Брауншвейг (герцогство)

Герцогство Брауншвейг
Herzogtum Braunschweig
← 1815 — 1918 →
Флаг Герб
Столица	Брауншвейг
Площадь	3 690 км²
Население	494 339 (1910 г.)
Форма правления	конституционная монархия
Династия	Вельфы
герцог
- 1813–1815	Фридрих Вильгельм
- 1815–1830	Карл II
- 1830–1884	Вильгельм
регент
- 1885–1906	Фридрих Вильгельм Николай Альбрехт
- 1906–1913	Иоганн Альберт
Герцог
- 1913–1918	Эрнст Август
История
-  1815	Образовано
-  1871	Германская империя
- 18 ноября 1918	Ноябрьская революция
-  1918	Ликвидировано

К:Появились в 1815 годуК:Исчезли в 1918 году

Герцогство Брауншвейг (нем. Herzogtum Braunschweig) — немецкое герцогство, созданное по итогам Венского конгресса (1814) на основе княжеств Брауншвейг-Люнебург и Брауншвейг-Вольфенбюттель. Столица — город Брауншвейг. Правящая династия — Вельфы старшей линии.

После смерти последнего герцога в 1884 году фактически превращено в провинцию Пруссии во главе с одним из членов прусского правящего дома Гогенцоллернов в качестве регента. В 1913-18 гг. герцогство во главе с Эрнстом Августом Ганноверским.

История

По Тильзитскому миру герцогство Брауншвейг-Люнебург вошло в состав новосозданного Вестфальского королевства, но после Лейпцигского сражения сын Карла Вильгельма Фердинанда Фридрих Вильгельм вернулся в своё герцогство и принял на себя управление государственными делами. В 1815 году Фридрих Вильгельм был убит в сражении при Катр-Бра. После него остался ещё несовершеннолетний сын Карл, и герцогством стал управлять через своего министра графа Мюнстера опекун Карла принц-регент Великобританский, впоследствии король Георг IV.

Уступая настояниям дворянства, регентство согласилось восстановить сословное представительство, и с этой целью в 1820 году издан был новый государственный устав. Однако герцог Карл, принявший власть в свои руки в 1826 году, не захотел признавать устава 1820 года. В стране началось брожение, которое 7 сентября 1830 года разрешилось открытым бунтом: герцогский дворец в Брауншвейге был взят приступом и сожжен; сам герцог должен был спастись бегством.

10 сентября в Брауншвейг из Берлина прибыл брат изгнанного герцога Вильгельм и временно взял власть в свои руки. Сначала он управлял с ведома и согласия своего брата, но в дальнейшем, после нескольких попыток брата произвести контрреволюцию, стал управлять вполне самостоятельно и успел восстановить порядок. Союзный сейм признал законность устава 1820 года и просил герцога продолжать управлять государством, пока агнаты не произнесут своего суда над изгнанным герцогом. Агнаты объявили герцога Карла неспособным к управлению и тем самым лишенным престола. Вскоре успели обнаружиться недостатки устава 1820 года, и правительство предложило чинам проект нового государственного основного закона, который был принят в 1832 году.

В 1848 году брауншвейгцы приняли участие в общем движении. Уже в первых днях марта была провозглашена отмена цензуры и публичность прений в собрании чинов. 31 марта открылась сессия чрезвычайного ландтага, рассмотревшего и принявшего законы о публичности и гласности судопроизводства и о введении суда присяжных по уголовным делам (20 апреля), о свободе печати и книжной торговли, об отмене запрещения браков между христианами и евреями, о свободе публичных собраний, о народном ополчении, об отмене права охоты. Выработаны были также временные правила о новом составе собрания представителей и о способе производства выборов.

Первый ландтаг, избранный на основании этих временных правил, открыл свои заседания 18 декабря 1848 года. Либеральные члены его шли рука об руку с правительством, заявлявшим полную готовность идти навстречу либеральным требованиям времени. Началось в стране развитие, исходным пунктом для которого служило решительное признание принципа самоуправления и свободного развития права публичных собраний. Герцог, в согласии с государственным министром фон Шлейницем († 3 ноября 1856) и его преемниками фон Гейзо († 27 ноября 1861) и фон Кампе († 14 октября 1874), с искреннейшим воодушевлением относился к вопросу единства Германии.

Кризис престолонаследия

Последний Вельф старшей линии, правивший страной 53 года 78-летний герцог Вильгельм, умер 18 октября 1884 года в своём силезском замке Сибилленорт. Ни он, ни гораздо раньше умерший старший брат его, изгнанный герцог Карл, не были женаты, и потому в лице его пресеклась старшая линия Вельфов. Герцог Эрнст-Август Камберлендский, сын короля Ганновера Георга, умершего в 1878 году, женатый на датской принцессе Тире, полагал, что имеет бесспорные права на брауншвейгское наследство. Но так как имелись от него письма, в которых он объявлял, что и в случае получения им Брауншвейгского наследства он по-прежнему будет настаивать на своих правах на Ганновер, то патент, которым он известил всех немецких государей и брауншвейгское министерство о своем вступлении на брауншвейгский престол, не был принят императором, и последний поручил начальство над стоящими в Брауншвейге войсками генералу Гильгерсу, который обратился к жителям герцогства с прокламацией, приглашавшей их терпеливо ожидать решения имперского союзного совета по вопросу о брауншвейгском наследстве и пребывать в уверенности, что права и будущность их страны находятся под охраной империи и конституции. Брауншвейгское министерство отвечало герцогу, что совет регентства, организовавшийся в герцогстве на основании закона 16 февраля 1879 года, предписал министерству не контрассигнировать и не обнародовать его патента, во исполнение чего министерство и должно предоставить самому герцогу отыскивать свои права на престолонаследие перед судом императора и империи.

Брауншвейгский ландтаг, созванный на 23 октября 1884 года в чрезвычайную сессию, одобрил решения министерства по вопросу о престолонаследии. 2 июля 1885 года, по предложению имперского канцлера, одобренному брауншвейгским ландтагом в заседании 30 июня, союзный совет высказался в том смысле, что ввиду враждебных отношений герцога Камберлендского к союзному Прусскому государству, его правление в герцогстве Брауншвейгском является несогласным с основными принципами союзных договоров и имперской конституции. 30 октября того же года состоящая при брауншвейгском ландтаге комиссия по вопросам государственного права вошла в ландтаг с предложением объявить, что притязания герцога Камберлендского на прусскую провинцию Ганновер делают невозможным допущение его прав на брауншвейгское престолонаследие и что ландтаг не располагает никакими конституционными средствами для устранения затруднений, которые герцог создал себе сам. Это предложение было принято всеми голосами, кроме двух. Затем ландтаг, согласно закону о регентстве, изданному в 1879 году, приступил к избранию регента.

Граф Герц Врисберг, президент брауншвейгского министерства, от имени совета регентства предложил прусского принца Альбрехта, и 21 октября этот выбор единогласно состоялся. Принц Альбрехт принял избрание, и 3 ноября, после торжественного въезда в Брауншвейг, вступил во власть. Одной из первых мер его правительства было заключение военной конвенции с Пруссией (24 марта 1886 года). В 1899 году была изменена система выборов в брауншвейгский ландтаг: он состоял теперь из 48 депутатов, из коих 30 избирались всеобщей, но не равной, а трехклассной и притом двухстепенной подачей голосов, а 18 избирались отдельными сословиями и группами населения, духовенством, землевладельцами, лицами с университетским дипломом и плательщиками особо крупных налогов.

Последний герцог

После смерти Альбрехта в 1907 году его сменил в качестве регента Иоганн Альбрехт Мекленбургский, также послушный исполнитель воли Берлина. Тем временем Эрнст Август Ганноверский, один из внуков короля Георга V, в мае 1913 года вступил в брак с Викторией Луизой, единственной дочерью кайзера Вильгельма II. Это бракосочетание урегулировало многолетние споры между Гогенцоллернами и Вельфами относительно судьбы брауншвейгской короны.

По предложению кайзера бундесрат 28 октября 1913 года принял решение о том, что Эрнст Август становится правящим герцогом Брауншвейга и Люнебурга. Его правление продолжалось 5 лет, до ликвидации Германской империи в 1918 году.

География

Герцогство состояло из трёх больших и пяти малых чересполосных участков, граничащих с прусскими провинциями Ганновер, Вестфалия и Саксония, с княжествами Вальдек-Пирмонт и Ангальт.

Из больших участков северный представлял ровную поверхность, только местами пересекаемую холмами, не подымающимися выше 327 м; юго-восточный лежал в пределах Гарца, высшие пункты которого достигают здесь высоты 936 и 970 метров; западный, пересекался Везерскими горами, достигающими высоты 390 и 448 метров. За немногими исключениями, герцогство принадлежало к бассейну Везера, орошаясь по западной границе самим Везером, по северо-восточной, притоком его Аллером, а внутри притоком Аллера Окером.

Гарцский участок, состоявший в общем владении Брауншвейга и Пруссии, по договору 9 июля 1874 года был разделён между обоими государствами, но эксплуатация рудников была по-прежнему общей, и делилась только прибыль, в долях 3/7 для Брауншвейга, и 4/7 для Пруссии.

По вероисповеданиям население состояло из 357 тысяч лютеран, 12 тысяч католиков, 618 христиан разных других исповеданий и 1,5 тысяч евреев.

Экономика

Благодаря природным богатствам страны все ветви сельского хозяйства процветали. Земледелие и садоводство достигло высокой степени развития. Скотоводством почти повсеместно занимались лишь как подспорьем земледелию.

Горные промыслы, за исключением гарцских, были сосредоточены в руках частных лиц. В 1881 году всех горных продуктов было добыто на 6 504 000 марок; золота добыто 24 кг, серебра 3854 кг, железной руды 96 433 тонны; поваренной соли 7544 тонны.

Много всякого строительного материала: гранита, песчаника, мрамора, туфа, сиенита и др. Прекраснейший материал для мощения улиц доставляли каменоломни близ Гарцбурга. Значительно также свеклосахарное производство и водочное.

Торговля герцогства довольно значительна. Главные статьи вывоза: хлеб, пряжа, полотно, бумага, ковры, войлочные и шелковые шляпы, сахар, пиво, водка, репное и льняное масло, лакированные товары, свинец, железо и железные изделия, швейные машины, лес и деревянные изделия, строительный камень, цемент, асфальт, серная кислота и другие химические фабрикаты, колбасы и проч. Железные дороги представляют сеть в 4600 км длины, из которых на долю государственных приходится 747 км. Государственные железные дороги в 1870 году были проданы на срок до 1934 года за капитал в 33 000 000 марок и ежегодную уплату 2 625 000 марок Брауншвейгскому железнодорожному обществу.

Кроме отделения Имперского банка, Брауншвейг-Гановерского ипотечного банка и Герцогского ссудного банка, имелся Брауншвейгский банк, основанный в 1853 году, с основным капиталом в 3 500 000 талеров, может выпускать банковых билетов на 4 500 000 талеров и должен иметь в запасе чистыми деньгами для выкупа билетов до 3 500 000, четвертую часть этой суммы, для выкупа же остальных билетов третью часть образующегося излишка. В 1881 году весь оборот этого банка представил сумму в 969 370 000 марок. С 1862 года в герцогстве существует дворянское кредитное общество для ссуд под заклад поземельной собственности. В 1881 году в герцогстве было 79 имперских почтовых, 62 телеграфных и 11 телефонных контор.

Школы и другие образовательные заведения стоят на высокой степени развитии. В 1882 году было: 382 общинных школ с 39 266 учащимися, 40 городских школ с 17 089 учащимися, 11 частных учебных заведений под надзором консистории, 5 гимназий с 1694 учащимися, 1 Реальная гимназии (в Б.), 1 Городская реальная второразрядная (в Б.), 1 Реальная гимназии в Гандерсгейме, 1 Высшее и 1 Среднее женское училище с 378 ученицами в Б., 2 Учительских семинарии в Б. и Вольфенбюттеле, 1 Семинария для приготовления проповедников в Вольфенбюттеле, 1 Высшее техническое училище (Carolo-Wilheimina в Б.), 1 Архитектурная школа в Гольцмюндене, 1 Сельскохозяйственная в Гельмштед-Мариенберге, знаменитая герцогская библиотека в Вольфенбюттеле с 300 000 томов и 10 000 рукописей. Из многочисленных благотворительных заведений следует отметить: заведение для умалишенных в Кенигслюттере, заведение для идиотов в Сикте, герцогскую больницу и Мариинский институт диаконис (сестер милосердия) в Б.

Форма правления в герцогстве после переворота 1830 г. конституционно-монархическая. Палата депутатов (ландтаг) созывалась герцогом каждые три года, но в некоторых случаях могла собираться и по собственному почину. С 1851 г. она состояла из 46 членов, из числа которых 10 избирались городами, 12 сельскими общинами, 21 лицами, платящими наиболее налогов, 3 лютеранским духовенством. В административном отношении страна делилась на шесть округов. Судопроизводство публичное и устное; уголовные преступления подлежали суду присяжных, существующему в герцогстве с 1850 г. Государственная церковь евангелическо-лютеранская; церковная власть принадлежала герцогу, который отправлял её при содействии консистории, имевшей значение только совещательного учреждения. Католики причислены к епархии епископа гильдесгеймского.

Государственный бюджет (1889) равнялся 22 мил. марок. Государственный долг представляет сумму в 63 343 000 марок, из них 45 000 000 израсходованы на сооружение железных дорог. В союзном совете Брауншвейг располагал двумя голосами и высылал в рейхстаг трех депутатов. Герцогский армейский контингент принадлежал к 10 союзному армейскому корпусу и состоял из одного пехотного полка с причисленными к нему двумя батальонами ландвера, одного гусарского полка и одной батареи. Знаки отличия в Брауншвейга: орден Генриха Льва пяти степеней, крест за заслуги, первой и второй степени, несколько знаков отличия за военную службу, медаль за спасение. Герб герцога: вертикально разделенный щит, на правой стороне которого два переступающих друг через друга золотых леопарда в красном поле, на левой — голубой лев в золотом, усеянном красными сердцами поле.

Административное деление

Территория Брауншвейга делилась на районы (kreis):

• Бланкенбург
• Брауншвейг
• Гандерсхейм
• Хельмштедт
• Хольцминден
• Вольфенбюттель

Правовая система

Высшая судебная инстанция - Высший апелляционный суд Вольфенбюттеля (Oberappellationsgericht Wolfenbüttel).

Литература

• Водовозов В. В. Брауншвейг, герцогство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Брауншвейг (герцогство)

– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.