Братковский, Стефан

Стефан Братковский
польск. Stefan Bratkowski
Род деятельности:	журналист, историк, диссидент, активист Солидарности, председатель Союза польских журналистов
Дата рождения:	22 ноября 1934(1934-11-22) (89 лет)
Место рождения:	Вроцлав
Гражданство:	Польша Польша
Награды и премии:

Стефан Тадеуш Александр Братковский (польск. Stefan Tadeusz Aleksander Bratkowski; 22 ноября 1934, Вроцлав) — польский журналист и писатель, диссидент социалистического направления. Активист движения Солидарность. В 1980—1981 и 1989—1990 — председатель Союза польских журналистов, затем — почётный председатель. В Третьей Речи Посполитой — публицист и организатор СМИ.

«Партийно-журналистская фронда»

Родился в семье дипломата и военного разведчика. С 1936 жил в Варшаве. После подавления Варшавского восстания в 1944 несколько лет скитался по Польше, воспитывался в детском доме.

В 1949 Стефан Братковский стал членом Союза польской молодёжи. В 1954 вступил в ПОРП. Осенью 1956 окончил Ягеллонский университет. Занимался общественной деятельностью по «комсомольской» линии, был организатором съезда Революционного союза молодёжи в Варшаве. В 1956—1957 состоял в ЦК Союза социалистической молодёжи.

Стефан Братковский придерживался идей демократического социализма. В 1954 он организовал молодёжный дискуссионный клуб, в 1956 участники клуба прошли несанкционированным маршем по Кракову. Братковский состоял в редколлегии общественно-политического журнала Po prostu, считавшегося в середине 1950-х рупором «студенческой фронды», органом общественной поддержки «либерального» — на тот политический момент — курса Гомулки. Издание активно пропаганлдировало идеи производственного самоуправления, Братковский выступал за «рыночный социализм» с учётом западного экономического опыта, критиковал хозяйственную неэффективность плановой системы ПНР. В 1957, при первом же ужесточении политики Гомулки, журнал был закрыт.

С мая 1970 Стефан Братковский редактировал Życia i Nowoczesności, приложение к партийной газете Życia Warszawy. В 1973 издание было закрыто как политически неблагонадёжное. В 1971—1974 Стефан Братковский был также директором Лаборатории компьютерного прогнозирования научно-производственного центра. После увольнения несколько лет оставался без работы.

Стефан Братковский занимался историческими исследованиями (например, военно-инженерной стороной деятельности Тадеуша Костюшко). Сблизился с диссидентским движением. Участвовал в деятельности Летучего университета, распространял книги независимого издательства Nowa, выступал на польской секции Радио «Свободная Европа». Оставаясь марксистом и социалистом, Братковский ориентировался на «ревизионистские» течения в аппарате ЦК КПСС, в частности, на сочинения Александра Ципко.

Журналистика «Солидарности»

В 1980 Стефан Братковский активно присоединился к «Солидарности». На этой волне был избран председателем Союза польских журналистов. Считался представителем КОС-КОР в медиа-среде. Братковский много сделал для снятия информационных запретов и введения фактической свободы печати в Польше 1981. Был исключён из ПОРП.

Печаталось практически всё, что могло прийти в голову журналисту или редактору.

В то же время Братковский не принадлежал к радикальному крылу «Солидарности», был противником конфронтации с ПОРП. В декабре 1981 он фактически осудил Радомскую платформу.

Если кто-то не может не выступать в духе «это есть наш последний», пусть говорит такое на именинах у тёщи, где его слова не записывают на магнитофон. Речь идёт не о «последнем бое», а о сложном процессе реформ.
Стефан Братковский

После введения военного положения Стефан Братковский работал в нелегальном журналистском союзе, сотрудничал с движением контркультуры, организовывал нелегальные семинары, фестивали бардовской песни. В 1987 Братковский организовал т. н. «Группу 60-ти» — собрание интеллектуалов «Солидарности». Он эффективно поддерживал связи нелегальной «Солидарности» с мировой прессой.

В 1988, на волне массовых протестов, Стефан Братковский вошёл в Гражданский комитет «Солидарности», возглавляемый Лехом Валенсой. Был участником Круглого стола, занимался вопросами легализации оппозиционных СМИ. В 1989 снова стал председателем Союза польских журналистов, с 1990 — почётным председателем. Был одним из учредителей популярного издания Адама Михника Gazeta Wyborcza и издательства Agora.

В новых польских СМИ

В Третьей Речи Посполитой Стефан Братковский продолжал активно заниматься политической публицистикой. В 1991 он стал председателем Фонда «Пресс-центр стран Центральной и Восточной Европы», с 2007 возглавил совет Фонда. Редактирует социальный портал независимой журналистики Studio Opinii. Состоит в наблюдательном совете Ассоциации работников и друзей польской секции «Радио Свободная Европа».

Стефан Братковский — член Союза польских писателей, почётный член Союза польских художников и дизайнеров. Состоит в редакционном совете польского русскоязычного журнала «Новая Польша». Входил в руководство Центра мониторинга свободы прессы. Был ведущим радиопрограмм.

В 2011 Стефан Братковский награждён Командорским крестом Ордена Возрождения Польши. Лауреат премии А. Д. Сахарова. Имеет награду ПЕН-клуба.

Стефан Братковский — автор ряда художественных и историко-публицистических произведений.

Отрывок, характеризующий Братковский, Стефан

– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.