Боярский, Николай Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Боярский
Имя при рождении:

Николай Александрович Боярский

Место рождения:

Колпино, Петроградская губерния, РСФСР

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Профессия:

актёр

Карьера:

19361988

Награды:

Никола́й Алекса́ндрович Боя́рский (10 декабря 1922, Колпино — 7 октября 1988) — советский кино- и театральный актёр, исполнитель острохарактерных ролей.





Биография

Сын протоиерея, «красного батюшки» А. И. Боярского, брат актёра Сергея Боярского, дядя Михаила Боярского. (См. Боярские (актёрская династия)).

Великая Отечественная война

Участник Великой Отечественной войны.

Призван Дзержинский РВК г. Ленинграда Ленинградская области 25 июля 1941 года. Ранен 3 декабря 1941 года.

Приказом №: 31/н от: 02.12.1943 года по 366 СП 126 стр. дивизии 51-й Армии 4-го Украинского фронта стрелок 2-го батальона 366-го стр. полка красноармеец Боярский награждён медалью «За боевые заслуги» за то, что при штурме Турецкого Вала 3 ноября 1943 года проявив мужество и отвагу из личного оружия уничтожил 3-х солдат противника[1].

Приказом № 45/н от 01.11.1944 года по 126 стр. дивизии 1-го Прибалтийского фронта автоматчик красноармеец Боярский Н. А. награждён орденом Славы 3-й степени за то, что он 11 октября 1943 года в бою возле местечка Клумбен огнём своего автомата уничтожил 11 солдат противника, не дав большой группе вражеских солдат переправиться через реку и ударить в тыл нашим подразделениям[2].

Приказом № 15/н от 20.08.1944 года по 366-му СП 126 СД 2 гв. А 1-го Прибалтийского фронта связной красноармеец Боярский Н. А. награждён медалью «За отвагу» за то, что он 17 августа 1944 года в бою на восточном берегу р. Вента в районе с. Сурьмини из автомата и гранатами уничтожил 6 гитлеровцев[3].

Приказом № 22/н от 20.03.1945 года по 126-й стр. дивизии командир стрелкового отделения сержант Боярский награждён орденом Красной Звезды за то, что во время боевых действий на территории Восточной Пруссии 24.01.1945 года в бою возле Христоплатен при отражении контратак противника огнём ручного пулемета уничтожил 12 солдат противника, и за то, что в бою 25 января 1945 года в районе госпиталя Таит, преследуя отступающего противника, огнём из личного оружия уничтожил 6 солдат противника[4].Награждён медалью «За взятие Кенигсберга»

Приказом ВС 43-й Армии 3 Белорусского фронта № 129 от 30.04.1945 старший сержант Боярский награждён орденом Славы 2-й степени за то, что 8 апреля 1945 года в районе Кляйн Амалиеннау уничтожил вражеского снайпера, взяв в плен двух солдат противника, и за то, что в тот же день в районе Зоологического сада обнаружил и уничтожил огнём из автомата шестерых солдат противника, взяв плен 14 солдат и доставив их в штаб[5].

После войны

В 1948 г. окончил Ленинградский театральный институт (педагоги Н. Е. Серебряков и В. В. Меркурьев).

С 1948 по 1982 гг. — артист Ленинградского Театра им. В. Ф. Комиссаржевской. Один театральный сезон 1964—65 гг. работал в Ленинградском театре имени Ленсовета.

Актёр яркого эксцентрического, характерного дарования, острой сценической формы и тонкого психологизма, Боярский одинаково легко существовал как в классической комедии: Жевакин («Женитьбе» Н. В. Гоголя, режиссёр Р. С. Агамирзян, 1980 г., театр им. В. Ф. Комиссаржевской), Мижуев («Мёртвые души» Н. В. Гоголя, режиссёр А. А. Белинский, 1969 г., телеспектакль Ленинградского телевидения), так и в психологической драме: Дмитрий Николаевич («Тема с вариациями» С. Алёшина, режиссёр В. Суслов, 1980 г.)

Способность довести характерную черту персонажа до гротеска проявилась в блестящей роли Короля в спектакле В. Кожича «Дон Сезар де Базан», 1949 г. Среди серьезных удач артиста был легкий, подвижный Антуан Мартине в спектакле «Чао!» М. А. Соважона и эпизодческая роль Богдана Крюка в спектакле Рубена Агамирзяна «Царь Фёдор Иоаннович» (1976 г.).

Сыграл центральных персонажей сразу в двух экранизациях об Остапе Бендоре подряд 12 стульев (телеспектакль, 1966) — Киса Воробьянинов, Золотой телёнок (1968) — Адам Козлевич.

Семья

Жена — актриса ленинградского театра драмы имени Пушкина Лидия Штыкан (26 июня 1922 года — 11 июня 1982 года). Учились на одном курсе. Поженились в 1945 году[6].

 
 
 
 
 
 
 
 
Александр
Боярский

(1885—1937)
 
Екатерина
Бояновская

(1887—1956)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Алексей
Боярский
 
Павел
Боярский
 
Сергей
Боярский

(1916—1976)
 
Екатерина
Мелентьева

(1920—1992)
 
Николай
Боярский

(1922—1988)
 
Лидия
Штыкан

(1922—1982)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ольга
Разумовская
 
Александр
Боярский

(1938—1980)
 
Михаил
Боярский

(род. 1949)
 
Лариса
Луппиан

(род. 1953)
 
Екатерина
Боярская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Екатерина
Боярская
(род. 1978)
 
Сергей
Боярский

(род. 1980)
 
Елизавета
Боярская

(род. 1985)
 
Максим
Матвеев

(род. 1982)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Екатерина
Боярская
(род. 1998)
 
Александра
Боярская
(род. 2008)
 
 
 
Андрей
Матвеев
(род. 2012)


Фильмография

Награды

Напишите отзыв о статье "Боярский, Николай Александрович"

Литература

Примечания

  1. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie22108571/ Память народа :: Документ о награде :: Боярский Николай Александрович, Медаль «За боевые заслуги»]. pamyat-naroda.ru. Проверено 10 января 2016.
  2. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie34028442/ Память народа :: Документ о награде :: Боярский Николай Александрович, Орден Славы III степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 10 января 2016.
  3. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie45784512/ Память народа :: Документ о награде :: Боярский Николай Александрович, Медаль «За отвагу»]. pamyat-naroda.ru. Проверено 10 января 2016.
  4. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie23392129/ Память народа :: Документ о награде :: Боярский Николай Александрович, Орден Красной Звезды]. pamyat-naroda.ru. Проверено 10 января 2016.
  5. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie24452869/ Память народа :: Документ о награде :: Боярский Николай Александрович, Орден Славы II степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 10 января 2016.
  6. Екатерина Корешева Сами с усами // Атмосфера. — 2013. — Июнь. — С. 26-33.
  7. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_yubileinaya_kartoteka1518681929/ Память народа :: Документ о награде :: Боярский Николай Александрович, Орден Отечественной войны I степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 10 января 2016.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Боярский, Николай Александрович

Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.