Бранли, Эдуард

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бранли, Эдуар»)
Перейти к: навигация, поиск
Эдуа́рд Бранли́
Édouard Eugène Désiré Branly
Дата рождения:

23 октября 1844(1844-10-23)

Место рождения:

Амьен

Дата смерти:

24 марта 1940(1940-03-24) (95 лет)

Место смерти:

Париж

Страна:

Франция

Научная сфера:

электротехника

Альма-матер:

Высшая нормальная школа

Награды и премии:

Большая золотая медаль SEP (1914)

Эдуа́рд Бранли́ (фр. Édouard Eugène Désiré Branly; 23 октября 1844 — 24 марта 1940) — французский изобретатель, физик и инженер; один из изобретателей радио. Член Французской академии наук (1911).

Родился в Амьене. Окончил Высшую нормальную школу (1868). С 1873 доктор философии, с 1882 — доктор медицины. С 1875 по 1897 профессор физики, c 1897 по 1916 — профессор медицины в Католическом университете (Париж).

Занимался различными опытами в области электротехники. Одним из изобретений Бранли явилось создание радиокондуктора — прибора для регистрации электромагнитных волн. Позднее этот прибор получил название когерер (1890). Радиокондуктор, или «трубка Бранли», представлял собой стеклянную трубку, наполненную металлическими опилками которые могли резко и намного, в несколько сот раз, менять свою проводимость (сопротивление) под воздействием радиосигнала. Для приведения «трубки Бранли» в первоначальное состояние для детектирования новой волны её нужно было встряхнуть, чтобы нарушить контакт между опилками. Этот прибор был использован для радиоприёмника Лоджем, за ним — Поповым и Маркони. Бранли же первым ввёл термин «радио».

Напишите отзыв о статье "Бранли, Эдуард"



Ссылки

  • Храмов Ю. А. Бранли Эдуард (Édouard Eugène Désiré Branly) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 44. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
  • [www.hkr.ru/magazines/ar2006/n332/radio/ С приставкой «радио»]


Отрывок, характеризующий Бранли, Эдуард


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»