Бойн, Виктор

Виктор Бойн
Виктор Бойн впервые произносит олимпийскую клятву на Олимпийских играх 1920 года
Личная информация
Место смерти	Брюссель

Олимпийские награды
Водное поло
Серебро	Лондон 1908	Мужчины
Бронза	Стокгольм 1912	Мужчины
Фехтование
Серебро	Антверпен 1920	командная шпага

Виктор Бойн (нидерл. Victor Boin; 28 февраля 1886, Бюрхт — 31 марта 1974, Брюссель) — бельгийский ватерполист, пловец и фехтовальщик, призёр летних Олимпийских игр. Впервые произнёс Олимпийскую клятву на Олимпийских играх 1920.

Бойн дважды входил в Олимпийскую сборную Бельгии по водному поло, которая стала серебряным призёром Игр 1908 в Лондоне и бронзовым Олимпиады 1912 в Стокгольме. Также, на своей первой Олимпиаде он участвовал в плавании на 100 м вольным стилем, но вышел уже из первого раунда.

Начиная с Игр в Стокгольме, Бойн занялся фехтованием. На тех соревнованиях он занял четвёртое место среди шпажистов. Через восемь лет, он первым произнёс Олимпийскую клятву на летних Олимпийских играх 1920 в Антверпене, и на этих состязаниях стал серебряным призёром в командной шпаге. В индивидуальном турнире, он вышел уже после первого раунда. После завершения спортивной карьеры, он был президентом Бельгийского Олимпийского комитета с 1955 по 1965 год.

Во время Первой мировой войны Бойн был военным лётчиком.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/bo/victor-boin-1.html Виктор Бойн на sports-reference.com]  (англ.)
• [www.victor-boin.com/ Сайт о Викторе Бойне]  (англ.)  (фр.)  (нид.)

Отрывок, характеризующий Бойн, Виктор

– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.