Браудо, Евгений Максимович

Евгений Максимович Браудо
Научная сфера:	музыковед, педагог
Учёное звание:	Петроградский институт истории искусств, Московский университет
Альма-матер:	Петербургский университет
Известен как:	специалист по истории западноевропейской музыкальной культуры
Награды и премии:

Евге́ний Макси́мович (Моисеевич) Бра́удо (20 февраля 1882, Рига, — 17 октября 1939, Москва) — российский музыковед, публицист, переводчик. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1932).

Биография

Евгений Браудо родился в Риге; в 1891—1897 годах учился в Рижском музыкальном училище; затем у Б. Меллерстена брал уроки игры на фортепиано; публиковаться в печати начал ещё в 90-е годы. С 1903 года вёл лекторскую работу.

В 1911 году Браудо окончил филологический факультет Петербургского университета; в 1913-м изучал историю музыки в Германии — у X. Римана и Г. Кречмара; с 1914 года преподавал в музыкальных учебных заведениях Петрограда. Печатался в журнале «Аполлон», в котором руководил музыкальным отделом, в «Ежегоднике императорских театров», «Ниве» и других изданиях. Принимал участие в создании «ЕЭБЕ».

После революции Браудо участвовал в деятельности Наркомпроса, преподавал в Петрограде, с 1922 года был профессором Петроградского института истории искусств — на кафедре истории западноевропейской музыки, работал в издательстве «Всемирная литература» (под его редакцией в 1923 году вышел сборник статей «Экспрессионизм»).

С 1924 года жил в Москве, читал лекции в Московском университете. С 1926 года был членом редакции БСЭ. Как учёный Браудо специализировался главным образом на истории западноевропейской музыкальной культуры.

Евгений Максимович Браудо умер 17 октября 1939 года в Москве и был похоронен на Новодевичьем кладбище.

Избранные труды

• Письма Вагнера. СПб, 1912
• Всеобщая история музыки. Т. 1-3, M., 1922-1927
• Э. Т. А. Гоффман: Очерк. П., 1922.
• Александр Порфирьевич Бородин, его жизнь и творчество. П., 1922
• Ницше — философ-музыкант. П., 1922
• Иоганн Себастиан Бах. Опыт характеристики. П., 1922
• Рихард Вагнер. Опыт характеристики. П., 1922
• Вагнер в России (Новые материалы к его биографии). П., 1923
• Основы материальной культуры в музыке. М., 1924
• «Свадьба Фигаро»: опыт разбора текста и музыки. Л., 1926
• Бетховен и его время. Опыт музыкально-социологического исследования. М., 1927
• «Борис Годунов» Мусоргского. М. — Л., 1927
• История музыки (Сжатый очерк). М., 1928 (2 испр. и. доп. изд. 1935)
• Франц Шуберт. М., 1929
• «Мейстерзингеры» [опера Р. Вагнера]. Разбор текста и музыки. Краткое либретто. М., 1929
• Основные вопросы оперной политики. М. — Л., 1929

Наследие

Архив Браудо находится в РГАЛИ (ф. 2024, 107 ед. хр., 1907—1941). Материалы о Браудо есть также в архиве Луначарского, дневниках Чуковского, записных книжках Блока, записях П.Лукницкого и др.

Ссылки

• [primus-mag.ru/proletkult/rihard-vagner-v-moskve.html Браудо Е. Рихард Вагнер в Москве]

Отрывок, характеризующий Браудо, Евгений Максимович

Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…