Браун, Люси Мэдокс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Люси Мэдокс Браун
англ. (Emma) Lucy Madox Brown Rossetti
Имя при рождении:

Люси Мэдокс Браун

Дата рождения:

19 июля 1843(1843-07-19)

Место рождения:

Париж, Франция

Дата смерти:

12 апреля 1894(1894-04-12) (50 лет)

Место смерти:

Сан-Ремо, Италия

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Жанр:

историческая живопись, портрет, жанровая живопись, иллюстрирование литературных произведений

Учёба:

Форд Мэдокс Браун

Влияние на:

прерафаэлитизм

Люси Мэдокс Браун (или (Эмма) Люси Мэдокс Браун-Россетти, фр. (Emma) Lucy Madox Brown Rossetti, 19 июля 1843, Париж, Франция — 12 апреля 1894, Сан-Ремо, Италия) — художница-прерафаэлит, прозаик и модель. Жена писателя и искусствоведа Уильяма Майкла Россетти, члена Братства прерафаэлитов.





Биография

Люси Мэдокс Браун была дочерью художника-прерафаэлита Форда Мэдокса Брауна (англ. Ford Madox Brown, 1821—1893) и его первой жены и кузины Элизабет Бромли (англ. Elisabeth Bromley, 1818/19-1846)[1].

Родилась в Париже в 1843 году. В 1844 году родители вернулись в Великобританию. Её мать умерла от туберкулёза всего три года спустя в 1846 году, а Люси Мэдокс была отправлена жить к своей тете Хелен Бромли в Грейвсенд, графство Кент[2]. Получала образование в школе Milton Lodge. Только в двенадцать лет она переехала к отцу и стала жить с ним, мачехой (Эммой Хилл) и их детьми[2]. С 1856 года семья Россетти курировала её образование в Лондоне. Её сводная сестра Кэтрин Мэдокс Браун описывала девушку как «странную смесь буйного нрава и сильного разума»[1]. Она увлекалась музыкой и театром, свободно говорила по-французски, по-немецки и итальянски[2]. В сентябре 1856 года у Форда Мэдокса Брауна и Эммы Хилл родился сын Артур. Он прожил только год и умер. После его смерти Эмма Хилл стала злоупотреблять алкоголем, это вносило раздор в семью.

Долгое время Люси Мэдокс Браун не выказывала особую склонность к искусству, но в 1868 году отказ одного из учеников отца выполнить предназначенную для него часть работы вынудил её закончить его задание. Успешное выполнение работы побудило отца приступить к систематическим занятиям живописью с дочерью[3]. К этому времени относятся её первые самостоятельые работы. Вместе со своей сводной сестрой Кэтрин стала также работать ассистентом при их отца[1].

Первая её персональная выставка прошла в 1869 году. Работая в основном акварелью, она выставлялась в Dudley Museum and Art Gallery с 1869 по 1872 годы[1]. Акварель «После бала», выставленная в галерее Dudley Museum and Art Gallery в 1870 году, впервые привлекла к художнице внимание критики. Её картина «Дуэт», которая была выставлена в Королевской Академии в 1870 году, была названа Данте Габриэлем Россетти «совершенной картиной»[1]. В 1871 году Люси Мэдокс Браун изобразила своего будущего мужа в образе волшебника Просперо на картине «Фердинанд и Миранда играют в шахматы», где в аллегорической форме изображены члены семейства Браунов (отец, сводные брат и сестра) и сложные отношения, существовавшие между ними.

Люси Мэдокс Браун отправилась в путешествие по Европе с Уильямом и Джейн Моррис в 1869 году. Ещё одно путешествие закончилось заключением брака — она побывала в Италии с Уильямом Майклом Россетти (1829—1919), братом знаменитого художника и поэта, в 1873 году. Россетти сделал ей предложение в Базеле по дороге домой; они поженились 31 марта 1874 года и вернулись в Италию на медовый месяц[2].

Художница родила пятерых детей. Первый ребёнок, Оливия Фрэнсис Мэдокс, родилась в сентябре 1875 года, второй сын, Габриэль Артур, родился в феврале 1877 года, дочь Хелен Мария — в ноябре 1879 года, близнецы (Мэри Элизабет и Майкл Форд) — в апреле 1881. Майкл Форд умер в младенчестве. Воспитание детей матерью вызывало неоднозначные отзывы окружающих. Супруги заключили брак в ЗАГСе, а не в церкви, не крестили никого из своих детей[2]. Существовала четырнадцатилетняя разница в возрасте между супругами, но у них было много общего: они оба были агностиками, интересовались искусством, были сторонниками либеральной политики[1]. Они провели медовый месяц во Франции и Неаполе в апреле 1874. Супруги попытались жить с семьей Уильяма, но из-за религиозных разногласий с Кристиной Джорджиной Россетти и её матерью вынуждены были уехать в Блумсбери в конце 1876 года[1].

Люси Мэдокс Браун забросила с 1874 года живопись, но сохранила интерес к политической и общественной жизни: подписала петицию Национального общества за предоставление избирательных прав женщинам, написала биографию своего отца и статью о его творчестве. Она написала также биографию Мэри Уолстонкрафт Годвин, миссис Шелли (считала её своим альтер эго), для серии «Известные женщины» Джона Ингрэма, которая была опубликована в 1890 году[2].

С 1855 года она страдала от туберкулёза, а с 1887 года регулярно ездила на французскую Ривьеру, в Пиренеи или в Италию на зиму. Из-за её болезни в конце 1892 года ухудшились отношения с мужем. Она умерла 12 апреля 1894 году в отеле Виктория в Сан-Ремо, Италия, в присутствии мужа и дочери Оливии, была похоронена на La Foce Cemetery[1]. Люси оставила принадлежавшее ей имущество своим детям, чтобы защитить их интересы в случае повторной женитьбы мужа.

Особенности творчества

Для творчества Люси Мэдокс Браун характерны сложные композиции с яркими световыми эффектами, обычно акварели, иллюстрирующие события истории, литературные произведения, зарисовки из современной жизни, портреты близких людей. Хотя её искусство показывает бесспорное влияние прерафаэлитов, искусствоведы отмечают самостоятельность художницы.

Галерея

Литературные сочинения

  • [www.gutenberg.org/cache/epub/6705/pg6705-images.html Lucy Madox Brown Rossetti. Mrs. Shelley . London. 1890. Полный текст на английском языке.]

Напишите отзыв о статье "Браун, Люси Мэдокс"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Jan Marsh. Pre-Raphaelite Sisterhood. Quartet Books, 1985. ISBN 0704301695, ISBN 978-0704301696.
  2. 1 2 3 4 5 6 [www.oxforddnb.com/view/printable/24141 Rossetti, (Emma) Lucy Madox Brown (1843—1894). Oxford University Press 2004-16.]
  3. [en.wikisource.org/wiki/Rossetti,_Lucy_Madox_(DNB00) Richard Garnett. Dictionary of National Biography, 1885—1900, Volume 49. Rossetti, Lucy Madox.]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Браун, Люси Мэдокс

Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.