Бофорт, Томас, герцог Эксетер

Томас Бофорт англ. Thomas Beaufort <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Томаса Бофорта, герцога Эксетера</td></tr>
1-й граф Дорсет
5 июля 1412 — 27 декабря 1426
Предшественник:	Титул создан
Преемник:	Титул исчез
1-й герцог Эксетер
18 ноября 1416 — 27 декабря 1426
Предшественник:	Титул создан
Преемник:	Титул исчез
лорд Верховный канцлер Англии
31 января 1410 — 5 января 1412
Предшественник:	Томас Фицалан, архиепископ Кентерберийский
Преемник:	Томас Фицалан, архиепископ Кентерберийский
лорд-адмирал Англии
1413 — 27 декабря 1426
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Джон Ланкастерский, герцог Бедфорд
граф Аркур
1 июля 1418 — 27 декабря 1426
Предшественник:	Жан VII д’Аркур
Преемник:	Жан VII д’Аркур
Французы продолжали считать графом Жана VII
Рождение:	январь 1377
Смерть:	27 декабря 1426(1426-12-27) манор Восточный Гринвич, Кент, Англия
Место погребения:	аббатство Бери-Сент-Эдмендс, Саффолк, Англия
Род:	Бофорты
Отец:	Джон Гонт
Мать:	Екатерина Суинфорд
Супруга:	Маргарет Невилл
Дети:	сын: Генри

Томас Бофорт (англ. Thomas Beaufort; январь 1377 — 27 декабря 1426) — 1-й граф Дорсет с 1412, 1-й герцог Эксетер с 1416, лорд-канцлер в 1410—1412, лорд-адмирал с 1413, кавалер ордена Подвязки с 1400, английский военачальник Столетней войны, незаконнорожденный сын Джона Гонта, герцога Ланкастера, и Екатерины Суинфорд.

Томас, как и все Бофорты, был легитимизирован в 1397 году указом короля Ричарда II, подтверждённого парламентом, в 1407 году это решение было подтверждено королём Генрихом IV, единокровным братом Томаса. Во время болезни Генриха IV в 1410—1412 годах Томас занимал пост канцлера Англии.

После возобновления Столетней войны в 1415 году Томас принимал в ней активное участие, будучи одним из командующих английской армией. После смерти короля Генриха V Томас до самой смерти входил в состав регентского совета при малолетнем короле Генрихе VI.

Биография

Молодые годы

Томас родился в январе 1377 года. Он был самым младшим незаконнорожденным сыном Джона Гонта, герцога Ланкастера, одного из сыновей английского короля Эдуарда III. Матерью Томаса была Екатерина Роет (по первому мужу — Суинфорд), которая первоначально была гувернанткой дочерей Джона Гонта, а около 1371/1372 года стала его любовницей. Своё прозвание «Бофорт» Томас, как и трое других детей Джона Гонта и Екатерины Суинфорд (Джон, Генри и Джоан), получил от французского замка Бофор-ан-Шампань (в английском произношении — Бофорт), унаследованного Джоном Гонтом от своей первой жены Бланки Ланкастерской.

В 1394 году умерла вторая жена Джона Гонта. И он в 1396 году женился на Екатерине Суинфорд, матери Томаса. Король Ричард II, племянник Джона Гонта, дал согласие на этот брак. Причём ещё около 1390 года все четверо детей Джона Гонта и Екатерины Суинфорд были узаконены королём, хотя и родились до брака родителей. Это было подтверждено на заседании английского парламента в феврале 1397 года. Тогда же король передал Томасу замок Акр.

Политическая и военная карьера

После того как единокровный брат Томаса, Генри Болингброк, стал в 1399 году королём Англии под именем Генрих IV, он стал выдвигать Бофортов на разные должности. В 1400 году Томас стал рыцарем ордена Подвязки, в 1402 году — констеблем замка Лудлоу, а в 1403 — адмиралом Севера. Во время восстания знати в Северной Англии в 1405 году Томас был одним из командующих королевской армией, а 8 июня отвечал за обеспечение казни архиепископа Йоркского Ричарда Скрупа и графа Норфолка Томаса Моубрея.

9 февраля 1407 года Генрих IV подтвердил легитимизацию Бофортов, однако специально оговорил, что они не имеют права наследования английского престола. В том же году король назначил Томаса капитаном Кале.

В 1408 или 1409 году Томас был назначен адмиралом северных и западных морей.

31 января 1410 года принц Генрих, старший сын и наследник серьёзно заболевшего короля Генриха IV, правивший Англией во время болезни отца, назначил Томаса Бофорта канцлером вместо архиепископа Томаса Арундела. В 1411 году он просил об отставке, но ему было отказано. Именно Томас 5 декабря 1411 года открывал заседание парламента. Однако после того как король пришёл в себя, он разгневался и на сына, и на сводных братьев из-за произошедших перестановок. В итоге 5 января 1412 года Томас покинул пост канцлера, на котором его вновь сменил архиепископ Арундел.

В том же 1412 году Томас отправился во Францию в составе армии под командованием второго сына Генриха IV — Томаса Ланкастера, герцога Кларенса. А 5 июля Томас получил титул графа Дорсета.

После того как в 1413 году умер Генрих IV, его наследник, ставший королём под именем Генрих V, назначил Томаса лейтенантом Аквитании, а также лордом-адмиралом Англии.

Столетняя война

В начале 1415 года Томас возглавил посольство во Францию, которое предъявило королю внушительный перечень невыполнимых требований, включая претензию на французскую корону и огромные земельные притязания. Французы на подобные требования согласиться не смогли, а их предложение об уступках Томас отверг, после чего вернулся в Англию, доложив о результатах. Генрих V использовал отказ французов как повод для возобновления Столетней войны. Вторжение армии Генриха V на территорию Франции началось летом, в походе принял участие и Томас. 22 июня он принял капитуляцию Арфлёра, был назначен капитаном города и остался в нём с 1200 воинов. Король же отправился дальше.

28 февраля 1416 года Томас был сделан лейтенантом Нормандии. 11—13 марта армия под его командованием в битве при Вальмоне разгромила превосходящую её по численности французскую армию под командованием графа Арманьяка, при этом сам Томас был ранен. А 18 ноября он получил титул герцога Эксетера.

В 1417 году Томас вернулся в Англию и принял участие в походе против шотландцев, осадивших Роксбург. В результате Томасу удалось снять осаду.

В мае 1418 года Томас снова вернулся в Нормандию с подкреплением в 16 тысяч человек. Он осадил и взял Эврё, но не смог захватить Иври. 1 июля король, который начал раздавать своим приближённым завоёванные земли, даровал Томасу титул графа Аркура. В июле Томас осадил Руан, осада продолжалась до 19 января 1419 года. После сдачи города Генрих V назначил капитаном Руана Томаса. После этого король послал Томаса на прибрежные города. 31 января тот захватил Монтивилье, затем ему сдались Фекан, Дьеп и Э, а в апреле он осадил Шато-Гайяр, который сдался 23 сентября.

Весной 1420 года Томас был отправлен для переговоров о соглашении с французами, итогом которых стал договор в Труа 21 мая 1420 года. Осенью того же года Томас осаждал Мелён.

После того как Генрих V отбыл в Англию, Томас остался во Франции вместе с герцогом Кларенсом, назначенным командующим англичанами. Но 22 марта 1421 года англичане были разбиты в битве при Боже, причём герцог Кларенс погиб, а Томас попал в плен. Позже его выкупили из плена, после чего летом Томас с армией отправился для освобождения Кона.

Последние годы

31 августа 1422 умер Генрих V, и Томас был назначен опекуном малолетнего короля Генриха VI. 21 сентября Томас вернулся в Англию, где принял участие в похоронах Генриха V. Он вошёл в состав регентского совета, который возглавлял Хамфри, герцог Глостер, младший брат покойного короля. Также он был назначен юстициарием Северного Уэльса.

Томас умер 27 декабря 1426 года в маноре Восточный Гринвич в Кенте. Его единственный сын умер ребёнком, поэтому все его владения были включены в состав короны. Похоронили тело Томаса по его завещанию в аббатстве Бери-Сент-Эдмендс в Саффолке.

Брак и дети

Жена: ранее 15 февраля 1404 Маргарет Невилл (1377/1383 — 1413/1426), дочь Томаса Невилла из Хорнби и Джоан Фарниволл. Дети:

• Генри Бофорт (ум. ребёнком)

Литература

• Round John Horace. Beaufort, Thomas // Dictionary of National Biography. — 1883. — Vol. 4. Beal - Biber. — P. 49—50.
• Норвич Д. История Англии и шекспировские короли. — М.: Астрель, 2012. — 414, [2] с. — ISBN 978-5-271-43630-7.
• Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLAND,%20Kings%201066-1603.htm#ThomasBeaufortdied1426 House of Lancaster, descendants of John of gaunt: Thomas de Beaufort] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 5 января 2013.
• [www.thepeerage.com/p10208.htm#i102079 Thomas de Beaufort, 1st Duke of Exeter] (англ.). thePeerage.com. Проверено 5 января 2013. [www.webcitation.org/6DzIuEPf5 Архивировано из первоисточника 27 января 2013].

Предки Томаса Бофорта, 1-го герцога Эксетера

Эдуард I (17 июня 1239 — 8 июля 1307) король Англии               Эдуард II (25 апреля 1284 — 21 сентября 1327) король Англии                       Элеонора Кастильская (1240 — 29 ноября 1290) инфанта Кастилии               Эдуард III (13 ноября 1312 — 21 июня 1377) король Англии                             Филипп IV Красивый (1268 — 29 ноября 1314) король Франции               Изабелла Французская (ок. 1295 — 23 августа 1358) принцесса французская                       Иоанна I (17 апреля 1271 — 4 апреля 1305) королева Наварры               Джон Гонт (6 марта 1340 — 3 февраля 1399) 1-й герцог Ланкастер                                   Жан II д’Авен ( 1247 — 22 августа 1304) граф Голландии, Зеландии и Эно               Вильгельм I Добрый (ок. 1286 — 7 июня 1337) граф Голландии, Зеландии и Эно                       Филиппина (Филиппа) Люксембургская (ок. 1252 — 6 апреля 1311)                 Филиппа Геннегау (24 июня 1314 — 15 августа 1369)                               Карл Французский (12 марта 1270 — 16 декабря 1325) граф Валуа               Жанна де Валуа (ок. 1294 — 7 марта 1342)                         Маргарита Анжу-Сицилийская (1273 — 31 декабря 1299) графиня Анжу и Мэна               Томас Бофорт 1-й герцог Эксетер                                         сир Пейн Роет                               Екатерина Суинфорд (Роет) (ок. 1350 — 10 мая 1403)

Отрывок, характеризующий Бофорт, Томас, герцог Эксетер

– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.