Брандер

Брандер (нем. Brander) — корабль, нагруженный легковоспламеняющимися либо взрывчатыми веществами, используемый для поджога и уничтожения вражеских судов. Мог управляться экипажем, покидавшим судно в середине пути, либо сплавляться по течению или по ветру в сторону вражеского флота.

Брандер должен был быть так снаряжён, чтобы мог вдруг загореться внутри и снаружи. Для этого палубы покрывали брезентом и посыпали их мелкими кусками брандкугельного состава и порохом; на кубрике, в деке и у самых стен корабля ставили кадки с тем же составом; весь брандер наполнялся зажигательными и разрывными бочками, ящиками, снаряженными гранатами, факелами, смолёными фашинами, стружками, кроме того, всё поливалось скипидаром.

Для зажигания брандера употреблялись сосисы (длинные мешки с составом селитры и серы), укладывавшиеся в деке так, чтобы концы их приходились в кормовой части судна у самых отверстий, которые для этого прорубались; в конце сосисов вставлялась трубка, набитая медленно горящим составом, который давал возможность команде брандера, воспламенив её, отчалить на шлюпке, привязанной за кормой. Порты и люки закрывались, а чтоб они вовремя были открыты — против каждого ставили брандерную мортиру, то есть кусок дерева с каналом и камерой, наполненной порохом, а в канал плотно вбивали шест, который при выстреле открывал порт или люк; запал мортиры соединялся стопином с другими зажигательными снарядами. На бушприте, концах рей и других удобных местах подвешивались дреки и железные крючья, которыми брандер мог бы сцепиться с неприятельским кораблём. Когда брандер был заряжен, на нём ставили паруса, и подведя на некоторое расстояние, закрепляли руль в должном положении, зажигали трубку и пускали его на неприятельский флот. Обыкновенно брандеры пускались ночью или во время тумана, чтобы неприятель, заметив брандер, не успел бы его отвести или потопить. Чаще брандеры пускались на суда, стоящие на якоре, иначе неприятельский корабль мог легко увернуться.

Брандеры широко использовались против деревянных судов, а также разнообразных защитных заграждений (бонов, деревянных плотин и т. д.) на реках и заливах. Брандеры как противокорабельное оружие потеряли своё значение в связи с распространением металлических судов.

В эпоху парового флота термин «брандер» стал применяться к кораблям-смертникам, предназначенным для блокирования судоходных фарватеров на внутренних рейдах и в проливах. Так, во время русско-японской войны японский флот применял атаки брандеров для блокирования российских кораблей первой тихоокеанской эскадры в гавани Порт-Артура.

Применение брандеров в морских сражениях

В истории морских сражений встречается весьма немного случаев, когда брандеры принесли ощутимый вред неприятелю. Среди наиболее удачных случаев их применения следует назвать следующие два:

1) 20 мая 1676 году в порту города Палермо стоял испано-голландский флот, под прикрытием береговых укреплений, имея галеры, частью в интервалах, частью же на флангах. Французский флот, разведав положение противника, отделил отряд с пятью брандерами, которые с попутным ветром пошли на союзников. Суда испано-голландского флота, опасаясь последствий, начали рубить канаты и выбрасываться на прибрежное мелководье: но это действие только облегчило брандерам достижение цели. При свежем попутном ветре они легко следовали за уносимыми кораблями и сцеплялись с ними. В результате этой атаки сгорело 7 кораблей и 2 галеры.

2) 2 июня 1770 года, когда во время Чесменского боя брандер под командой лейтенанта Ильина сцепился с турецким кораблем и был подожжён, а затем пожар распространился далее и сцепленные корабли взорвались. Турки тогда потеряли 16 кораблей, 6 фрегатов, до 50 мелких судов и до 10 000 человек убитыми, тогда как потери Русского императорского флота составили от 534 до 661 человек. Однако следует отметить, что брандер Ильина был единственным, который добился успеха в том сражении, а всего их было отправлено четыре, три других никакого серьёзного ущерба неприятелю нанести не сумели.

Литература

• Брандер // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Чекмарев В. [samlib.ru/c/chekmarew_w_a/01pb.shtml Поговорим о брандерах]

Отрывок, характеризующий Брандер

Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.