Браунригг, Элизабет
| Элизабет Браунригг | |
| Elizabeth Brownrigg | |
 | |
| Прозвище |
«Хозяйка из ада» |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Причина смерти: | |
| Преступления | |
| Преступления: |
Убийство |
| Дата ареста: | |
| Обвинялся в: |
Убийстве |
| Признан виновным в: |
Убийстве |
| Наказание: | |
| Статус: |
Исполнена |
Элизабет Браунригг (1720 год — 13 сентября 1767 года) — британская преступница. Убила с особой жестокостью девочку, которая обучалась работе служанкой в её доме. Была обвинена в убийстве и повешена[1].
Родилась в 1720 году в небогатой семье. Ещё подростком вышла замуж за водопроводчика Джеймса Браунригга. Родила мужу 16 детей, из которых умерли 13. В 1765 году с мужем и сыном переехала в Лондон. Там семья стала жить богато. Мистер Браунригг хорошо зарабатывал, а Элизабет стала повитухой. У семьи была известность, они считались одними из порядочных людей в городе. Вскоре ей было поручено следить за некоторыми осиротевшими девочками. Элизабет с удовольствием согласилась. Её задачей было сделать из девочек служанок. За судьбами детей никто не следил, и Браунригг была не ограничена в действиях. Одной из её подопечных стала девочка Мэри Джонс. Вскоре она сбежала от хозяйки и попала в воспитательный дом[1].
Там она рассказала, что миссис Браунригг раздевала её догола, привязывала к трубе и избивала плетью. Потом окунала её голову в ведро с ледяной водой. Ей удалось сбежать. После медицинского обследования Мэри попечительский совет сделал предупреждение Джеймсу Браунриггу следить за женой. Тем не менее, вскоре под опеку Элизабет попали ещё две девочки. Пытки девочек продолжались довольно долго, однако всё же власти обратили внимание на происходящее. Одну из девочек госпитализировали, после чего она рассказала об ужасах происходящих в доме у Браунриггов. Помочь девочке было уже невозможно, и она умерла от ран[1].
Элизабет Браунригг, её муж Джеймс и их сын Джон были арестованы. Их заключили в тюрьму на Вуд Стрит. Элизабет и Джон сразу же сбежали. Они замаскировались и сняли комнату у торговца свечами, некоего мистера Дунбара. Но Дунбар вскоре прочитал статью в газете о розыске подозреваемых в убийстве. Он обратился к полицейским, и вскоре оба были арестованы. Элизабет, Джеймса и Джона судили за убийство. Судья приговорил к смертной казни только Элизабет, а её мужа и сына посчитали лишь пособниками и приговорили к 6 месяцам тюремного заключения. Элизабет Браунригг была повешена 17 сентября 1767 года. Её тело, как обычно и делалось, отдали хирургам для вскрытия. Скелет вывесили в Ассоциации Хирургов[1].
Напишите отзыв о статье "Браунригг, Элизабет"
Примечания
Ссылки
- Marthe Jocelyn: A Home for Foundlings: Toronto: Tundra Books: 2005: ISBN 0-88776-709-5
- Ruth McClure: Coram’s Children: The London Foundling Hospital in the Eighteenth Century: New Haven: Yale University Press: 1981: ISBN 0-300-02465-7
Отрывок, характеризующий Браунригг, Элизабет
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
