Братчиков, Геннадий Иванович

Геннадий Иванович Братчиков
Дата рождения	10 марта 1914(1914-03-10)
Место рождения	деревня Михеевка, Соликамский уезд, Пермская губерния
Дата смерти	10 декабря 1944(1944-12-10) (30 лет)
Место смерти	близ хутора Мысьлин, Польша
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	военная разведка
Годы службы	1932—1944
Звание
Сражения/войны	Бои на Халхин-Голе, Великая Отечественная война
Награды и премии

Геннадий Иванович Братчиков (10 марта 1914, деревня Михеевка, Соликамский уезд, Пермская губерния, — 10 декабря 1944, близ хутора Мысьлин, Польша) — майор Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник боёв на Халхин-Голе и Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945). По другим данным, дата и место рождения: 20.03.1914, д. Филаевка совр. Кудымкарского района Коми-Пермяцкого округа.

Биография

Родился в семье служащего. После смерти отца в 1919 году вместе с семьёй переехал в город Усолье. С 1930 года проживал в городе Березники, в 1932 году окончил девять классов местной школы. В ноябре 1939 года был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, служил на Дальнем Востоке. Принимал участие в боях на Халхин-Голе в 1939 году. В 1940 году вступил в ВКП(б). С мая 1941 года был слушателем Военной академии имени Фрунзе. В 1942 году окончил её двухгодичный ускоренный курс. С июня 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны, служил в разведывательных подразделениях. Принимал участие в Сталинградской битве, воевал в составе 63-й армии, 1-й и 3-й гвардейских армий. С 1943 года майор Геннадий Братчиков был секретным сотрудником 2-го агентурного отделения разведотдела штаба Центрального (впоследствии — Белорусского и 1-го Белорусского фронтов).

В марте 1943 года Братчиков во главе группы из шести разведчиков был заброшен в тыл противника для выполнения спецзадания. Группа проводила разведывательную работу в районе городов Чернигов, Щорс и Новгород-Северский совместно с партизанскими отрядами, обеспечив командование важными разведданными накануне Курской битвы. В октябре 1943 года группа вернулась обратно через линию фронта. В декабре 1943 года был вторично заброшен в тыл. Его группа действовала в районе Гомеля, Барановичей, Волковыска, Слонима, Берёзы, Ружана, Млавы, Плоньска, Рыпина.

К октябрю 1944 года разведчики Братчикова передали командованию 1-го Белорусского фронта 450 разведдонесений, которые в числе прочих помогли успешно завершить Белорусскую и Висло-Одерскую операции. Группа прошла про занятой противником территории более одной тысячи километров. В октябре 1944 года Братчиков был представлен командованием к званию Героя Советского Союза. 10 декабря 1944 года Братчиков погиб в бою. Похоронен в польском населённом пункте Бежунь Журоминского повята Цеханувского воеводства, на могиле установлен памятник.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» майор Геннадий Братчиков посмертно был удостоен высокого звание Героя Советского Союза. Также был награждён орденами Ленина, Красного Знамени и орденом ПНР «Крест Грюнвальда» 2-й степени. В память о Братчикове установлены мемориальные доски в Кудымкаре и Березниках. В честь Братчикова названа улица в Кудымкаре, в школе № 26 города Березники создан музей Героя. В 2007 г. по техническим причинам Музей был переведен в школу №14. Решением городской Думы № 809 от 28 апреля 2015 г. именем Г. Братчикова названа улица в микрорайоне Усольский г. Березники.

Семья

Отец, Иван Братчиков (? - около 1923), помощник агронома, родом из села Купрос. Мать, Татьяна Николаевна, педагог. Работала в школах Чуртана, Абрамово, Усолья, Березников.

Дети по старшинству: Борис, Геннадий, Николай (после 1914 - 1942, фронт под Сталинградом), Ольга. Старший брат, Борис, был журналистом - юнкор газеты "Дружные ребята" (Усолье), затем корреспондент в газете г. Сарапул, потом - зам. редактора газеты "Ударник" (будущий "Березниковский рабочий"). Во время Великой Отечественной войны был фронтовым корреспондентом, затем - корреспондентом газеты "Советская Сибирь" (Новосибирск), позже - директором Новосибирского книжного издательства. Младшая сестра Ольга погибла в 1940 в Москве в результате несчастного случая.

Ссылки

• [www.brsmi.ru/upload/iblock/592/592122c71a3d80fc43c44e46d6d3569f.pdf "Березниковский рабочий" № 89 (23185), 2 июля 2015]

Литература

• Болтунов М. Е. Ахиллесова пята разведки. — М.: ГЕЯ ИТЭРУМ, 1999. — (Рассекреченные жизни). — С. 187—196.
• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Горчаков, Овидий. Он с живыми в строю. // Встретимся после задания. — М.: Издательство ДОСААФ, 1973. — С. 284—330.
• Люди легенд. — Вып. 2. — М., 1966.
• Навечно в сердце народном. — 3-е изд., доп. и испр. — Мн., 1984.

Отрывок, характеризующий Братчиков, Геннадий Иванович

– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.