Бохай
| Бохай | |
| |
| Хангыль | 발해 |
| Ханча | 渤海 |
| Маккьюн — Райшауэр |
Parhae |
| Новая романизация | Balhae |
Бохай (кит. 渤海) или Пархэ (кор. 발해) (698—926), — первое государство тунгусо-маньчжуров, располагавшееся на территории Маньчжурии, Приморского края, и в северной части Корейского полуострова. В 926 году Бохай был завоёван киданями.
Содержание
Предпосылки образования
Предпосылкой к возникновению бохайского государства явилось наличие производящего хозяйства (земледелия и животноводства) у наиболее развитых мохэских племён. Однако непосредственным толчком к объединению мохэсцев в союз, а затем в государство, послужило военное давление со стороны соседей — сначала древнекорейского государства Когурё и тюрок, а затем китайской империи Тан. В первой половине VII века китайцы начали активные завоевательные походы на народы Центральной Азии, Маньчжурии и Кореи. В 630 году был уничтожен Восточно-тюркский каганат, в 668 году — Когурё.
После гибели Когурё, многие его жители были переселены в империю Тан, а мохэские племена рассеялись. Усиление давления империи Тан на востоке спровоцировало выступление киданей — в 696 году они подняли бунт, взяли пограничный город Инчжоу и начали наступление вглубь китайского государства. Вместе с ними поднялись когурёсцы под командованием Цици Чжунсяна и мохэсцы под командованием Цисы Биюя. Первоначально они действовали вместе, но вскоре когурёсцы и мохэсцы отделились и пошли на восток. Империя Тан стремилась разделить восставших, поэтому пожаловала Цици Чжунсяну и Цисы Биюю княжеские титулы. Но предводители повстанцев не подчинились. Со временем ситуация стала меняться — кидани разгромили 170-тысячную танскую армию. Это заставило танцев обратиться за помощью к тюркам. Последние пришли на помощь Тан и разгромили основные силы киданей. Наступление китайцев и тюрок по суше было поддержано флотом Тан — по морю в тыл киданям был переброшен десант из 50 тысяч солдат.
Часть киданей покорились китайцам и перешли к ним на службу. Тан отрядила киданьского военачальника Ли Кай-гу на подавление мохэсцев и когурёсцев. К тому времени Цици Чжунсян умер, войско Цисы Биюя было разбито, а сам он погиб. Во главе когурёсцев и мохэсцев стал Цзо-чжун (кор. Чоён) — сын Цици Чжунсяна. Он повёл свои группы дальше на восток, преследуемый армией Ли Кай-гу.
История
| Список монархов Кореи Ваны Бохая |
|---|
После падения Когурё его южные территории отошли к Объединённому Силла, а в северных территориях мохэсец Чоён смог нанести поражение преследовавшим его китайским войскам, и в 698 году основал новое государство. Он самовольно присвоил себе титул князя Чжэнь, который в своё время был пожалован Китаем его отцу. Большую часть населения Бохая составляли представители племени Мальгаль (Мохэ), они же составляли часть правящей верхушки, другую часть составляли когурёсцы.
Китайцы сделали попытку отправить ещё одну карательную экспедицию против Чоёна, но на восточном направлении стали доминировать тюрки, подчинившие себе племена киданей и си. Поэтому империя Тан была вынуждена отказаться от нападения на Чоёна.
Поначалу государство называлось Чжэнь. В 705 году были налажены мирные отношения с китайской империей Тан, а в 713 году, после получения титулатуры владетельного князя от танского Китая, государство стало известно под названием Бохай.
Получив пожалование на «владение Бохай» от танского Китая, Чоён формально признал сюзеренитет империи Тан над своим государством. Его обязанности как вассального правителя ограничивались отправкой к танскому двору одного из сыновей в качестве заложника и регулярным отправлением в Тан послов с «данью». В подобных отношениях с Китаем были многие соседние государства, в частности, корейское государство Силла. Степень зависимости этих государств от Тан была обратно пропорциональна их военной и экономической мощи, а также удалённости от империи. В случае с Бохаем его вассалитет проявлялся там, где он был выгоден самим бохайским правителям. Заложники входили в офицерский состав императорской гвардии Тан, что позволяло им многому учиться у китайской цивилизации, но и одновременно собирать информацию о потенциале китайской империи. Так называемая, «дань» и получаемые в ответ на неё «подарки» фактически были формой международной торговли, выгодной обеим сторонам. Получение высокого титула вана (князя) от китайского «Сына Неба» поднимало престиж правителя как в глазах его подданных, так и среди окружавших Бохай стран и народов.
В то же время, не будучи в силах покорить Бохай военным путём, Китай не мог как-либо существенно влиять на внутреннюю и внешнюю политику этого государства. Бохай ни разу не откликнулся на требования Китая о военной помощи в его войнах с соседями. Бохайские правители поддерживали самостоятельные политические и торговые отношения с Японией с (727 г.), Силла (с 698 г.) и Вторым тюркским каганатом (с 699 г.) и даже позволяли себе такую недопустимую для вассального государства в Восточной Азии вольность, как собственную систему летоисчисления. Всё это свидетельствует о фактической независимости бохайского королевства.
В 732—735 гг. Бохай даже воевал с Китаем. Военные действия начались с того, что бохайский флот напал на китайский порт Дэнчжоу на Шаньдунском полуострове и разгромил его. Бохайская армия дошла до гор Мадошань, где её остановили китайские войска, загородив дорогу камнями и поваленными деревьями на расстоянии десятков километров. Империя Тан провела мобилизацию, собрав многочисленные войска. Но большую роль сыграла дипломатия. Китаю удалось создать коалицию из мохэ, шивэй и Силла. Последняя даже посылала войска против Бохая, но время было выбрано неудачное — зимний период. Плохие дороги и длительный снегопад погубили половину силланского войска, в результате чего силланцы вернулись домой. Тем не менее, бохайцы осознали сложность своего положения. С юга им угрожала Силла, на севере находились мохэсцы и шивэйцы, а на западе разворачивалась огромная танская армия. Это заставило бохайцев пойти на мир в 733 году. Но военные действия с китайскими союзниками продолжались до 735 года.
Преемники Чоёна значительно расширили территории королевства и подняли его международный престиж среди дальневосточных стран. Наиболее выдающимися бохайскими правителями были Хымму (737—793 гг.), при котором сложилась система пяти столиц, и Инсу (818—830 гг.), в годы правления которого Бохай достиг наивысшего расцвета, и даже хэйшуй мохэ, до этого бывшие вассалами Танского Китая, были покорены бохайцами. Страна стала общепризнанным центром культуры и просвещения.
Расцвета государство достигло к IX веку — тогда его территории простирались на обширных пространствах современной Маньчжурии, Приморского края и севера Корейского полуострова.
Бохай неоднократно пытался представить себя как империю во внешних отношениях, в первую очередь с Японией. С Японскими островами бохайцев связывали не только дипломатические и торговые отношения. В 750—760-х гг. был даже план совместного нападения Бохая и Японии на Силла. Инициатором выступили японцы, бохайцы охотно поддержали эту идею, желая отомстить силланцам за участие в войне 732—735 гг. Наступление не состоялось по ряду причин. По данным З. Н. Матвеева и Т. Кавасаки, основными бохайскими товарами на внешнем рынке были кони, шёлк, мёд, женьшень, охотничьи соколы, меха (шкуры соболя, тигра, медведя, лисы).
После двадцатилетнего сопротивления натиску киданей государство Бохай пало в 926 году. На его месте кидани создали вассальное государство Дундань. Многие бохайцы были насильно переселены на территорию киданей. Но оставшееся бохайское население в течение длительного времени продолжало борьбу. Оно поднимало восстания, бежало в Корё, создало ряд своих государств — Поздний Бохай, Динъань, Осасонъ. Часть бохайцев бежала в Корё.
По мнению многих ученых, провинциальное население Бохая в дальнейшем стало называться чжурчжэнями.
Государственное устройство и культура
Административно территория Бохая делилась на 5 провинций, в государстве было 5 столиц.
На культуру Бохай очень сильное влияние оказал танский Китай, государственное устройство было также очень похоже. В правительстве работали три советника и шесть министров. Столиц было пять, одной из самых важных был город Сангён — «Верхняя столица».
Одним из главных памятников, сохранившихся до наших дней, является мавзолей принцессы Чон Хё.
Напишите отзыв о статье "Бохай"
Литература
- Государство Бохай (698‑926 гг.) и племена Дальнего Востока России. М.: Наука, 1994.
- Дьякова О. В. [ihaefe.org/files/publications/full/Bohai.pdf Государство Бохай: археология, история, политика] : [[web.archive.org/web/20160129224312/ihaefe.org/files/publications/full/Bohai.pdf арх.] 29 января 2016] / Отв. ред. В. Е. Ларичев. — М. : Наука — Восточная литература, 2014. — 318 с. — ISBN 978-5-02-036574-2.</span>
- Е Лунли. История государства киданей (Цидань гочжи). М. : Наука, 1979.
- Ивлиев А. Л. Очерк истории Бохая // Российский Дальний Восток в древности и средневековье : открытия, проблемы, гипотезы. Владивосток, 2005. — с. 449—475.
- Ким А. А. История государства Бохай (по материалам ученых Республики Корея). Уссурийск: ФГОУ ВПО ПГСХА, 2011.
- Ким А. А. План совместного нападения Бохая и Японии на Силла. // Россия и АТР. -№ 3. — 2009. — с. 70-73.
- Крадин Н. Н. Социальный строй народов Дальнего Востока СССР I тыс. н. э. Владивосток, 1989.
- Матвеев З. Н. Бохай (Из истории Восточной Азии VIII—X вв.) // Труды ДВГУ. Серия 6. № 8. — Владивосток : типография ДВГУ, 1929.
- Шавкунов Э. В.Государство Бохай и памятники его культуры в Приморье. М., Наука, 1968.
См. также
Ссылки
- [www.fegi.ru/PRIMORYE/HISTORY/bohai.htm Страница о Бохай] на сайте Дальневосточного геологического института
- [www.netslova.ru/belyh/bohay.html Поэзия Царства Бохай] в «Сетевой Словесности»
Отрывок, характеризующий Бохай
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
