Боцарис, Маркос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Маркос Боцарис
греч. Μάρκος Μπότσαρης
Дата рождения

1790(1790)

Место рождения

Сули, (Эпир), Османская империя

Дата смерти

21 августа 1823(1823-08-21)

Место смерти

в битве при Карпениси

Принадлежность

Франция Франция (1807-1814)
Великобритания Великобритания (1814-1815)
Греция Греция

Годы службы

1807-1823

Сражения/войны

Греческая война за независимость 18211832 гг.:
Первая осада Месолонгиона
Битва при Пета
Битва при Карпениси

Маркос (Марк)[1] Боцарис (греч. Μάρκος Μπότσαρης, ок. 1790 — 21 августа 1823) — известный греческий военачальник, герой Освободительной войны Греции 1821—1829 годов.





Биография

Молодость

Маркос Боцарис родился в одной из самых известных семей (кланов) Сули, Эпир. [2]. Он был вторым сыном К.Боцариса, который был убит по приказу Али-паши Тепеленского в 1809 году, в городе Арта.

Служба во французской армии

В 1803 году, после того как Али-паша сумел покорить Сулион, М. Боцарис вместе с другими оставшимися в живых сулиотами прорвался и переправился на Ионические острова, где поступил на службу в созданный французами батальон сулиотов. В этом батальоне Боцарис прослужил 11 лет, став одним из его офицеров[3]. В 1814 году вступил в тайное греческое революционное общество Филики Этерия.

Эпир

В 1820 году султан объявил Али-пашу бунтовщиком и сепаратистом, и Маркос, вместе с другими сулиотами, присоединился к султанским войскам в их войне против старого врага сулиотов[1]. Однако когда Али-паша, в обмен на их поддержку, признал за сулиотами их власть над Сулионом, сулиоты вернулись в свои горы и начали партизанские действия, теперь уже против султанских турецких войск.

Греческая революция

С началом Греческой революции в 1821 году, все сулиоты приняли в ней активное участие. Маркос Боцарис, несмотря на свой молодой возраст, выделялся среди греческих военачальников своей выдержкой и военным опытом. Особенно он отличился в 1822 году, при обороне города Месолонгион.

Битва при Карпениси

Когда султан мобилизовал силы Мустаи-паши из северной Албании на подавление восстания в западной Средней Греции, Боцарис встал на его пути к Месолонгиону. Отряд сулиотов в 350 бойцов, под его командованием, совершил 21 августа 1823 года дерзкий ночной налет на турецкий лагерь. Турки были разбиты, но в этом бою погиб и Маркос Боцарис. Боцарис был похоронен в Месолонгионе, на похоронах было произведено 33 пушечных выстрела — по числу прожитых им лет[4].

Семья

Многие члены семьи Маркоса Боцариса стали видными лицами греческой политической жизни. Его брат, Костас Боцарис, который также принимал участие в битве при Карпениси, по окончанию войны стал генералом и парламентарием в Греческом королевстве[5]. Сын Маркоса, Димитрос Боцарис (греч.) стал трижды военным министром при правлении королей Оттона и Георгия-I[6]. Дочь Маркоса, Боцари Катерина-Роза стала придворной дамой при королеве Амалии (из российской царской семьи).

Память

Многие поэты, посетившие Грецию, отмечали мужество Боцариса и посвятили ему свои стихи. Американский поэт Fitz-Greene Halleck написал поэму под названием Марко Боззарис (Marco Bozzaris)[7]. Швейцарский поэт Juste Olivier также написал в 1825 г. поэму о Боцарисе.

Байрон, еще не прибыв в Месолонгион, писал ему с острова Кефалиния, что желает встретиться и познакомиться с ним. Боцарис получил письмо и ответил вечером, перед роковой для него битвой: «Сегодня ночью у меня есть дело с 7 тыс. албанцев, здесь неподалеку. Через день, с товарищами, я отправлюсь в Месолонгион и встречусь с Вами».

Героическая смерть Маркоса Боцариса вдохновила и многих европейских художников. В честь Маркоса Боцариса названа станция парижского метро (Botzaris).

Боцарис знал албанский язык и изучил итальянский. В 1809 году, будучи на острове Корфу, он успел написать греко-албанский словарь, прототип которого находится в Национальной библиотеке в Париже[8]. Этот словарь был написан по настоянию François Pouqueville, консула Наполеона при дворе Али-паши в Янина[9]. В греческой народной музыке, по сегодняшний день, много песен о Боцарисе, таких как «цамико» (танец) из Средней Греции, под именем песня Маркоса Боцариса (греч. του Μάρκου Μπότσαρη)[10], и песня греческого населения, южно-албанского сегодня, региона Северный Эпир [11]. Маркос Боцарис был изображен на греческой монете 1976—2002 гг. достоинством в 50 лепт (1/2 драхмы)[12]. Маркос Боцарис принадлежит к Пантеону героев Освободительной войны, и его портреты часто вывешиваются в греческих школах, государственных учреждениях и военных гарнизонах.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Боцарис, Маркос"

Примечания

  1. 1 2 Ботцарис // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Katherine Elizabeth Fleming. [books.google.com/books?id=zZqbA6Jk0uUC&dq The Muslim Bonaparte: diplomacy and orientalism in Ali Pasha’s Greece]. Princeton University Press, 1999. ISBN 978-0-691-00194-4, p. 99"The Souliotes, a Greek-speaking tribe of Albanian origin… Ali had tried off and over…"
  3. Zamoyski Adam. [books.google.com/books?id=vd2ZAAAAIAAJ&q=Albanian+regiment+Botsaris&dq=Albanian+regiment+Botsaris&hl=en&ei=faJdTK3vE4SmsQaLv_TDBw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=9&ved=0CFAQ6AEwCA Holy madness: romantics, patriots, and revolutionaries, 1776-1871]. — Viking, 2000. — P. 232. — ISBN 0670892718.
  4. [Δ.Φωτιαδης,Ιστορια του 21,ΜΕΛΙΣΣΑ,Τ.Β,σ.343-351]
  5. University of Chicago. Encyclopædia britannica: a new survey of universal knowledge, Volume 3. — Encyclopædia britannica, inc, 1946. — P. 957.
  6. University of Chicago. [books.google.com/books?lr=&cd=4&hl=el&as_brr=0&id=hFRQAAAAMAAJ&dq=marcos%2Bdimitrios%2Bbotzaris&q=%22Dimitri+Botzaris+%281813-70%29%22#search_anchor Encyclopædia britannica: a new survey of universal knowledge]. Encyclopædia britannica, inc., 1946, p. 957
  7. [www.poetry-archive.com/h/marco_bozzaris.html Poetry Archive — Marco Bozzaris]
  8. Markos Botsarēs, Titos P. Giochalas: To Hellēno-Alvanikon lexikon tou Markou Botsarē: (philologikē ekdosis ek tou autographou), Grapheion Dēmosieumatōn tēs Akadēmias Athēnōn, 1980, 424 pages.
  9. JOCHALAS, Titos, To ellino-alvanikon lexikon tou Markou Botzari, Athens 1980.
  10. Antōnēs I. Phlountzēs [books.google.com/books?lr=&cd=2&hl=el&as_brr=0&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&id=ZJqEAAAAIAAJ&dq=%CF%84%CF%81%CE%B1%CE%B3%CE%BF%CF%8D%CE%B4%CE%B9+%CF%84%CE%BF%CF%85+%CE%9C%CE%AC%CF%81%CE%BA%CE%BF%CF%85+%CE%9C%CF%80%CF%8C%CF%84%CF%83%CE%B1%CF%81%CE%B9&q=+%22%CE%9C%CE%AC%CF%81%CE%BA%CE%BF%CF%85+%CE%9C%CF%80%CF%8C%CF%84%CF%83%CE%B1%CF%81%CE%B7%22#search_anchor Akronauplia kai Akronaupliōtes, 1937—1943.] Themelio, 1979, p. 286 (Greek)
  11. Nikolaos V. Dēmētriou,Eleutherios N. Dēmētriou. [books.google.com/books?lr=&cd=31&hl=el&as_brr=0&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&id=EYRiAAAAMAAJ&dq=%CF%84%CF%81%CE%B1%CE%B3%CE%BF%CF%8D%CE%B4%CE%B9+%CF%84%CE%BF%CF%85+%CE%9C%CE%AC%CF%81%CE%BA%CE%BF%CF%85+%CE%9C%CF%80%CF%8C%CF%84%CF%83%CE%B1%CF%81%CE%B7&q=%22%CE%9C%CE%AC%CF%81%CE%BA%CE%BF+%CE%9C%CF%80%CF%8C%CF%84%CF%83%CE%B1%CF%81%CE%B7%22#search_anchor Voreios Ēpeiros: tragoudia kai choroi.] Trochalia, 2000, p. 45.
  12. [www.bankofgreece.gr/en Bank of Greece]. Drachma Banknotes & Coins: [www.bankofgreece.gr/en/Banknotes/coin_selection.asp?Value=001-020drs#0005drs 50 lepta]. — Retrieved on 27 March 2009.

Источники

  • [www.parliament.gr/1821/anafora/portreta_det.asp?agon=45 Botsaris, 180 Years from the Greek Revolution]
  • Εγκυκλοπαίδεια Υδρία-Cambridge-Ήλιος.

Литература

Ссылки

  • [www.parliament.gr/1821/anafora/portreta_det.asp?agon=45 Βουλή των Ελλήνων]

Отрывок, характеризующий Боцарис, Маркос

– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.