Бошан, Уильям, 1-й барон Бергавенни

Уильям де Бошан англ. William de Beauchamp <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб сэра Уильяма Бошана</td></tr>
1-й барон Бергавенни
23 июля 1392 — 8 мая 1411
Предшественник:	креация титула
Преемник:	Ричард Бошан
барон по праву владения с 1389
Рождение:	ок. 1343
Смерть:	8 января 1411(1411-01-08)
Место погребения:	церковь монахов-доминиканцев, Херефорд
Род:	Бошаны
Отец:	Томас де Бошан
Мать:	Кэтрин Мортимер
Супруга:	Джоан Фицалан
Дети:	сын: Ричард Бошан дочери: Элизабет Бошан, Джоан Бошан

Уильям (V) де Бошан (англ. William de Beauchamp; ок. 1343 — 8 января 1411) — барон Абергавенни (по праву владения) с 1389 года, 1-й барон Бергавенни (Абергавенни) (по призывной грамоте) с 1392 года, английский рыцарь, капитан Кале в 1383—1389 годах, рыцарь Ордена подвязки с 1376 года, юстициарий Южного Уэльса и губернатор Пембрука в 1399—1401 годах, сын Томаса де Бошана, 11-го графа Уорика, и Кэтрин Мортимер.

Хотя Уильям изначально был избран для церковной карьеры, ранняя смерть его двух братьев привела к тому, что он переориентировался на мирскую карьеру. В молодые годы он участвовал в различных военных кампаниях за пределами Англии. Во время правления Ричарда II Уильям был членом королевского двора. Позже ему удалось унаследовать большую часть владений Гастингсов, что с учётом родовых владений сделало его крупным землевладельцем и бароном. После свержения Ричарда II Уильям сохранил своё положение и при новом короле, Генрихе IV.

Биография

Молодые годы. Рыцарь

Уильям был четвёртым из сыновей Томаса де Бошана, 11-го графа Уорика, от брака с Кэтрин Мортимер, дочерью Роджера Мортимера, 1-го графа Марч. Он родился около 1343 года. Как младший из сыновей, Уильям первоначально был избран для церковной карьеры. В 1358—1361 годах он обучался в Оксфорде. В 1358 году по разрешению папы ему был передан первый приход. Однако к 1361 году умерло двое из его трёх братьев, из-за чего Уильям переориентировался на мирскую карьеру.

К 1367 году Уильям был посвящён в рыцари, а в 1375 или 1376 году был сделан рыцарем Ордена подвязки. В 1367 году Уильям в армии Эдуарда Чёрного Принца отправился в Кастилию, где принял участие в битве при Нахере. В том же году он вместе со старшим братом Томасом, наследником Уорика, отправился в крестовый поход в Пруссию.

В 1370 году Уильям участвовал в боевых действиях в Гаскони. В 1373 году он в составе армии Джона Гонта отправился во Францию, а в 1381—1382 годах участвовал в португальском походе графа Кембриджа. В 1383 году он должен был присоединиться к «Крестовому походу», организованному Диспенсером, но, вероятно, из-за отказа выплатить ему полное содержание, отказался от участия в нём.

В 1375 году король Эдуард III назначал Уильяму пожизненную ренту в 100 марок. В 1370-е годы Уильям был баннеретом в составе армии Джона Гонта, который в 1373 году выплатил ему ренту в 100 марок. Также некоторые выплаты ему делал брат Томас, ставший в 1369 году графом Уориком.

Землевладелец

По завещанию умершего в 1369 году отца Уильям получил ряд земель, оцениваемых в 400 марок, в основном в Мидлендсе. В 1372 году Уильям получил перспективы увеличить свои владения. Джон де Гастингс, 2-й граф Пембрук, который в это время не имел детей, враждовал со своим троюродным братом и вероятным наследником Рейнольдом де Греем, 3-м бароном Греем из Ратина. Не желая перехода своих владений к Грею, Гастингс завещал свои владения другому двоюродному брату — Уильяму де Бошану. Исключением оказался Пембрук, завещанный короне. Взамен Уильям должен был держать руку Гастингса и попытаться позже получить титул графа Пембрука. Гастинс умер в 1375 году, но у него к этому времени родился сын, Джон. В 1378 году Уильяму удалось получить опеку над несовершеннолетним наследником. Граф Пембрук умер бездетным в 1389 году, после чего Уильям получил завещанные ему владения, включая замок Бергавенни.

Также у Уильяма были деловые интересы к Сомерсету, которые были связаны с браком его сестры с Джоном, лордом Бошаном из Хэтча. Однако основные интересы Уильяма лежали в Западном Мидленсе. К унаследованным ранее владениям в 1376 году брат, граф Уорик, добавил прежние владения Монфоров в Бродесерте (Уорикшир). Кроме того, в 1386 году он обменял два доставшихся от отца владения в Уилтшире на владения в Уорикшире.

В 1377 году Уильям был сделан хранителем королевского леса и парка Фекенхэм (Вустершир), а с 1380 года он входил в ряд комиссий, связанных с Фекенхэмом.

В 1383 году Уильям с братом помогли основать Гильдию Святой Троицы и Святой Марии в Уорике.

Многие арендаторы Уильяма происходили из западно-мидлендских родов, связанных с Уорикширом. В течение 1380-х годов он помогал брату с развернувшимся конфликтом из-за поместья Лэдброк (Уорикшир).

На службе у короля Ричарда II

Уильям был членом совета Чёрного Принца, а также исполнителем завещания его вдовы в 1385 году. Вероятно именно поэтому во время первой половины правления короля Ричарда II Уильям был близок к нему. Он был одним из первых рыцарей короля, назначенных в 1377 году. В 1378—1380 годах Уильям исполнял обязанности гофмейстера королевского домашнего хозяйства. В начале 1380-х годов Уильям получил ряд рент, включая пожизненную ренту в 200 марок в год, назначенную в 1380/1381 году. Вероятно, что именно через королевский двор Уильям оказался связан с лоллардами, которым он, возможно сочувствовал. Уильям пересекался с некоторыми подозрительными людьми вроде сэра Филиппа де Ла Ваша. Сочувствие лоллардам было связано с тем, что Уильям обучался в Оксфорде в том время, когда там читал лекции Уиклиф, кроме того Уильям служил Джону Гонту, защищавшему Уиклифа, который также был членом королевского двора Ричарда II.

Роль Уильяма, которую он играл во время бурного правления Ричарда II, не совсем ясна. Его брат, граф Уорик, был одним из лордов-апеллянтов, противников короля, что могло заставить Уильяма перейти в оппозицию королю, однако Уильям был среди приближённых короля, которые подвергались нападкам апеллянтов и парламента в 1386—1388 годах, хотя лично Уильяма они не задевали. За исключением участия в комиссиях по Фекенхэму Уильям не принимал участие в управлении Англией. Вероятно это происходило из-за того, что Уильям в основном был занят в различных кампаниях на континенте, а также принимал участие в нескольких дипломатических миссиях. В 1383—1389 годах он был капитаном Кале.

В феврале 1387 года Уильям вместе с братом был в числе группы знати, назначенной для опеки над землями малолетнего графа Стаффорда. Однако у него были и враги при дворе, что видно из враждебного расследования предполагаемого пренебрежения опекой над Пембруком в 1386—1387 годах. Хотя этот эпизод и был ему прощён, Уильям был вынужден договориться о том, что он оставит земли наследнику.

После углубления политического кризиса в 1387 году король приказал Уильяму оставить пост капитана Кале, однако тот не подчинился. По сообщению хрониста Найтона, Бошан конфисковал секретные письма, посланные Ричардом II королю Франции, у королевского рыцаря Джона Голэфра, переслав их герцогу Глостеру, врагу Ричарда II. В том же году Уильям отказался принять бежавшего в Кале королевского фаворита графа Саффолка, возвратив его в Англию.

Во время кризиса 1387—1388 годов Бошан оставался в Кале. После расправы над сторонниками короля в Безжалостном парламенте Уильям получил на три года земли, конфискованные у Николаса Брембра.

Отношения Уильяма с королём в 1390-е годы более запутаны, хотя это может быть отражением сложности и непредсказуемости королевской политики в то время. В 1390 году Уильям был лишён опеки над Пембруком. В 1389 году его снова преследовали за траты — на этот раз как держателя владений от монахов из Кирби (Уорикшир). До середины 1390-х годов Уильям оказался втянут в ряд судебных процессов — как в качестве истца, так и ответчика, причём цели его противников плохо известны. В результате он рисковал потерей серьёзных сумм. За своё неповиновение, выказанное в 1387 году, Уильям по возвращению в Англию, возможно, провёл некоторое время в заключении, с этим могли быть связаны некоторые судебные издержки.

В 1394 году Уильям и его брат выступили гарантами лояльности Арундела для того, чтобы его выпустили из заключения в Тауэре. В это же время (не позднее 20 февраля 1396 года) Уильям женился на Джоан Фицалан, дочери Ричарда Фицалана, 11-го графа Арундела, одного из лордов-апеллянтов. Это могло показаться не очень дальновидным шагом с учётом вражды короля и Арундела, поскольку могло ухудшить отношения с королём, однако не исключено, что этот брак был связан с тем, что Арундел в 1390 году женился на вдове графа Пембрука, которая в качестве вдовьей доли получила треть владений покойного мужа. Так что этот союз по большей части мог облегчить Уильяму наследование владений Гастингсов. В пользу этой версии говорит тот факт, что до 1395 года Бошан продолжал участвовать в работе королевских комиссий.

В 1390—1392 годах Уильям смог обеспечить себе наследование большей части владений Гастингсов, несмотря на претензии других наследников. Ему удалось договориться с Рейнольдом де Греем, 3-м бароном Греем из Ратина, законным наследником покойного графа Пембрука, о наследовании Абергавенни взамен выплаты 1000 марок. Также он отказался в пользу короны от Пембрука, чем обеспечил уступки от короля. Дополнительно Уильям получил ряд обширных владений по всей Англии. В итоге он стал бароном и 23 июля 1392 года был вызван в английский парламент как барон Бергавенни.

Последние годы

Во время расправы Ричарда II с лордами-апеллянтами Уильяму удалось дистанцироваться от брата, отправленного в изгнание. Более того, он в 1398 году получил некоторые из владений казнённого Арундела.

Уильям поддержал свержение Ричарда II Генрихом IV Болинброком. Через месяц после коронации Генриха IV Уильям был назначен юстициарием Южного Уэльса и губернатором Пембрука. Во время восстания Глиндура Уильям противился валлийцам и был дважды осаждён в Абергавенни. В преклонном возрасте ему, вероятно, было сложно выполнять обязанности юстициария, поэтому в 1401 году Уильям оставил эту должность, хотя в 1405 году в течение полугода он выполнял обязанности лейтенанта Южного Уэльса.

Уильям и его жена получили много пожалований от Генриха IV. В частности Бошану после смерти в 1401 году графа Уорика была доверена опека над его наследником. В 1401—1409 годах Уильям, чтобы сохранить унаследованные им владения Гастингсов, успешно помогал барону Грею в вооружённой борьбе против Эдварда Гастингса из Элзинга.

Во время правления Генриха IV Уильям исполнял также обязанности мирового судьи в Херефорде (как барон Абергавенни), а также в Уорикшире и Вустершире, где он продолжал владеть обширными землями. Как и ранее, его арендаторы в этих владениях в основном происходили из Уорикшира. При этом у него были дружественными отношения с племянником, новым графом Уориком.

Уильям умер 8 мая 1411 года. По его завещанию, исполнителями которого были назначены архиепископ Кентерберийский (дядя жены) и граф Арундел (брат жены), тело Уильяма было похоронено в гробнице Гастингсов в церкви монахов-доминиканцев в Херефорде. Его завещание, датированное 1408 годом, является одним из самых ранних завещаний, составленных на английском языке. Его вдова так и не вышла больше замуж, до самой смерти обладая значительным влиянием.

Наследовал Уильяму единственный сын Ричард Бошан.

Брак и дети

Жена: ранее 20 февраля 1396 года Джоан Фицалан (1375 — 14 ноября 1435), дочь Ричарда Фицалана, 11-го графа Арундела, и Элизабет де Богун. Дети:

• Ричард Бошан (до 1397 — 18 марта 1422), 2-й барон Бергавенни с 1411 года, 1-й граф Вустер с 1421 года
• Элизабет Бошан
• Джоан Бошан; муж: Джеймс Батлер, 4-й граф Ормонд (1392 — 22 августа 1452), 4-й граф Ормонд с 1405 года

Литература

• Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.
• Carpenter Christine. [dx.doi.org/10.1093/ref:odnb/50236 Beauchamp, William (V), first Baron Bergavenny (c.1343–1411)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004—2014.

Ссылки

• [www.thepeerage.com/p1452.htm#i14519 Sir William Beauchamp, 1st Lord Bergavenny] (англ.). The Peerage. Проверено 21 июля 2014.

Предки Уильяма де Бошана

Уильям IV де Бошан (ум. 1268)                 Уильям де Бошан (ок. 1237/1241 — 5/9 июня 1298) 9-й граф Уорик                       Изабель де Модит (ум. до 1267)                 Ги де Бошан (ок. 1270/1271 — 28 июля 1315) 10-й граф Уорик                             Джон Фиц-Джефри (ум. 23 ноября 1258) лорд Шир, юстициарий Ирландии               Матильда Фиц-Джон (ум. 16/18 апреля 1301)                         Изабель Ле Биго (ок. 1212 — 1250)                 Томас де Бошан (14 февраля 1313 — 13 ноября 1369) 11-й граф Уорик                                   Роджер V де Тосни (29 сентября 1235 — 10 июня 1263/14 мая 1264)                 Рауль VII де Тосни (1255 до 29 июля 1295)                         Изабель (ум. после февраля 1265)                 Элис де Тосни (ок. 1282/1285 — 7 ноября 1324/8 января 1325)                               Мария                         Уильям де Бошан 1-й барон Бергавенни                                         Роджер де Мортимер (ок. 1231 — до 5 октября 1282) 1-й барон Вигмор               Эдмунд Мортимер (1251 — 17 июля 1304) 2-й барон Вигмор                       Матильда (Мод) де Браоз (ум. до 23 марта 1301) наследница Раднора               Роджер Мортимер (25 апреля 1287 — 29 ноября 1330) 3-й барон Вигмор, 1-й граф Марч                             Гильом (Уильям) II де Фиенн (ум. 11 июля 1302) сеньор де Фиенн и барон де Тенгри, лорд Уэндовер               Маргарита де Фиенн (ум. 1334)                         Бланка де Бриенн (ум. после 8 октября 1285) дама де Ла Лупеланд               Кэтрин Мортимер (ум. 4 августа/6 сентября 1369)                                     Жоффруа де Жуанвиль (ум. 21 октября 1314) сеньор де Вокулёр, 1-й барон Женевиль               Пьер де Жуанвиль (ум. до 8 июня 1292) лорд Стэнтон Ласи                       Мод де Ласи (ум. 11 апреля 1304) наследница Стентон Ласи               Джоанна (Жанна) де Жуанвиль (Женевиль) (1286—1356)                               Гуго XIII де Лузиньян (ум. после 25 августа 1270) сеньор де Лузиньян, граф де Ла Марш и д’Ангулем               Жанна де Лузиньян (ум. до 18 апреля 1323)                         Жанна де Фужер (ум. после 1273) дама де Фужер

Отрывок, характеризующий Бошан, Уильям, 1-й барон Бергавенни

– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.