Браво де Саравия, Мельчор

Мельчор Браво де Саравия Melchor Bravo de Saravia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
вице-король Перу
1552 — 1556
Предшественник:	Антонио де Мендоса
Преемник:	Андрес Уртадо де Мендоса
губернатор Чили
1567 — 1575
Предшественник:	Родриго де Кирога
Преемник:	Родриго де Кирога
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	1512(1512) Сория, Испания
Смерть:	1577(1577) Сория, Испания
Профессия:	военный

Мельчор Браво де Саравия-и-Сотомайор (исп. Melchor Bravo de Saravia; 1512, Сория, Испания — 1577, Сория, Испания) — испанский конкистадор, временный вице-король Перу (1552—1556), губернатор Чили (1567—1575).

Ранняя карьера

В 1538 году Мельчор Браво де Саравия окончил колледж в Болонье, после чего поступил на королевскую службу в должности судьи в Неаполе. В 1547 году он был назначен в аудиенцию Гранады, а в 1549 отправился в Америку в аудиенцию Новой Гранады. Позднее был отправлен в аудиенцию Лимы. В Лиме он получил должность президента аудиенции, и как президент аудиенции временно исполнял обязанности вице-короля Перу с июля 1552 года по 1556.

Это был сложный период в становлении колонии и передела сфер влияния в ней, многие конкистадоры, недовольные своей долей, не подчинялись официальной власти и поднимали восстания. В этот сложный момент Браво де Саравия проявил себя с положительной для короны стороны и внёс большой вклад в подавление восстаний.

В 1556 году в колонию прибыл новый вице-король Андрес Уртадо де Мендоса, который сменил Браво де Саравия на этом посту. В 1565 вышел королевский указ об образовании в Консепсьон королевской аудиенции Чили. Задачей аудиенции стало ускорение колонизации региона и победа в затянувшейся войне с мапуче. Помимо судебных функций, аудиенция традиционно выполняла и правительственные функции.

Аудиенция была организована в августе 1567 года, а в сентябре того же года испанский король назначил на должность должность губернатора Чили Браво де Саравия. Новый губернатор прибыл из Лимы в 1568 году и прослужил на этой должности до 1575 года.

Война с мапуче была для испанцев во главе с губернатором не так успешна, как они ожидали. В январе 1569 года испанцы потерпели поражение в крупном сражении при Катурай. В ответ на это поражение губернатор мог лишь увеличить поставки для осаждённых постов и организовать эвакуацию из Арауко и Каньете. Он также запросил помощь из Испании, а также попросил освободить его от занимаемой должности.

Стихийные бедствия

В феврале 1570 года в Консепсьон произошло землетрясение, за которым последовало сильнейшее цунами, обрушившееся на чилийский берег. Эти бедствия привели к огромным разрушениям, из-за задержки волны цунами население успело переместиться на возвышенности, таким образом избежав человеческих жертв.

В середине 1570 года в Лиму прибыло запрошенное подкрепление из Испании, а следующей весной Браво де Саравия возобновил активные боевые действия с мапуче. Но удача вновь не сопутствовала испанцам, капитан Грегорио де Онья потерпел поражение в форте Пурен. Губернатор послал подкрепление из 160 испанцев во главе со своим сыном Рамиро. Но вновь испанцы были застаны врасплох и потерпели поражение, после чего губернатор передал военное командование под руководство Лоренсо Берналь дель Меркадо, оставив за собой лишь гражданские функции.

В 1571 году была образована епархия в городе Ла Империал. Первым архиепископом стал францисканец Антонио де Сан-Мигель. Архиепископ пользовался в колонии огромным влиянием, он был против привлечения индейцев к принудительным работам и системы энкомьенда. Также он выступал против войны с мапуче, обвиняя её во всех бедах испанцев в колонии. Его влияние оказалось таким, что в 1572 году испанский король Филипп II заменил принудительные работы на денежный налог.

Примерно в это время в Сантьяго началось строительство церкви Сан-Франсиско.

Критика

Во время своего правления в Чили Браво де Саравия подвергался жёсткой критике со стороны других испанских функционеров в колонии касаемо его военного таланта и способности управления колонией. В 1567 году епископ Сан-Мигель описал Чили как «потерянную землю» и сообщил королю о том, что губернатор передал энкомьенду Франсиско де Вильягра своему сыну, а не законному наследнику вдове Вильягра. Хуан Лопес де Поррес обвинял губернатора в коррупции. В октябре 1569 года Антонио де Карвахаль жаловался Филипу II по поводу действий губернатора, обвиняя его в том, что он не прислушивается к мнению конкистадоров и знати и из-за его неправильного руководства испанцы терпят поражения в войне с мапуче. Антонио де Карвахаль просил короля назначить новым губернатором Гарсия Уртадо де Мендоса. Разбитый критикой, губернатор сделал попытку оправдаться перед королём, обвиняя в заговоре аудиенцию и также вновь попросил об отставке, которую на этот раз король утвердил. Вскоре вместо Браво-и-Санабрия был назначен Родриго де Кирога.

Мельчор Браво-и-Санабрия вернулся в Испанию в 1575 году и скончался спустя два года в своём родном городе, похоронен был в главной церкви Сории.

Ссылки

• [www.quepasa.cl/medio/articulo/0,0,38035857_172985943_182026559,00.html Краткая биография]

Отрывок, характеризующий Браво де Саравия, Мельчор

– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…