Бранткалн, Детлав Карлович

Детлав Карлович Бранткалн
Дата рождения	24 июня 1898(1898-06-24)
Место рождения	Тирзенская волость Валкский уезд Лифляндская губерния Российской империи ныне (Латвия)
Дата смерти	8 июля 1979(1979-07-08) (81 год)
Место смерти	Рига, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1918—1954
Звание
Командовал	43-я гвардейская стрелковая дивизия 130-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России, Советско-польская война, Великая Отечественная война
Награды и премии

Детлав Карлович Бранткалн (латыш. Detlavs Brantkalns, 24 июня 1898 — 8 августа 1979, Рига) — советский военачальник, генерал-лейтенант (1945).

Биография

Родился на территории нынешнего Гулбенского края Латвии.

Член Коммунистической партии с 1916 года. В Красной гвардии с 1917 года, красногвардеец. В Красной Армии с августа 1918 года.
В годы Гражданской войны с августа 1918 года Д. К. Бранткалн был красноармейцем, а затем командиром отделения 2-го Советского революционного сводного полка воевал на Восточном фронте РККА. С декабря — помощник начальника боевого коммунистического отряда Старогульбенского района в Латвии, с февраля 1919 года — командир роты и батальона Старогульбенского уездного военного отдела. С июня того же года — красноармеец партизанского отряда политического управления 15-й армии Западного фронта, с октября — ответственный кладовщик и врид заведующего материальным складом 18-го Военстроя этой армии. Участвовал в боях против эстонских и германских войск в Латвии, осенью 1919 года — сражался с войсками генерала Н. Н. Юденича под Петроградом. В апреле 1920 года Д. К. Бранткалн был направлен на политические курсы Политического управления Западного фронта, по их окончании в августе 1920 года назначен военным комиссаром 501-го стрелкового полка 56-й стрелковой дивизии Западного фронта. В его составе принимал участие в Советско-польской войне на гродненском направлении. С февраля 1921 года исполнял должность помощника военкома 497-го, 498-го и 499-го стрелковых полков этой же дивизии, участвовал в подавлении Кронштадтского восстания.

С августа 1923 года Д. К. Бранткалн — военком 48-го стрелкового полка 16-й стрелковой дивизии Ленинградского военного округа, с октября 1924 года — военком 104-го стрелкового полка 35-й стрелковой дивизии Сибирского военного округа в городе Иркутск. С августа 1925 года находился на Стрелково-тактических курсах «Выстрел». По их окончании с сентября 1926 года проходил службу в Ленинградском военном округе, командир 15-го отдельного стрелкового батальона ЛВО, с октября 1927 года — помощник командира по строевой части сначала 33-го стрелкового полка 11-й стрелковой дивизии, затем 30-го "Череповецкого" стрелкового полка 10-й стрелковой дивизии. С 10 января 1930 года вновь направлен в Сибирский военный округ, командир и военком 36-го "Славгородского" стрелкового полка 12-й стрелковой дивизии, с июля 1937 года — коменданта Нижне-Амурского УР (город Николаевск-на-Амуре). В мае 1938 года уволен в запас по ст. 44 п. «в».

Несколько родственников Бранткална были казнены во время Большого террора. Сам он был обвинен в участии в «латышской фашистской организации» и два года провел в тюрьме. Был отпущен на свободу благодаря широкомасштабному расследованию деятельности полпреда НКВД по Дальнему Востоку Генриха Люшкова, который летом 1938 года сбежал к японцам. В ходе чистки от людей Люшкова, были вскрыты факты садистских методов следствия и необоснованных арестов. Впоследствии были освобождены ряд находившихся в тюрьмах военнослужащих, в их числе и Бранткалн. В марте 1940 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) восстановлен а РККА и назначен преподавателем на Высшие стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава пехоты «Выстрел».

С началом Великой Отечественной войны Д. К. Бранткалн в той же должности. С декабря 1942 года — командир 43-й гвардейской Латышской стрелковой дивизии. 29 января 1943 года Д. К. Бранткалну было присвоено очередное звание генерал-майор. В начале 1943 года составе 27-й армии Северо-Западного фронта 43-я гвардейская стрелковая дивизия принимала участие в Демянской наступательной операции и после её неуспеха была выведена в резерв фронта. До октября 1943 года части дивизии усиленно занимались боевой подготовкой, производили работы по строительству оборонительных сооружений на реке Ловать. В октябре 1943 года дивизия была переброшена в район города Торопец, где вошла в состав 22-й армии 2-го Прибалтийского фронта и приняла участие в Ленинградско-Новгородской наступательной операции. Прорвав сильноукреплённую долговременную оборону противника, части дивизии вели наступление в районе станции Насва (40 км севернее города Новосокольники) Командир 97-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Ю. В. Новосельский в боевой характеристике в феврале 1944 года отмечал:

Товарищ Бранткалн Д. К. опытный, подготовленный и авторитетный командир. Организовать бой может. Потребовать от войск выполнение задач умеет. Дисциплинированный, волевой, честный и правдивый генерал. Пользуется авторитетом среди своих подчинённых. Заботливый, трудолюбивый. Дивизия в боевом отношении подготовлена и в последних боях показала хорошие боевые качества.

С 5 июня 1944 года Д. К. Бранткалн — командир 130-го стрелкового Латышского корпуса. В составе 22-й армии 2-го Прибалтийского фронта корпус участвовал в Прибалтийской и Рижской наступательных операциях, в освобождении городов и сёл Латвии, в том числе и столицы Латвии — города Рига. За успехи в этих боях корпус был награждён орденом Суворова 2-й степени, а его командир — орденом Кутузова 2-й степени. На завершающем этапе войны корпус в составе войск Ленинградского фронта участвовал в ликвидации курляндской группировки противника. Командующий войсками 22-й армии генерал-лейтенант Г. П. Коротков, оценивая командирские качества Д. К. Бранткална, указывал, что:

командир корпуса гв. генерал-майор Бранткалн показал себя грамотным генералом, правильно понимающим природу современного общевойскового боя. Решения в любой обстановке принимает быстро и наиболее целесообразные, добивается их проведения в жизнь… Организуя бой, все роды войск с их разнообразной техникой и возможностями использует правильно, уделяя особое внимание организации их взаимодействия на всех этапах. Благодаря его умелому руководству, все ставившиеся перед корпусом задачи выполнялись.

11 июля 1945 года Д. К. Бранткалну было присвоено очередное звание генерал-лейтенант. После войны в мае 1946 года был направлен на Высшие академические курсы при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова, по её окончании в марте 1947 года назначен заместителем командира 23-го гвардейского стрелкового корпуса. С апреля 1948 года — заместитель командира 16-го гвардейского стрелкового корпуса. С апреля 1949 года — помощник командующего войсками Беломорского военного округа по военно-учебным заведениям. В марте 1954 года в связи с длительной болезнью он был отстранён от должности и зачислен в распоряжение Главного управления кадров «с сохранением за ним денежного содержания во время лечения». С сентября 1954 года в отставке.

Похоронен в Риге на кладбище Райниса.

Имя Детлава Бранткална по сей день носит улица в Пурвциемсе — районе Риги.

Награды

• 2 Ордена Ленина (в т. ч. 21.02.1945)
• Орден Октябрьской Революции (1979)
• 4 ордена Красного Знамени (14.10.1943, 17.01.1944, 03.11.1944, 1948)
• Орден Суворова II степени (29.06.1945)
• Орден Кутузова II степени (29.07.1944)
• медали

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 92—93. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Бранткалн, Детлав Карлович

– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.