Бразер, Абрам Маркович

Абрам Бразер
Автопортрет
Имя при рождении:	Абрам Маркович Бразер
Дата рождения:	25 января 1892(1892-01-25)
Место рождения:	Кишинёв, Бессарабская губерния
Дата смерти:	1942(1942)
Место смерти:	Минск
Учёба:	Кишинёвское художественное училище, Национальная высшая школа изящных искусств (Париж)
Работы на Викискладе

Абра́м Ма́ркович Бра́зер (25 января 1892, Кишинёв Бессарабской губернии — 1942, Минск) — белорусский советский скульптор, график и живописец. Заслуженный деятель искусств Белоруссии (1940).

Член Бессарабского товарищества любителей искусств (Кишинёв, 1903—1916), Еврейского общества поощрения художеств (Петроград, 1915—1919), Всебелорусского объединения художников (1927—1932), Революционной организации мастеров Белоруссии (РОМБ, 1929—1932), Белорусского союза художников (с 1940 года).

Биография

Родился в Кишинёве, где в 1910 году окончил художественное училище. В 1912—1916 годах стажировался в Париже, жил в знаменитом «Улье» (Ля Рюш), где сблизился с Марком Шагалом, в 1912—1914 годах учился в парижской Национальной школе изящных искусств.

По возвращении в Россию поселился в Петрограде (1916—1918), принял участие в выставке объединения «Мир искусства» в 1916 году. С 1918 года жил в Витебске, где играл заметную роль в художественной жизни города — преподавал в только что открывшейся Высшей школе искусств, занимался организацией выставок, диспутов на темы современного искусства, комплектацией Витебского музея современного искусства, создавал эскизы для праздничных украшений города.

Автор памятника швейцарскому педагогу И. Г. Песталоцци в Витебске (1920, разрушен во время бомбардировок). C 1922 года преподавал в Витебском художественно-практическом институте, оформил спектакли Еврейского театра в Витебске. С 1923 года, после кратковременного пребывания в Москве, жил в Минске, входил во Всебелорусское объединение художников и Революционную организацию художников Белоруссии, писал статьи на темы изобразительного искусства в местной прессе.

Большая персональная выставка Бразера открылась в июне 1941 года за несколько дней до начала Великой Отечественной войны. Все работы художника в этой выставке были уничтожены немцами после захвата города, а сам художник с семьёй в марте 1942 года расстрелян в минском гетто.

Уцелевшие работы Бразера (портрет Ю. М. Пэна, 1921; бюст С. М. Михоэлса, 1926 и другие) хранятся в Национальном художественном музее Республики Беларусь в Минске. 2 июля 1999 года в Белоруссии был выпущен набор из четырёх марок, посвящённых Витебской школе искусств; на одной из них изображён портрет основателя школы Юделя Пэна работы Абрама Бразера.

Литература

• Шишанов В. А. Витебский музей современного искусства: история создания и коллекции. 1918—1941. — Минск: Медисонт, 2007. — 144 с.
• Шишанов, В. А. «Путём яркого штриха и глубоко прочувствованной линии…» [О витебском периоде художника А. М. Бразера] / В. А. Шишанов // Мишпоха. — 2009. — № 25. — С.57-62.[issuu.com/linkedin63/docs/2009_mishpoha_brazer]

Ссылки

• [www.artvek.ru/1972/010.html А. М. Бразер (1892—1942)] // [www.artvek.ru/1972/kalendar72.html Художественный календарь «Сто памятных дат», 1972 г. — М.: Советский художник, 1972]
• [www.artmuseum.by/ru/vyst/virt/85-letie-pervoj-vsebelorusskoj-vyistavki-1925-goda 85-летие Первой Всебелорусской выставки 1925 года] на сайте [www.artmuseum.by/ Национального художественного музея РБ]

Отрывок, характеризующий Бразер, Абрам Маркович

– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.