Бракель, Казимир Христофор

Казимир Христофор фон Бракель нем. Casimir Christoph von Brackel <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Полномочный министр России в Дании
1 февраля 1731 — 28 ноября 1734
Монарх:	Анна Иоанновна
Предшественник:	А. П. Бестужев-Рюмин
Преемник:	А. П. Бестужев-Рюмин
Рождение:	1686(1686)
Смерть:	29 декабря 1741 (8 января 1742)(1742-01-08) Берлин
Род:	Бракель
Награды:

барон Казимир Христофор фон Бракель (1686—1741) — дипломат XVIII в., действительный тайный советник.

Биография

1 февраля 1731 г. Бракель, бывший к этому времени курляндским обер-ратом и имевший чин действительного тайного советника, был принят на русскую службу и отправлен полномочным министром в Данию. Выехав из Москвы 9 марта, вместе с племянником своим, кавалером посольства Христофором фон Мирбахом, Бракель 10 июля прибыл в Копенгаген и здесь успел довольно скоро уладить все недоразумения, возникшие между Россией и Данией при предшественнике его, А. Бестужеве-Рюмине.

В мае 1732 г., при содействии Бракеля, был заключен дружественный трактат между дворами датским и двумя императорскими (русским и германским). Вслед за тем Бракель добился от датского короля признания за русскими Государями императорского титула. В следующем году между Россией и Данией был заключен оборонительный союз, а в конце 1733 г. Бракель ездил в Киль «уговаривать голштинского герцога, дабы он отстал от домогательств (касательно Шлезвига), на датский двор им чинимых». Но на этот раз Бракель потерпел неудачу. Не удалось ему также добиться от датского правительства, чтобы оно активно вмешалось в польские дела и поддержало Россию против Станислава Лещинского и Франции.

28 ноября 1734 г. Бракель был назначен министром в Берлин и 26 января 1735 г. выехал из Копенгагена к новому месту служения. Преемником его в Данию снова назначался А. Бестужев-Рюмин. В Берлине Бракель успешно поддерживал доброе согласие между Россией и Пруссией и, в том числе, в 1738 г. уладил имущественные недоразумения, возникшие между Бироном и племянницами покойного курляндского герцога Фердинанда, маркграфиней бранденбургской и её двумя сестрами.

В 1739 г. ездил в Вену, с поручением успокоить австрийское правительство, недовольное тем, что Россия не послала в Трансильванию вспомогательного корпуса против турок; в эту поездку Бракель заслужил расположение цесаря, который пожаловал ему свой портрет, богато осыпанный камнями. Во время Силезской войны положение Бракеля стало особенно затруднительным, так как Россия находилась в оборонительном союзе с обеими воюющими сторонами. По-видимому, на этот раз у него не хватило дипломатического искусства, и он вызвал неудовольствие короля.

Как эта причина, так и тяжкая болезнь вызвали отставку Бракеля от министерского звания и от службы (22 декабря 1741 г.). Через несколько дней он скончался.

Литература

• Бракель, Казимир-Христофор // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Бракель, Казимир Христофор

То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.