Боудикка

Боудикка<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Иллюстрация в духе романтического национализма (1868)</td></tr>
Царица иценов
— 61 год
Предшественник:	Прасутаг
Преемник:	нет
Рождение:	около 30
Смерть:	61(0061)
Супруг:	Прасутаг
Дети:	2 дочери

Бо́удикка (Бо́удика, или Бу́дика, кельт. Boudic(c)a, неточная римская передача Боадицея, лат. Boadicea, ум. 61 г.) — жена Прасутага, тигерна зависимого от Рима бриттского племени иценов, проживавшего в районе современного Норфолка на востоке Англии. После смерти мужа римские войска заняли её земли, а император Нерон лишил её титула, что побудило её возглавить антиримское восстание 61 года.

История

Описание и окружение

Описание этой женщины можно найти у Тацита и у Диона Кассия; у обоих оно практически одинаковое. Оба они отмечают, что Боудикка была царских кровей, очень высокого роста и «обладала умом гораздо большим, чем обычно женщины». У неё были рыжие прямые волосы, ниспадающие ниже талии, резкий, громкий голос и всепроникающий взгляд. Обычно она носила цветную тунику, массивное шейное украшение из золота (возможно, шейную гривну, у кельтов называющуюся «торквес»), а также плащ, заколотый брошью.

Её муж, Прасутаг, был тигерном иценов, населявших земли в районе современного Норфолка. Эти земли фактически не были подконтрольны Риму, поскольку во время завоевания Британии императором Клавдием в 43 году ицены вместе с десятью другими племенами (Прасутаг, вероятно, тогда уже был тигерном) присоединились к его войскам в качестве союзников. В 47 году, во время попытки Публия Октория Скапулы разоружить их, они смогли отстоять своё право на независимость. Прокуратор поручил Прасутагу как царю-клиенту охрану близлежащих морских и речных путей, особенно, устьев рек. Прасутаг был старше своей жены и прожил долгую жизнь. Чтобы сохранить свой род, он, наравне со своими двумя дочерьми, сделал сонаследником престола римского императора.

Оставлять независимость союзным царствам было нормальной римской практикой, при условии, что царство завещалось после смерти ныне здравствующего союзного царя римскому императору. Таким образом, например, были присоединены к империи провинции Вифиния и Галатия. Также римские законы позволяли наследование только по мужской линии. Поэтому все попытки Прасутага сохранить на престоле свой род были тщетными. После его смерти царство было аннексировано, земли были конфискованы, а имущество описано. Имущество благородных жителей и рабов теперь было одинаково. Согласно Тациту, Боудикку прилюдно выпороли, а её дочерей изнасиловали. Также была изъята в счёт погашения долга казна Прасутага, который был должен очень много денег Сенеке.

Восстание

В 61 году, когда наместник Гай Светоний Паулин возглавил кампанию на острове Англси (римское название — Мона), который был убежищем для бриттских бунтовщиков и цитаделью друидов, ицены, поддерживаемые многими своими соседями, в том числе и триновантами, подняли восстание. Их вдохновил пример Арминия, вождя германского племени херусков, в 9 году поднявшего восстание против римлян и изгнавшего их из своих земель. Кассий пишет, что перед началом восстания Боудикка гадала с помощью зайца, отпускаемого от пол платья (это указывает на то, что Боудикка была ещё и жрицей) и принесла жертвы Андрасте — богине победы, которой была посвящена.

Первой целью восставших был Камулодун (совр. Колчестер), бывшая столица триновантов. Город был осаждён. Присланные прокуратором Катом Децинием (впоследствии сменённым Гаем Юлием Альпином Классицианом) по просьбе осаждённых войска в количестве двухсот ополченцев были легко разбиты. В течение двух дней город пал и, по данным археологов, был методично снесён. Квинт Петилий Цериалис, будущий наместник Британии, а тогда командующий девятым легионом, попытался отбить город, но был разгромлен и вынужден бежать в Галлию.

Узнав о восстании, Гай Светоний поспешил на защиту провинции. Его целью было защитить заложенный римлянами в 43 году Лондиний (совр. Лондон). Однако, видя, что подготовиться к осаде он не успеет, и помня о поражении Петилия, он решил оставить город, чтобы спасти остальное. Лондиниум был оставлен на милость восставших, которые сожгли город дотла (на раскопках в слое того времени были обнаружены оплавленные монеты, а сам слой был слоем пепла), разграбили его и вырезали всех, кто не ушёл с римлянами.

Следующим разрушенным городом был Веруламий (совр. Сент-Олбанс). В трёх городах было убито около семнадцати тысяч человек. Пленных не брали. Кассий детально описывает события, говоря, что простых людей вешали, резали, сжигали, сажали на кол, распинали на крестах, а благородных, особенно женщин, убивали жестокими способами, принося их в жертву богине Андрасте.

Также, судя по археологическим раскопкам, войсками Боудикки был разрушен город Каллева.

Подавление восстания

Светоний сгруппировал свои силы в Уэст-Мидлендс. С флангов позиции были окружены лесом. Его силы насчитывали более 10 000 человек, среди которых были четырнадцатый легион, вексилларии двадцатого легиона и множество ополченцев. Однако войска Боудикки во много раз превосходили силы Светония и насчитывали, по разным оценкам, от 80 000 до 230 000 человек.

Тацит пишет, что Боудикка управляла своими войсками с колесницы, и приписывает ей речь, в которой она просила считать себя не благородной царицей, которая мстит за потерянное царство, а обычной женщиной, мстящей за отнятую свободу, за своё избитое плетьми тело, за поруганное целомудрие дочерей. Боги были на их стороне, один легион, решившийся противостоять им, они уже разбили, разобьют и другие. Она, женщина, скорее готова была умереть, чем жить рабыней, и к тому же призывала своих людей.

Однако римляне, более умелые в открытых сражениях, противопоставили числу умение. В начале сражения римляне обрушили на бриттов, рвавшихся к их рядам, тысячи дротиков. Те римские солдаты, которые избавились уже от дротиков, плотными фалангами разбивали вторую волну бриттского наступления. После этого фаланги были построены клиньями, которые с фронта ударили по бриттам. Не выдержав натиска, бритты побежали, однако путь к отступлению был закрыт обозом с их семьями. Там, у обозов, римляне настигли противника и устроили беспощадную резню.

Тацит пишет, что увидев поражение, Боудикка приняла яд чёрного болиголова. Согласно Кассию, она заболела после поражения и вскоре умерла. По обоим источниками, похороны её были богатыми.

Вскоре после финальной битвы пришло подкрепление в виде легионов, переброшенных из Германии. Были применены жёсткие меры по отношению к враждебно настроенным племенам и бриттов принудили к миру.

Этимология

До последнего десятилетия XX века имя этой царицы чаще всего произносили как «Боадицея». Это связано с тем, что под ним она фигурирует у Тацита (Boadicea, Boudicea). У Кассия приведена греческая форма имени — Βουδουικα, Βουνδουικα, или Βοδουικα.

Скорее всего, имя её происходит от кельтского слова bouda — победа. Слово boudīko значило у кельтов «победоносный». Похожие имена существовали в Лузитании — написание Boudica, в Бордо — Boudiga. В настоящее время считается правильным произношение этого имени как Боудикка (по правилам валлийского и ирландского языков).

Почитание

Фигура Боудикки была окружена своеобразным романтическим культом при английских королевах Елизавете и Виктории — не в последнюю очередь потому, что её имя значит «победа» (как и имя Виктория). В викторианский период появляются многочисленные скульптурные изображения свободолюбивой предводительницы иценов.

Парадокс в том, что образ «туземной» воительницы, которая принесла себя в жертву борьбе с величайшей империей своего времени, был переосмыслен как символ Британской империи — крупнейшей империи в истории человечества.

Источники

• Талах В. Н. [kuprienko.info/istoriya-kesarey-knigi-lvii-lxiii-istorii-rimlyan-diona-kassiya-kokkeyyana/ История кесарей. Книги LVII—LXIII «Истории римлян» Диона Кассия Коккейяна] / Предисловие, перевод с английского, комментарии В. Н. Талаха; под ред. В. Н. Талаха и С. А. Куприенко. — Киев: Видавець Купрієнко С. А., 2013. — 239 с. — ISBN 978-617-7085-02-6.

Ссылки

• [rutube.ru/video/97689fbea5816459ed8873d0b31eb06a/ «Боудикка. Символ Британии». Фильма производства телеканала «History»]

Отрывок, характеризующий Боудикка

– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.