Лувенский дом

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Брабантский дом»)
Перейти к: навигация, поиск

Лувенский дом (после 1190 года — Брабантский дом) — владетельный род лотарингского происхождения, ветвь Регинаридов.





История

Графы Лувена

Родоначальником Лувенского дома был Ламберт I Бородатый (ок.950 — 12 сентября 1015), второй сын Ренье III, графа Эно. После смерти императора Оттона I Ламберт I вместе со старшим братом Ренье IV, поддерживаемые королём Франции Лотарем, решили воспользоваться беспорядками в Империи и вернуть отцовские владения, конфискованные императором в 958 году. Они напали на Лотарингию в 973 году, разбив приверженцев императора. Только в 974 году императору Оттону II удалось заставить их бежать во Францию. В 976 году они повторили попытку вернуть родовые владения, но снова неудачно. Однако вскоре император решил переманить Ренье и Ламберта на свою сторону, вернув им часть конфискованных владений отца. В результате в 988 году Ламберт получил графство Лувен, выделенное из бывшего графства Эно.

Около 994 года Ламберт женился на Герберге, дочери герцога Нижней Лотарингии Карла I. В приданое он получил графство Брюссель (регион между Сеной и Долем). Кроме того, он стал светским аббатом Нивеля и Гемблуа. Все эти приобретения составили основу могущества его потомков. После смерти герцога Нижней Лотарингии Оттона в 1012 году Ламберт безуспешно предъявлял права на герцогство, но император Генрих II передал его графу Вердена Готфриду. Ламберт попытался расширить свои владения за счет епископства Льежского, но встретил противодействие герцога Готфрида, разбившего его в 1013 году в битве при Гугарде. Вокруг Ламберта объединились его родственники — граф Намюра Роберт II[1] и граф Эно Ренье V (сын умершего в 1012 году брата Ламберта, Ренье IV). В 1015 году Ламберт в очередной раз столкнулся с герцогом Готфридом и погиб в битве при Флорене.

Ламберту наследовал его старший сын Генрих I (ум. 1038). Он продолжил в союзе с Ренье V д’Эно борьбу с Готфридом Лотарингским и сторонниками императора Генриха II, начатую отцом. Но в 1018 году при посредничестве епископа Камбрэ Жерара был заключен мир, скрепленный браком Ренье V и племянницы герцога Матильды. С этого момента Генрих стал сторонником герцога Нижней Лотарингии и императора. В 1037 году он на стороне императора участвовал в войне за Бургундское наследство. Генрих был убит в 1038 году.

После недолгого правления сына Генриха I, Оттона (ум.1040) Лувен и Брюссель перешли к брату Генриха, Ламберту II (ум. 19 июня 1054). Он продолжил политику отца, направленную на увеличение владений, иногда в ущерб духовной и императорской власти. В 1054 году Ламберт присоединился к мятежу Балдуина V Фландрского против императора Генриха III, но погиб в сражении против императорской армии около Турне.

О правлении сына Ламберта II, Генриха II (1020—1078) известно мало. Наследовавший ему старший сын Генрих III (ум.1095) занимался в основном управлением своими владениями, искоренив разбой на своих землях. После смерти в 1085 году пфальцграфа Лотарингии Германа II он получил ландграфство Брабант (область между Дандром и Сеной). А в 1095 году Генрих погиб на рыцарском турнире в Турне, оставив только дочерей. Ему наследовал младший брат Готфрид I Бородатый (ок.1060 — 25 января 1139). В 1101 году Годфриду удалось унаследовать Антверпенскую марку.[2]

Герцоги Нижней Лотарингии

Готфрид I вскоре после начала правления предъявил права на графство Бругерон, на которое также претендовал епископ Льежа. Император Генрих IV выступил арбитром и решил спор в 1099 году, передав графство епископу, который передал его графу Намюра Альберту III. После смерти императора Генриха IV в 1106 году его сын, Генрих V, бывший противником своего отца, заключил в тюрьму Генриха I Лимбургского, которому Генрих IV передал в 1101 году Нижнюю Лотарингию. Новым герцогом император сделал Готфрида Лувенского, положив начало полувековой борьбе Лувенского и Лимбургского домов за обладание титулом герцога Нижней Лотарингии. Позже Генрих Лимбургский пытался захватить герцогство, но неудачно. Но он продолжал использовать герцогский титул.

В 1114 году из-за ссоры императора с папой Пасхалием II возникло восстание, к которому в 1118 году присоединился и Готфрид. В 1119 году умер не имевший сыновей граф Фландрии Балдуин VII. С притязаниями на Фландрию выступили несколько претендентов. Готфрид поддержал Вильгельма Ипрского, женатого на племяннице его жены, но графом Фландрии стал Карл Добрый. В 1122 году Готфрид добился избрания епископом Льежа своего брата Адальберона (ум.1128).

В 1125 году умер император Генрих V. Готфрид выступил в поддержку кандидатуры герцога Швабии Конрада, но императором был выбран его противник, Лотарь Супплинбургский. Новый император отобрал у Готфрида герцогский титул, передав его Вальраму III Лимбургскому. Но Готфрид сохранил все свои владения и продолжал пользоваться герцогским титулом, как и его противник[3]. В 1127 году умер граф Фландрии Карл, новым графом стал Вильгельм Клитон, что вызвало мятеж. Готфрид опять вмешался в борьбу, но без особого успеха. В итоге он признал нового графа, Тьерри Эльзасского. После смерти императора Лотаря его преемником стал Конрад Швабский, который вновь утвердил герцогом Готфрида. Но через год Готфрид умер. Его сын и наследник, Готфрид II (ок. 1000 — 13 июня 1142) правил недолго, оставив малолетнего сына Готфрида III (ок. 1140—август 1190).

Из других детей Готфрида I известны его дочь Адель, вышедшая замуж за короля Англии Генриха I Боклерка, а также сын от второго брака Жоселин де Лувен (1125/1133 — 1180). Он сопровождал в Англию свою сводную сестру Адель, где и остался. Он получил владения в Петуорте и Сассексе, а также женился на Агнес де Перси, унаследовавшей после смерти отца его владения. Он стал родоначальником Второго рода Перси.

В 1148 году во владениях молодого графа началось восстание знати. Мир удалось восстановить только в 1154 году. В 1155 году он женился на Маргарите Лимбургской, дочери герцога Генриха II Лимбургского, положив конец спору между домами за Нижнюю Лотарингию. В 1159 году Готфрид закончил войну с сеньорами Гримбергена и Малина, продолжавшуюся 18 лет. До своей смерти он значительно увеличил владения дома. В 1182 году Готфрид передал своему сыну Генриху I Смелому (ок. 1165 — 5 сентября 1235) Брабант и отправился в Палестину, где пробыл до 1184 года. В 1183 году император возвел маркграфство Брабант в герцогство[4]. После смерти отца Генрих унаследовал и остальные отцовские владения.

Герцоги Брабанта

Генрих I в самом начале единовластного правления оказался противником императора Генриха VI, столкнувшись с ним по поводу выборов епископа Льежа. Генрих Брабантский поддержал кандидатуру своего брата Альберта (ок.1166 — 24 ноября 1192), который и был выбран несмотря на противодействие императора, противопоставлявшего своего родственника Лотаря Гохштаденского. Папа римский Целестин III утвердил Альберта, но вскоре тот был убит эмиссарами, посланными императором. Позже за это убийство Лотаря отлучили от церкви, а император вынужден был совершить покаяние. В 1613 году Альберт был канонизирован.

После смерти графа Фландрии Филиппа I Эльзасского Генрих претендовал на имперскую Фландрию (его первая жена Матильда была племянницей Филиппа), но неудачно. Вскоре Генрих помирился с императором и даже по его просьбе содержал у себя в плену короля Англии Ричарда I, но в 1194 году за большую сумму согласился его отпустить.

После смерти императора Генриха VI под влиянием жены Генрих Брабантский поддержал кандидатуру Оттона IV Брауншвейгского. В 1204 году Генрих сблизился с королём Франции Филиппом II Августом и Филиппом Швабским, за что получил сохранившиеся ещё за Империей права на Нивельское аббатство, права на Маастрихт и Неймеген, а также объявил, что в случае отсутствия мужского потомства дочери также будут иметь право наследования в герцогстве Брабант. Кроме того Генрих I женил своего старшего сына Генриха на дочери Филиппа Швабского. В следующем году Генрих принес присягу на верность королю Франции Филиппу, став с этого времени и до 1212 года самым влиятельным князем в Нидерландах. Его авторитет позволял ему постоянно вмешиваться в дела и раздоры соседей.

После убийства Филиппа Швабского в 1208 году Генрих опять вернулся на сторону Оттона IV. Он принес ему присягу верности, но в 1213 году Генрих опять изменил политическую ориентацию, женившись на дочери Филиппа II Августа. Все это время он вел войну против епископов Льежских, стремясь подчинить их своему влиянию, но в итоге потерпел сокрушительное поражение в битве около Степа 14 октября 1213 года. Воспользовавшись этим поражением, граф Фландрии Ферран Португальский объединился с льежской армией и вторгся в Брабант, после чего Генрих был вынужден запросить мира у епископа Гуго Пьеррпонского, который был заключён 28 февраля 1214 года.

Это поражение заставило Генриха опять сменить союзника. Стремясь найти помощника против епископа Льежа он опять присоединился к императору Оттону IV, выдав за него свою дочь Марию 19 мая 1214 года. При этом он не порвал отношений с королём Франции. По словам Вильгельма Бретонского Генрих накануне битвы при Бувине якобы сообщал королю о передвижении союзных войск.[5]

27 июля 1214 года состоялась битва при Бувине, в которой Генрих Брабантский участвовал на стороне императора Оттона. Битва закончилась сокрушительным поражением англо-фламандско-немецкой коалиции, возглавляемой императором Оттоном, граф Ферран попал в плен. Генрих избежал плена и тотчас же помирился с победителем, королём Франции. Он прекратил выступление против Льежского епископа, принес присягу новому императору Фридриху II, получив от того признание своих прав на Маастрихт. До своей смерти Генрих занимался внутренними делами своего герцогства.

Наследовавший Генриху I в 1235 году его старший сын Генрих II (ок.1207 — 1 февраля 1248), в 1237 году оказался втянут в войну между епископом Льежа и Лимбургским домом, а затем в борьбу за выборы нового епископа. Война закончилась только в 1243 году. Генрих укрепил связи своего дома с Францией, выдав замуж свою дочь Матильду в 1237 году за графа Роберта I д’Артуа, брата короля Людовика IX Святого. После смерти первой жены Марии, дочери Филиппа Швабского, он женился в 1240 году на Софии, дочери ландграфа Тюрингии Людовика IV. Позже сын от этого брака, Генрих I Дитя (1244—1308) в результате войны за Тюрингское наследство получил ландграфство Гессен, став родоначальником Гессенского дома.

Сын Генриха II, Генрих III Добродушный (1231 — 28 февраля 1261) оказался вовлечен в борьбу между домами Авен и Дамьпер, спорившими за Фландрию и Эно. Генрих выступал на стороне Гильома III де Дампьера, женившегося на его сестре Беатрис. При этом он старался заключить мир между противоборствующими сторонами. Он оставил трех малолетних сыновей и дочь, Марию (1256—1321), которая в 1274 году вышла замуж за короля Франции Филиппа III Смелого. Из сыновей младший, Готфрид (ум. 11 июля 1302), сеньор Аршо с 1284 года, был умелым воином и политиком, помогавший старшему брату, Иоанну, в его начинаниях. После смерти брата он отстаивал интересы его сына. В 1302 году он вместе с сыном Жаном погиб в битве при Куртре. Его владения были разделены между четырьмя дочерьми.

Два старших сына Генриха III последовательно управляли герцогством. Старший, Генрих IV (1251 — после 1272) был герцогом в 1261—1267 годах. Он правил под регентством матери, Аделаиды Бургундской, злоупотребления которой негативно сказались на состоянии герцогства. В 1267 году Генрих отрекся от титула и удалился в монастырь.

Генриха сменил Жан I Победитель (1253 — 3 мая 1294), один из самых выдающихся представителей рода. Любитель турниров, большой поклонник дам, покровитель поэтов, он был одним из самых влиятельных нидерландских князей конца XIII века. Он был союзником французских королей, чему способствовал брак с Маргаритой (1255—1271), рано умершей дочерью короля Людовика IX, а также брак Филиппа III на его сестре Марии. В 1276 году он участвовал в походе Филиппа III в Кастилию для поддержки прав Альфонса де ла Серды против короля Санчо IV. В 1285 году Жан участвовал в Крестовом походе в Арагон.

В 1283 году умерла герцогиня Лимбурга Эрмезинда. На её наследство оказалось множество претендентов. При этом муж Эрмезинды, Рено I Гельдернский, получил от императора Рудольфа I право на пожизненное владение феодов жены и решил сохранить их за собой. В результате разгорелась война за Лимбургское наследство. В неё вмешался и Жан, купивший права на Лимбург у графа Адольфа V Бергского. Его главным противником выступил архиепископ Кёльна Зигфрид Вестербургский, объединившийся в 1288 году с Рено Гельдернским и графом Фландрии Ги де Дампьером. Но Жан, сумевший заручиться поддержкой графа Голландии (чем нейтрализовал графа Фландрии), а также графов Юлиха и Берга. Он спровоцировал восстание в Кёльне против архиепископа Зигфрида, после чего предпринял поход против архиепископа, присоединив льежские, клевские и юлихские войска. Кроме того к нему присоединились кельнские горожане и крестьяне их графства Берг. 5 июля 1288 года состоялась кровопролитная битва около замка Ворринген, закончившаяся победой Жана. Погибло 1200 человек. Архиепископ Зигфрид и Рено Гельдернский попали в плен, погиб граф Люксембурга вместе с братьями. В результате Лимбург прекратил самостоятельное существование и был присоединен к Брабанту. Жан I и его потомки теперь носили титул Герцог Брабанта и Лимбурга. Рено Гельдернский 15 октября 1289 года был вынужден отказаться от прав на Лимбург. Завоевание Лимбурга увеличило экономическую мощь Брабанта, поскольку герцог владел теперь всем течением Мааса, по которому проходил самый удобный торговый путь из Германии в Нидерланды. Кроме того теперь Брабант окончательно стал независимым от Империи. При посредничестве короля Франции Жан помирился с Гюи де Дампьером, а также заключил мир с Люксембургским домом, выдав в 1292 году замуж за нового графа Генриха VII свою дочь Маргариту. Также Жан I сблизился с Англией, женив в 1190 году своего сына на дочери короля Эдуарда I. В 1294 году Жан I умер от ранений, полученных на турнире в Лувене, проводившемся в честь бракосочетания графа Бара Генриха III на дочери короля Эдуарда I.

Новым герцогом стал второй сын Жана I — Жан II Тихий (27 сентября 1275 — 27 октября 1312)[6]. В начале своего правления он с помощью дяди, Готфрида д’Аршо подавил мятеж знати. Позже был в союзе с королём Англии Эдуардом I и Ги де Дампьером против короля Франции Филиппа IV Красивого. При этом он старался не вмешиваться в борьбу между Филиппом Красивым и Фландрией. В 1303 году Жан неудачно пытался захватить устье Шельды у графа Голландии. Будучи сам женат на английской принцессе, он в 1311 году женил сына на французской — Марии д’Эврё, племяннице Филиппа Красивого.

Жан III (1300 — 5 декабря 1355) наследовал отцу в 1312 году, будучи несовершеннолетним. Самостоятельно он стал править в 1320 году. Он был вынужден несколько десятилетий бороться с соседями. Против него выступал король Чехии Иоанн Слепой, потребовавший часть лимбургского наследства. В 1332 году против Жана III образовалась коалиция князей, поддерживаемая королём Франции Филиппом VI. Но Жан предложил королю Филиппу женить своего наследника на дочери короля, после чего Филипп провозгласил перемирие. А в 1334 году был заключен мир. Во время Столетней войны он выступал на стороне Англии, но после 1340 года в военных действиях против Франции не участвовал.

Жан III был последним представителем дома. Его законные сыновья умерли раньше отца. Отцовские владения унаследовала старшая дочь, Якобина (1322—1406). Она была замужем 3 раза, но детей не имела. Вторая дочь, Маргарита (1323—1368), вышла замуж за Людовика II Мальского, графа Фландрии, третья, Мария (1325—1399), за Рено III Гельдернского.

Кроме этого, Жан III имел многочисленное внебрачное потомство. Род, который пошёл от его незаконного сына Иоганна Бранта (ум. 1371), угас в начале XVIII века. Существовало также ещё несколько побочных линий, которые пошли от незаконных сыновей Жана I и Жана II. Они тоже угасли к XVIII веку. В настоящее время существует только Гессенский дом.

Генеалогия

Напишите отзыв о статье "Лувенский дом"

Примечания

  1. Роберт II был сыном Эрменгарды, дочери Карла I Лотарингского и, таким образом, племянником Ламберта по жене.
  2. Антверпенской маркой владел Готфрид Бульонский, после её смерти возможно ей некоторое время владел Генрих I Лимбургский.
  3. Представители обоих домов носили титул Герцог Лотарингии, однако за пределами их владений их часто именовали Герцог Лимбурга и Герцог Лувена. (А. Пиренн)
  4. Уже в 1150 году никто не называл герцога за пределами Брабанта герцогом Лотарингии (dux Lotharingiae), а называли титулом герцог Брабанта (dux Brabantiae). Однако до 1235 года герцог в официальных документах продолжал себя называть герцог Лотарингии, после 1235 года он часто стал использовать титул герцог Лотарингии и Брабанта. (А. Пиренн)
  5. Верность Генриха была столь сомнительна, что Ферран взял в заложники его сыновей. (А. Пиррен)
  6. Старший сын, Готфрид умер ребёнком.

См. также

Библиография

  1. Пиренн А. Средневековые города Бельгии. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — 512 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8071-0093-X.

Ссылки

  • [www.genealogy.euweb.cz/brabant/brabant2.html Генеалогия Лувенского дома на сайте Мирослава Марека]  (англ.)
  • [en.wikipedia.org/wiki/Dukes_of_Brabant_family_tree Дерево герцогов Брабантских в английской Википедии]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Лувенский дом

Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.