Бразильская Тунгуска

Бразильская Тунгуска — событие, подобное Тунгусскому метеориту, произошедшее в Бразилии в среду 13 августа 1930 года. Название «Бразильская Тунгуска» событие получило за свою похожесть на Тунгусский метеорит. Событие произошло в джунглях крайнего северо-запада Бразилии, недалеко от границ Бразилии с Перу и Колумбией, в районе рек Куруса и Жавари, в 240 км от городов Эсперанса и Аталая-ду-Норти.

Хроника событий

В среду 13 августа 1930 года в восемь часов утра (по местному времени) солнце окрасилось в красный цвет, с неба посыпался пепел, раздался грохот, и земля троекратно содрогнулась. Взрывы слышали даже в находящихся на расстоянии ≈ 240 км городах Эсперанса и Аталая-ду-Норти, но местные жители подумали, что это артиллеристы проводят испытательные стрельбы на полигоне находящейся неподалёку Табатинги.

Через пять дней в район события прибыл миссионер Феделе д’Альвиано. Ему пришлось успокаивать находящихся в ужасе жителей берегов Курусы, объясняя им, что существуют метеориты, и иногда они падают на Землю. На это ему пришлось потратить целый месяц, разъезжая по местным деревням.

Кроме того, отец Феделе предотвратил массовое самоубийство: один из индейских вождей убедил соплеменников, что событие является предвестником конца света, и те уже готовились принять невротоксичное вещество тимпо, когда прибыл миссионер. Отцу Феделе хоть и с трудом, но удалось убедить индейцев, что конец света ещё не наступил, и совершать самоубийство не стоит. Так что погибнуть от отравления успели только несколько человек, принявшие тимпо до приезда миссионера.

История публикаций

Вернувшись в свою католическую миссию в городке Сан-Паулу-ди-Оливенса, отец Феделе рассказал об этом корреспонденту Ватиканского телеграфного агентства «Фидес» («Вера»). 1 марта 1931 года его рассказ был опубликован в газете «Оссерваторе Романо» — официальном печатном органе Папского государства в Риме.

Публикация в «Оссерваторе Романо» была пересказана в Лондонской газете «Дейли геральд» в номере за 6 марта 1931 года под заголовком: «Метеоритная угроза, подобная гигантской космической бомбе». Помимо того, что сообщала «Оссерваторе Романо», в «Дейли геральд» сообщалось, что падение метеорита вызвало лесной пожар, бушевавший несколько месяцев и приведший к тому, что джунгли обезлюдели на сотни километров.

Публикация в «Дейли геральд» послужила источником для Леонида Алексеевича Кулика — геолога-минералога, первого исследователя Тунгусского метеорита, который в том же 1931 году опубликовал в советском научно-популярном журнале «Природа и люди» статью «Бразильский близнец Тунгуски».

Событие назвали Бразильской Тунгуской, но, в целом, событие осталось почти незамеченным СМИ.

В 1989 году советские астрономы Н. Васильев и Г. Андреев, узнав о событии из публикации Л. А. Кулика в журнале «Природа и люди», опубликовали короткую заметку в малоизвестном «Журнале Международной метеоритной организации», издаваемом в Бельгии. Узнав о событии из последней публикации, директор Армагской обсерватории, что в Северной Ирландии, доктор Марк Бейли с соавторами напечатали в 1995 году статью об этом событии в английском ежеквартальнике «Обзерватори».

Анализ и изучение события

Время события почти полностью совпадает с ежегодным максимумом так называемых Персеид — метеоритного дождя, связаного с большой кометой Свифта — Таттла.

Зная точное время события, М.Бейли вычислил, что огненные шары над джунглями появились в северной части неба.

Используя современные научные методы, М. Бейли вычислил также силу бразильского сотрясения: она была эквивалентна взрыву не более 1 мегатонны тринитротолуола. То есть примерно в 10—15 раз меньше, чем при Тунгусском феномене.

На фотографиях земной поверхности, сделанных со спутника «Ландсат», в районе около 4°51′46″ ю. ш. 71°24′30″ з. д.4.8627731° ю. ш. 71.4083715° з. д. / -4.8627731; -71.4083715    — к юго-юго-востоку от посёлка Аржемиро, стоящего на берегу Курусы, — среди густых зарослей видна необычная округлая «полянка» диаметром километра полтора. Немного в стороне от её центра — большая тень, возможно — так называют специалисты — «шрамы», которые остаются на поверхности Земли при падении небесного тела.

Севернее и южнее этой поляны были замечены подозрительные «следы», но они куда менее отчётливы. Они расположены вытянутой цепочкой в меридиональном направлении. Если событие действительно связано с метеоритным дождём Персеид, пролившимся над нашей планетой в 8 часов утра 13 августа, то траектория упавших метеоритов должна была протянуться прямой линией с севера на юг.

Были запрошены данные сейсмической обсерватории при колледже Сан-Каликсто в столице Боливии Ла-Пасе. На них зафиксирована сильные толчки, считавшиеся ранее подземными. Волна от них пришла из области реки Жавари и её притока Курусы. Толчков было три — два посильнее, а последний едва различимый. Вычисления показали, что волне потребовалось всего 2,7 мин (слишком малый срок для землетрясения), чтобы добраться до Ла-Паса. Значит, событие было не сейсмическим, а, по всей видимости, космогенным.

Слишком большой интервал в 24 секунды между первым и вторым толчками говорит о том, что в атмосферу Земли вошло не одно тело, распавшееся в атмосфере, а несколько небесных тел.

Можно считать установленным, что небесный объект летел с севера на юг и упал в 20 км к юго-востоку от посёлка Аржемиро.

Ссылки

• [adsabs.harvard.edu/full/1995Obs...115..250B The 1930 August 13 'Brazilian Tunguska' event] (англ.) // The Observatory. — 1995. — Vol. 115. — P. 250-253.
• [www.vokrugsveta.ru/vs/article/1021/ Бразильская Тунгуска] // Вокруг Света. — Июнь 1997. — № 6.
• [www.zagadky.ru/tungusskiy-fenomen/brazil-skaya-tunguska Бразильская Тунгуска]

Отрывок, характеризующий Бразильская Тунгуска

– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.