Брандт, Эдуард Карлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эдуард Карлович Брандт

Эдуард Карлович Брандт
Дата рождения:

15 февраля 1839(1839-02-15)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

17 ноября 1891(1891-11-17) (52 года)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Страна:

Российская империя

Научная сфера:

зоология, анатомия

Место работы:

ВМА

Альма-матер:

Военно-Медицинская академия

Награды и премии:

Премия Тора

Эдуард Карлович Брандт (1839 - 1891) — педагог, профессор зоологии и сравнительной анатомии в Военно-Медицинской академии. Президент Русского энтомологического общества (1880—1889).



Биография

Эдуард Брандт родился в городе Санкт-Петербурге 15 февраля 1839 года.

Воспитывался в Главном немецком училище Святого Петра (Петришуле) с 1849 по 1856 год, в котором окончил курс гимназии с похвальным листом.

В 1857 году поступил в Медико-хирургическую академию (ныне Военно-медицинская академия им. С. М. Кирова) и окончил в ней курс в 1862 году. Находясь в Академии, занимался преимущественно зоологиею и сравнительною анатомией под руководством академика Фёдора Фёдоровича Брандта. В то же время посещал частные лекции академика Ф. Ф. Брандта по сравнительной анатомии, читанные им в Академии наук по желанию студентов Санкт-Петербургского университета, а также лекции, читанные в Университете С. С. Куторгою по палеонтологии и Львом Семёновичем Ценковским по споровым растениям, причем в кабинете последнего практически занимался изучением грибов, водорослей и ягелей.

Интересуясь еще с детства энтомологиею, Брандт, будучи студентом, часто посещал русское энтомологическое общество и практически изучал насекомых, а при помощи академика Франца Ивановича Рупрехтафлору Санкт-Петербургской губернии и делал ботанические экскурсии с консерватором Академии наук Мейнсгаузеном.

В 1865 году Брандт был удостоен степени доктора медицины, а в 1876 годумагистра зоологии. В свою первую заграничную поездку (1866 год) он занимался сравнительною анатомией у Эмиля Бланшара и Мильн-Эдвардса в Париже и у Оуэна в Лондоне, а также самостоятельно — в Saint-Vaast-la-Hougue, близ Шербурга, сравнительно-анатомическими исследованиями различных классов беспозвоночных животных.

Во вторую поездку (1869) слушал лекции Р. Лейкарта по медицинской зоологии и эмбриологии и производил сравнительно-анатомические исследования в Триесте. Остальные поездки (1873, 1876, 1879, 1880, 1881 и 1889 гг.) были посвящены самостоятельным сравнительно-анатомическим работам. В 1863 году Брандт был назначен ассистентом при кафедре зоологии и сравнительной анатомии при Медико-хирургической академии. В 1865 году получил звание приват-доцента по зоологии и сравнительной анатомии в этой же Академии. В 1868 году избран прозектором при той же кафедре. В 1873 году стал экстраординарным профессором по кафедре анатомии домашних животных на ветеринарном отделении Академии, с поручением читать зоологию и сравнительную анатомию на медицинском отделении. В 1874 году переведен на кафедру зоологии и сравнительной анатомии. В 1878 году избран ординарным профессором.

В 1880 году, по случаю закрытия I и II курсов Медико-хирургической академии, переведен на кафедру зоотомии на ветеринарном отделении.

1 июня 1883 года, по случаю закрытия ветеринарного отделения Академии, вышел в отставку. 11 декабря того же года, по восстановлении I и II курсов, вновь избран ординарным профессором по кафедре зоологии и сравнительной анатомии в Военно-медицинской академии, а в 1889 году получил звание академика. Кроме того, с 1870 по 1883 год Брандт преподавал зоологию в Горном институте. С 1874 по 1882 год читал зоологию, сравнительную анатомию и эмбриологию на Женских врачебных курсах.С 1864 по 1880 год преподавал зоологию в Санкт-Петербургском коммерческом училище. В 1886 году читал курс позвоночных животных в Санкт-Петербургском университете.

С 1889 года читает естествоведение на Женских педагогических курсах. За сравнительно-анатомические исследования нервной системы насекомых Брандт награждён от Парижской академии наук премией Тора.

Эдуард Карлович Брандт напечатал в разное время около пятидесяти самостоятельных работ.

Эдуард Карлович Брандт скончался в родном городе 17 ноября 1891 года.

Библиография

Источники

Напишите отзыв о статье "Брандт, Эдуард Карлович"

Отрывок, характеризующий Брандт, Эдуард Карлович

– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.