Брегвадзе, Нани Георгиевна
Поделись знанием:
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
| Нани Брегвадзе | |||||
| Полное имя |
Нани Георгиевна Брегвадзе | ||||
|---|---|---|---|---|---|
| Дата рождения | |||||
| Место рождения | |||||
| Годы активности |
с 1963 | ||||
| Страна | |||||
| Профессии | |||||
| Певческий голос | |||||
| Инструменты |
фортепиано | ||||
| Жанры | |||||
| Коллективы |
«Орэра» | ||||
| Награды |
| ||||
| [www.bregvadze.ru/ www.bregvadze.ru] | |||||
На́ни Гео́ргиевна Брегва́дзе (груз. ნანი გიორგის ასული ბრეგვაძე; род. 21 июля 1936, Тбилиси, Грузинская ССР, СССР) — советская грузинская певица, пианистка, педагог. Народная артистка СССР (1983).
Содержание
Биография
Нани Брегвадзе родилась 21 июля 1936 года[1] (по другим источникам — в 1938 году[2]) в Тбилиси.
Выросла в музыкальной семье. Маленькой девочкой, в возрасте 6 лет, уже пела под гитару «Калитку», «Не уезжай ты, мой голубчик», «Караван», другие старинные русские песни и романсы.
Окончила музыкальную школу, затем музыкальный техникум. С 1956 года — в самодеятельном эстрадном оркестре Грузинского политехнического института. В 1957 году стала лауреатом 6-го Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, исполнив песню Г. Бзванели на стихи И. Гришашвили «Потушила я свечу».
В 1963 году окончила Тбилисскую государственную консерваторию им. В. Сараджишвили по классу фортепиано профессора Гаянэ Мачутадзе. Специального вокального образования не получила. Будучи ещё студенткой, начала петь в Тбилисском государственном эстрадном оркестре «Рэро» под управлением К. Певзнера Грузинской государственной филармонии (1959—1964).
В 1964 году гастролировала с Московским мюзик-холлом в Париже. Тогда впервые выступила во всемирно известном зале «Олимпия». После гастролей её пригласили в вокально-инструментальный ансамбль «Орэра», в котором она проработала солисткой 15 лет, побывав в более 80-ти странах.
В 1966 году к ансамблю присоединился Вахтанг Кикабидзе (ударные инструменты, вокал), который стал близким другом певицы.
С 1980-го года начала сольную карьеру.
В 1960-е годы Нани Брегвадзе была одной из первых певиц на советской эстраде, кто вернул слушателям русский и цыганский романс, возродила традиции Изабеллы Юрьевой, Тамары Церетели, Кето Джапаридзе[3].
Большинство исполненных песен и романсов вошли в записанные певицей грампластинки и миньоны: «Поет Нани Брегвадзе» (1971), "Ансамбль «Орэра» (1973), «Романс, романс» (1995), «Концерт в Нью Йорке» (1997) и другие. В 2005—2006 годах записала диск с композициями, которые ранее не исполняла, в том числе на стихи Марины Цветаевой и Беллы Ахмадулиной. Подготовила цикл песен на стихи Вячеслава Малежика.
В конце 1990-х вошла в состав жюри Московского международного конкурса молодых исполнителей русского романса «Романсиада».
В 1997 году создала и возглавила компанию «Нани», целью которой является поддержка начинающих певцов в Грузии, а также организация выступлений в республике зарубежных исполнителей.
Член Ассоциации «Женщины за мир», клуба женщин «Метехи», была членом общества «Советская женщина».
В 2000 году в Грузии заложили памятную звезду Нани Брегвадзе.
Занималась педагогической деятельностью: с 2002 года несколько лет заведовала кафедрой эстрадно-джазового пения института музыки в Московском университете культуры и искусств (МГУКИ) (профессор).
Во время российско-грузинской войны 2008 года отменила юбилейные концерты в России[4].
28 марта 2015 года программа «Романтика романса» на телеканале «Россия К» была посвящена певице. Прозвучали русские и грузинские романсы и песни в исполнении Н. Брегвадзе и её дочери Е. Мамаладзе. 3 июня 2015 года была гостем программы «Наедине со всеми» с Ю. Меньшовой на Первом канале.
Семья
- Отец — Брегвадзе Георгий Ефремович (род. 1909), актёр
- Мать — Микеладзе Ольга Александровна (род. 1913), происходила из знатного княжеского рода Микеладзе
- Супруг — Мамаладзе Мераб Григорьевич (род. 1937)
- Дочь — Мамаладзе Эка (Екатерина) Мерабовна (род. 1960), популярная в Грузии певица
- Внуки — Леван, Георгий, Наталья
- Правнуки — Дмитрий, Сандро, Николоз.
Награды и звания
- Заслуженная артистка Грузинской ССР (1968)
- Народная артистка Грузинской ССР (1974)
- Народная артистка СССР (1983)
- Государственная премия Грузии им. Шота Руставели (1998)
- Орден Чести (Грузия) (1997)
- Орден Дружбы (Россия) (2008)[5].
- Президентский орден Сияние (Грузия, 2010)
- Золотая медаль «За меценатство» (2003)
- Золотой орден «Служение искусству»
- Звания «Певица века Грузии»
- Почётный зарубежный член Российской академии художеств[6]
- Почётный гражданин Тбилиси (1995)[7].
- Почётный гражданин города Бенальмадена (Испания, 1996).
Песни из репертуара
- «Ожидание» (слова М. Поцхишвили, музыка Н. Вацадзе)
- «Потерянная любовь» (слова М. Поцхишвили, музыка В. Азарашвили)
- «Где же был ты, мой любимый» (слова И. Чавчавадзе, музыка Г. Чубинишвили)
- «Случайно встретилась с тобой» (слова В. Дюнина, музыка Г. Пономаренко)
- «Ах, эта красная рябина» (слова А. Софронова, музыка С. Заславского)
- «Два кольца» (слова А. Бектабекова, музыка Б. Прозоровского)
- «Я помню вальса звук прелестный» (музыка Н. Листова)
- «Только раз бывают в жизни встречи» (слова П. Германа, музыка Б. Фомина)
- «Газовая косынка» (слова М. Козырева, музыка Б. Прозоровского)
- «Снился мне сад» (Б. Борисов — Е. Дитерихс)
- «Капризная, упрямая» (старинный романс)
- «Дай, милый друг, на счастье руку мне» (слова и музыка К. Лучича)
- «Не уезжай, ты мой голубчик» (старинный романс)
- «Пой, моя гитара» (слова А. Башкина, музыка А. Кручинина)
- «Горчит калина» (слова Н. Кондаковой, музыка В. Зубкова)
- «Вернись» (слова В. Ленского, музыка Б. Прозоровского)
- «Снегопад» (слова А. Рустайкис, музыка А. Экимяна)
- «Калитка» (слова А. Будищева, музыка А. Обухова)
- «Уйди, совсем уйди» (слова В. Верещагина, музыка Ф. Дризо)
- «Сухая верба» (слова Г. Левина, музыка Г. Сорочан)
- «Очаровательные глазки» (старинный романс)
- «Звон гитары» (слова и музыка Н. Жемчужного)
- «Песня о Тбилиси» («Тбилисо») (слова П. Грузинского, музыка Р. Лагидзе)
- «Звезда счастья» (слова Д. Гвишиани, музыка Н. Габуния)
- «Тебе, любимая» (слова В. Пшавела, музыка Г. Чубанишвили)
- «Яблоня» (слова Н. Беседина, музыка В. Орловецкого)
- «Я вас любил» (слова А. Пушкина, музыка Б. Шереметьева)
- «Ивушка» (слова В. Алферова, музыка Г. Пономаренко)
- «Я так любила вас» (музыка Б. Прозоровского)
- «Вальс для вас» (слова Б. Дубровина, музыка М. Кажлаева)
- «Романс о романсе» (слова Б. Ахмадулиной, музыка А. Петрова)
- «А напоследок я скажу» (слова Б. Ахмадулиной, музыка А. Петрова)
- «Дорогой длинною» (слова К. Подревского, музыка Б. Фомина)
- «Как в последний раз» (слова В. Лугового, музыка Г. Гладкова)
- «Караван» (слова Б. Тимофеева, музыка Б. Прозоровского)
- «Снова дождь» (слова М. Поцхишвили, музыка В. Азарашвили)
- «Грузинское небо» (слова П. Грузинского, музыка Г. Цабадзе)
- «А сердце всё ж любовью полно» (слова В. Дюнина, музыка Г. Пономаренко)
- «Семь летящих коней» (слова Г. Поженяна, музыка В. Сапрыкина)
- «Диалог» (слова Л. Куклина, музыка Г. Сорочан)
- «Прощальный романс» (слова и музыка Е. Бачурина)
- «Голос сердца» (слова И. Чавчавадзе, музыка Г. Чубинишвили)
- «Песня о луне» (слова М. Поцхишвили, музыка Г. Цабадзе)
- «Мухамбази» (слова Д. Гвишиани, музыка Г. Цабадзе)
- «Когда цветёт миндаль» (слова П. Грузинского, музыка Б. Квернадзе)
- «Солнце взойдет» (слова П. Грузинского, музыка Б. Квернадзе)
- «Мы оба лжём» (слова Б. Тимофеева, музыка Б. Прозоровского)
- «Жёлтый лист» (слова А. Софронова, музыка С. Заславского)
- «Снежинка» (слова О. Осенина, музыка Б. Прозоровского)
- «Под лаской плюшевого пледа» (слова М. Цветаевой, музыка А. Петрова)
- «Ой, цветёт калина» (слова М. Исаковского, музыка И. Дунаевского)
- «В час заката» (слова В. Лифшица, музыка М. Блантера)
- «А ты полюбишь» (слова Р. Рождественского, музыка А. Колца)
- «Не оставляйте женщину одну» (слова С. Каратова, музыка В. Орловецкого)
- «Живёт моя отрада» (слова С. Рыскина, музыка М. Шишкина)
- «Сорванца зовут Мария» (слова Е.Черных, музыка Т. Маркова)
- «Осенняя роса» (слова Ю. Гарина, музыка И. Йошки)
- «Паутина» (слова К. Керкоряна, музыка К. Певзнера)
- «Свеча горела» (слова Б. Пастернака)
- «Ямщики» (слова Б. Вахнюка, музыка Г. Мовсесяна)
- «Совсем чужие» (слова Б. Тимофеева и С.Фруг, музыка Б. Прозоровского)
- «Ночь светла» (слова М. Языкова, музыка М. Шишкина)
- «Страна воспоминаний» (слова А. Дмоховского, музыка В. Азарашвили)
- «Песня о виноградной лозе» (слова И. Нонешвили, музыка Р. Лагидзе)
- «Синеглазая колдунья» (слова Л. Чучубрия, П. Грузинского, музыка Ш. Милорава, русский текст Б. Брянского)
- «Любовь, как лодочка» (слова А. Софронова, музыка С. Заславского)
- «День и ночь» (слова И. Резника, музыка О. Тевдорадзе)
- «И льётся песня» (слова М. Лахтина, музыка В. Кручинина)
- «Желаю вам» (слова Р. Рождественского, музыка Ю. Гуляева)
- «Эхо любви» (слова Р. Рождественского, музыка Е. Птичкина)
- «Левкои» (слова А. Башкина, музыка Б. Прозоровского)
- «Тёмная ночь» (слова В. Агатова, музыка Н. Богословского)
- «Осень прислала мне письма» (слова И. И. Шкляревского, музыка Я. Френкеля)
- «Солнце — мой друг» (слова М. Поцхишвили, музыка В. Азарашвили)
- «Искусство» (слова М. Поцхишвили, музыка Г. Цабадзе)
- «Салхино» (слова М. Поцхишвили, музыка В. Дургвишвили)
- «Песня — моя радость» (слова П. Грузинского, музыка В. Азарашвили)
- «Хевсурская баллада» (слова М. Поцхишвили, музыка В. Азарашвили)
- «Если бы ты любил меня» (слова М. Поцхишвили, музыка В. Азарашвили)
- «И не сказали ни единого слова» (слова М. Поцхишвили, музыка В. Азарашвили)
- «Солнечные капли» (слова А. Дмоховского, музыка Т. Мегвинетухуцесси)
- «Кончилась наша любовь» (слова А. Борли, музыка М. Жур)
- «Маленькая баллада» (слова М. Поцхишвили, музыка Г. Цабадзе, русский текст А. Дмоховского)
- «Дай мне помечтать» (слова М. Панцери, музыка Д. Ниса)
- «Где же ты, мой милый» (слова Н. Арешидзе, музыка Г. Цабадзе, русский текст Б. Брянского)
- «Примо — секондо» (слова народные, музыка Г. Музакиса)
- «Ты моя надежда» (слова Г. Табидзе, музыка В. Азарашвили)
- «Тандэм» (слова Мессена, музыка Л. Рида)
- «Снова пою» (музыка Д. Ботари, обработка В. Семёнова, слова неизвестного автора)
- «Но я вас все-таки люблю» (старинный романс, слова Н. Ленского)
- «Пой, звени, моя гитара!» («Медовый- аметистовый») (музыка В. Кручинина, слова К. Подревского)
- «Сумерки» (слова М. Поцхишвили, музыка Н. Вацадзе)
- «Молодость моя» (слова Б. Пургалина, музыка Н. Габуния)
- «О чем вы шепчетесь, деревья?» (слова В. Лугового, музыка Г. Гладкова)
- «Дитя и роза» (музыка и слова М. Кузмина)
- «Что взгрустнулось тебе» (слова И. Сельвинского, музыка М. Блантера)
- «Признание» (слова Н. Шемятенковой, музыка В. Михайлова)
- «Зелёные годы» (слова С. Ковалёва)
- «Этот цветок не ярок» (слова В. Масса, музыка М.Блантера)
- «У окна» (слова В. Сергеевой, музыка И. Шварца)
- «Разговор с тобой» (слова А. Эшпая-сына, музыка А. Эшпая)
- «Воспоминания» (слова А. Эшпая-сына, музыка А. Эшпая)
- «Месяц в синем небе» (слова В. Масса, музыка М.Блантера)
- «Кони-звери» (слова И. Сельвинского, музыка М. Блантера)
- «Беловежская пуща» (слова Н. Добронравова, музыка А. Пахмутовой)
- «Наедине со всеми»
- «Пришёл мой месяц»
- «Мольба»
- «Твои глаза»
- «Волшебные слова»
- «Запоздалое признание»
- «Любовь» (итальянская песня)
Фильмография
- 1966 — Встреча в горах (исполнение песни)
- 1969 — Москва в нотах (исполнение песни)
- 1970 — Орэра, полный вперёд!
- 1971 — Ожерелье для моей любимой — Айша
- 1971 — Тепло твоих рук (вокал)
- 1973 — Мелодии Верийского квартала (вокал Вардо)
- 1974 — Ночной визит (вокал)
- 1977 — «Берега» (вокал)[8]
- 1981 — Спасибо за нелётную погоду (исполнение песен)
- 1981 — Распахните окна (вокал)
- 1982 — Примите вызов, синьоры! (вокал)
- 1983 — Старинные русские романсы
- 1984 — Вместе с Дунаевским (исполнение песен)
- 1985 — Голубые города (фильм-концерт на музыку Андрея Петрова) (исполнение песен)
- 1987 — Время нашего детства
- 1991 — Я крёстный Пеле! — Мака
- 2006— Улицы разбитых фонарей 8 (1-я серия «Алиби») — Вероника Георгиевна Жемчужникова
- 2006— Три вальса (документальный)
- 2008— Софико (документальный)
- 2012 — Любовь с акцентом (новелла «Сочи-Батуми») — юбилярша
- Наводнение
- Свет в окне
- Тексель
- Булочница
Интересные факты
- Имя Нани, не существовавшее в Грузии, придумал для певицы её отец. По признанию самой Нани Брегвадзе в телепередаче «В наше время» (эфир ОАО «Первый канал» (Россия) от 02 июня 2014 г.), её имя, скорее всего, произвольно образовано от имени Нина.
- Когда её на Всемирном фестивале молодежи и студентов в 1957 году услышал Л. Утесов, он сказал: «Из этой девочки, если она продолжит пение, получится хорошая певица».
- Сначала Нани не хотела исполнять знаменитую сейчас песню «Снегопад». «Я не знаю, как её надо петь», – сказала она композитору А. Экимяну, который настоятельно просил певицу записать песню. «Просто спойте по-брегвадзевски», – ответил ей автор. Вскоре «Снегопад» стал своеобразной визитной карточкой певицы.
- После одного из концертов певицы И. Козловский, тогда уже престарелый, поднялся на сцену, опустился перед певицей на колени и поцеловал ей руку. Н. Брегвадзе призналась, что, вспоминая этот рыцарский жест легендарной личности, каждый раз поёживается и с внутренним трепетом спрашивает себя: «Боже, неужели это был не сон?»
Напишите отзыв о статье "Брегвадзе, Нани Георгиевна"
Примечания
- ↑ Данные с официального сайта певицы.
- ↑ [my1music.my1.ru/index/nani_bregvadze/0-10 Моя Ностальгия - нани брегвадзе]
- ↑ [my1music.my1.ru/index/nani_bregvadze/0-10 Нани Брегвадзе]
- ↑ [www.kavkaz-uzel.ru/articles/141059/ Певица из Грузии Нани Брегвадзе отменила свой концерт в Санкт-Петербурге]. kavkaz-uzel.ru (30 августа 2008). Проверено 12 февраля 2016.
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=047214 Награждена указом президента № 1111 от 21.07.2008]
- ↑ [www.rah.ru/the_academy_today/the_members_of_the_academie/member.php?ID=17886 Брегвадзе Нани]
- ↑ Брегвадзе, Нани Георгиевна // Кто есть кто в современной культуре : В 2 вып. / Гл. ред. С. М. Семенов, авт. и сост. Н. И. Шадрина, Р. В. Пигарев и др.. — М.: МК-Периодика, 2006—2007. — ISBN 5-93696-007-3, 5-93696-010-2.
- ↑ Брегвадзе Нани Георгиевна // Кто есть кто в современной культуре : В 2 вып. / Гл. ред. С. М. Семенов, авт. и сост. Н. И. Шадрина, Р. В. Пигарев и др.. — М.: МК-Периодика, 2006—2007. — ISBN 5-93696-007-3, 5-93696-010-2.
Ссылки
- Брегвадзе Нани Георгиевна // Кто есть кто в современной культуре : В 2 вып. / Гл. ред. С. М. Семенов, авт. и сост. Н. И. Шадрина, Р. В. Пигарев и др.. — М.: МК-Периодика, 2006—2007. — ISBN 5-93696-007-3, 5-93696-010-2.
Отрывок, характеризующий Брегвадзе, Нани Георгиевна
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
Категории:
- Родившиеся 21 июля
- Родившиеся в 1936 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Тбилиси
- Певцы и певицы по алфавиту
- Певцы и певицы СССР
- Певцы и певицы Грузии
- Певцы и певицы XX века
- Музыканты по алфавиту
- Пианисты по алфавиту
- Пианисты СССР
- Пианисты Грузии
- Пианисты XX века
- Педагоги по алфавиту
- Музыкальные педагоги СССР
- Музыкальные педагоги России
- Музыкальные педагоги XX века
- Кавалеры ордена Чести (Грузия)
- Кавалеры ордена Дружбы (Россия)
- Народные артисты СССР
- Кавалеры ордена Сияние
- Выпускники Тбилисской консерватории
- Преподаватели МГУКИ
- Заслуженные артисты Грузинской ССР
- Народные артисты Грузинской ССР
- Исполнители романсов
- Меццо-сопрано
- Контральто
- Иностранные члены РАХ
- Почётные граждане Тбилиси
- Лауреаты Государственной премии Грузинской ССР имени Шота Руставели
