Боткин, Фёдор Владимирович
| Боткин Федор Владимирович | |
| Род деятельности: |
художник |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Москва, Российская империя |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
Фе́дор Владимирович Боткин (21 октября / 2 ноября 1861, Москва —19 февраля / 4 марта 1905, Везине (Vesinet), близ Парижа[1]), художник, один из представителей русского символизма. Отец - Владимир Петрович Боткин, мать - Анна Ефимовна Боткина, происходившая из известной московской торгово-промышленной семьи Гучковых. По матери дальний родственник (двоюродный дядя) известного коллекционера западной живописи С. И. Щукина. В детстве будущий художник не проявлял интереса к живописи. Представитель известного в России и Европе купеческого рода, он увлекался математикой, поступил на математический факультет Московского университета, затем перешел на юридический, который окончил с отличием. В 1887 году Боткин уехал в Италию. Флоренция с её музеями и церквями произвела на него неизгладимое впечатление, а великие творения Филиппо Липпи и Сандро Боттичелли вдохновили на занятия рисунком и живописью. За два года пребывания в Италии Боткин прошел обучение в частной мастерской на неаполитанском побережье и в Миланской Академии художеств. В 1889 году он переехал в Париж. Участвуя в престижных выставках во Франции (Общество независимых художников, Салон Марсова поля) и Германии (Мюнхенский Сецессион), Боткин добился признания в художественных кругах Европы. Его талант оценил С.П. Дягилев и пригласил участвовать в выставке русских и финляндских художников (Санкт-Петербург,1898), а также в выставках объединения "Мир искусства". Находился под сильным влиянием Мориса Дени и группы «Наби». Как писал Иван Щукин, в России Боткина «знали мало, разве по слухам, и по русской привычке, не видя его вещей, усердно за глаза бранили…».
Федор Боткин и Иван Щукин – два русских парижанина, приобщившие Сергея Ивановича Щукина к импрессионистам.
В начале 1900-х годов - в период расцвета своей творческой деятельности - художник оставляет живопись по причине тяжелой наследственной болезни. Последние годы жизни Федор Владимирович Боткин провел в психиатрической клинике под Парижем. Большая часть произведений Боткина была перевезена из Парижа в Москву его братом Михаилом Владимировичем. В 1906-1907 годах в Санкт-Петербурге и Москве прошла 4-я выставка "Союза русских художников", при которой была открыта посмертная экспозиция работ Федора Боткина, имевшая большой успех. Две картины с выставки были приобретены Третьяковской галереей, в собрании которой уже имелись произведения Боткина, в том числе подаренный братом художника в 1906 году портрет А.Е. Боткиной. В 1932 году он был передан в Саратовский музей им. А.Н. Радищева.
Напишите отзыв о статье "Боткин, Фёдор Владимирович"
Примечания
- ↑ Уточнение даты и места смерти художника внесено по: Давыдова О.С. Замоскворецкий парижанин Федор Боткин (рус.) // Дух символизма. Русское и западноевропейское искусство в контексте эпохи конца XIX - начала XX века / Науч. ред.-сост. М.В. Нащокина. М., 2012. С. 528-549. : сборник. — 2012. — С. 528-549.
Ссылки
- [www.museum.ru/gmii/exh.asp?last=111 К стопятидесятилетию московского коллекционера] // сайт ГМИИ.
- [www.radmuseumart.ru Сайт Саратовского музея им. А.Н. Радищева]
Литература
- Давыдова О.С. Экспансия образа: рамы эпохи модерна // Рама как объект искусства: материалы научной конференции / ред. кол. Т. Л. Карпова, Е. Д. Евсеева. М.: Гос. Третьяковская галерея, 2015. С. 169–181. (О рамах Ф.В. Боткина - с. 174–181).
- Давыдова О.С. Сады забвения: Ф.В. Боткин, А.И. Савинов, Н.Я. Хавкина и другие // Давыдова О.С. Иконография модерна. Образы садов и парков в живописи русского символизма. М.: БуксМАрт. 2014. Глава четвертая. С. 335–383. - 512 с., ил. — ISBN 978-5-906190-15-4
- Давыдова О.С. Замоскворецкий парижанин Федор Боткин // «Дух символизма. Русское и западноевропейское искусство в контексте эпохи конца XIX–XX века» / Науч. ред.-сост. М.В. Нащокина. М., 2012. С. 528–549. — ISBN 978-5-89826-404-8
- Давыдова О.С. Федор Боткин. Апология воображения // Собрание. №2, июнь. 2011. С. 26–35.
- Демская А. А., Семенова Н. Ю. У Щукина на Знаменке ... — М.: Арена, 1993. — ISBN 5-87474-009-0
Отрывок, характеризующий Боткин, Фёдор Владимирович
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
