 18 Февраля 2009
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ботвинник, Михаил Моисеевич
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.
Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.
Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.
Категории:
- Родившиеся 17 августа
- Родившиеся в 1911 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Репине (Санкт-Петербург)
- Умершие 5 мая
- Умершие в 1995 году
- Умершие в Москве
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Октябрьской Революции
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Заслуженные мастера спорта СССР
- Заслуженные работники культуры РСФСР
- Заслуженные деятели науки и техники РСФСР
- Спортсмены по алфавиту
- Родившиеся в Выборгской губернии
- Чемпионы мира по шахматам
- Чемпионы СССР по шахматам
- Шахматисты СССР
- Шахматные гроссмейстеры
- Победители шахматных Олимпиад
- Шахматные композиторы
- Международные арбитры по шахматной композиции
- Шахматные теоретики
- Исследователи искусственного интеллекта
- Члены КПСС
- Доктора технических наук
- Умершие от рака поджелудочной железы
- Похороненные на Новодевичьем кладбище
- Участники шахматных олимпиад
- Персоналии:Компьютерные шахматы
